Киреев рассмеялся. Наталья сделала вид, что обиделась:
- А клялись.
- Простите. Но - правда смешно... А можно я вас Котей называть буду?
- Я подумаю. А как вас звали в детстве?
- Конечно, Кира.
- Почему - конечно?
- А мода такая была. Бралась фамилия - ее уменьшительный вариант и становился прозвищем. У нас в классе Зиновьев был Зиной, Зотов - Зотиком.
- А меня бы Мышкой звали?
- Точно.
- Но вы мне что-то сказать хотели.
- Разве?
- Не хитрите.
- Сейчас скажу. Только у меня сначала вопрос к вам будет. Серьезный очень.
- Слушаю.
- Вы верите в дружбу мужчины и женщины? Чтоб она чистая была. Без мыслей задних.
- Каких?
- Или передних. Вот Лев Толстой считал, что трудно мужчине подружиться с женщиной...
- Вы имеете в виду секс?
- Вот спасибо! Я все рядом и около. Да, имею в виду именно это. Вот представьте: гуляю, например, я с женщиной. О поэзии говорим, друг друга выслушиваем. И никаких поцелуев. Только дружба. Это возможно?
- Не знаю.
- Вот видите, и вы не знаете, - Киреев подчеркнуто глубоко вздохнул.
- Я правда не знаю. Женщина может и впрямь чего-то большего от мужчины ждать, но это от многих нюансов зависит. А вот то, что женщина настоящим другом может быть, - я не сомневаюсь. Надеюсь, для вас я стану таким другом.
- Я все понимаю. Секс и я - это же анекдот.
- А зачем вы этот разговор завели?
- Не знаю. Я раньше об интимной стороне жизни чересчур много думал, сейчас перестал, - Киреев вновь улыбался. - Это плохой признак?
- Хороший. Силы беречь надо.
- Для чего?
- Чтобы вылечиться. Послушайте, вы меня заговорили. Ухожу. Вы не забыли, завтра у Лизы день рождения?
- Не забыл. Вот только с утреца на демонстрацию схожу.
- Вы серьезно? Да ну вас.
Уже у порога она сказала:
- А вы опять ушли от ответа.
- Я болтун, Наташа, но это внешне. На самом деле я жутко застенчивый человек.
- Не заметила.
- Но это так. И слов высокопарных не терплю.
- Тогда я пошла.
- Постойте. Сейчас я буду так же серьезен, как покойник на собственных похоронах.
- Типун вам на язык.
- Спасибо. Так вот, я готов выпить бочку настойки болиголова, но... Я сейчас действительно пробую душу свою лечить. Пока плохо у меня получается. А вы для меня как маячок.
- Почему?
- Потому что людей любите. И жалеете их. Что в моем понимании одно и то же. А я жалел только себя. Всю жизнь. Поздно, правда, это понял: тяжело наука дается. Она замолчала, опустив голову, будто обдумывая что-то.
- Михаил Проко... Миша. Хотите, я останусь? Их глаза встретились. Потом он покачал головой.
- Что, я совсем вам не нравлюсь?
- Наоборот.
- Тогда в чем же дело?
- Ни в чем, а в ком. В вас.
- Во мне?
Киреев кивнул.
- Но почему?