- Ну вот, - возвращая телефон, сказала Юля. - Теперь мне Алла Ивановна всю родословную расскажет - и свою, и Софьи Николаевны.
- А какое она добро тебе сделала?
- Никакого.
- Что ж ты тогда сказала...
- Наивный. Ты бы вместо детективов Карнеги читал.
- И что он такого умного написал?
- Он написал, что в сердце льстец всегда отыщет уголок.
- Ха-ха, это дедушка Крылов написал.
- Не важно. Скажи я, что всем в жизни ей обязана, эта дура, думаешь, не поверила бы? Так человек устроен, мой дорогой Шурик. Ладно, мне пора. Надо еще крем этот чудодейственный достать.
- Ну даешь, - Шурик был в восхищении. - Ты мне нравишься.
- Честно говоря, ты мне тоже.
- Опять Карнеги?
- Да нет, в отличие от того же Гришани у тебя мозги работают. К тому же ты Крылова читал - в наши дни это редкость. А за идею спасибо.
- Не за что, - скромно ответил Шурик. - Можно еще один вопрос? Напоследок.
- Можно.
- У тебя... есть кто? В смысле мужика.
- Шурик, у тебя началось головокружение от успехов. Не так быстро, хорошо? Об этом в следующий раз.
- Я подожду. Я терпеливый. Но Юля этих слов уже не слышала. Она спешила: Алла Ивановна ждала чудодейственный крем.
Глава двадцать первая
"Ынторсура-Бузэулуй. Ынторсура-Бузэулуй" - из головы почему-то не выходило странное название городка из Атласа мира. Вчера Киреев весь вечер вместе с Лизой смотрел атлас. Фантазировали, где можно побывать, какие города посмотреть. Там они и нашли этот городок - то ли румынский, то ли болгарский. Лизу название рассмешило, а ее папа сразу сочинил: Ынторсура-Бузэулуй:
Раз приехал - не балуй. В игру включились все, даже Наталья Михайловна: В городке Ынторсура
Дорогая микстура. Но все это было вчера. Вчера, а значит, в прошлом остались и теплый свет ночника, и негромкий перебор гитары, и какой-то по-детски открытый смех Натальи. Сегодня Киреев стоял у дверей кофейни. У него уже не было дома, не было угла, который он мог бы назвать своим. Киреев уезжал, сам не зная куда. Мимо него проходили нарядно и со вкусом одетые люди. Михаил Прокофьевич в неизменном свитере чувствовал себя среди них не очень ловко. Видавший виды рюкзак, в котором лежал сухой паек, смена одежды и несколько книг, только усиливал картину. Ему стало казаться, что все смотрят только на него. Софьи еще не было, и Киреев уже всерьез подумывал над тем, чтобы повернуться и уйти. Чтобы как-то занять себя, он достал записную книжку, вырвал из нее листок. Листок был чистый, розового цвета. Так и захотелось что-то написать на нем. Чтобы не мешать прохожим, Киреев отступил к самой стене дома. Сначала он написал большое "Я". Ему стало вдруг безразлично, смотрят ли на него, что думают, кем считают. Время тоже потеряло над ним власть: Киреев думал, что прошло несколько минут, на самом же деле полчаса прошло от первой написанной буквы "Я" до последнего слова - "Бога". А все стихотворение получилось вот каким: Я уйду в неясный день,
Там в долине плачет птица. Может, это - коростель?
Может, это только снится? Или ночью, в час глухой
Я уйду, забыв потери, И оставлю за собой
Старый дом и скрипы двери. Этот скрип - вздох обо мне
Ничего уже не значит, Засмеется дочь во сне,
Под подушкой крестик пряча. Только должен я уйти
В час любой, в пургу и слякоть, Будут грозы на пути,
Будет в ивах ветер плакать. Или это коростель
Все зовет меня в дорогу? Я уйду в неясный день,
Чтоб найти себя и Бога. Кто-то тронул Киреева за рукав.
- Можно вас отвлечь? Перед ним стояла, улыбаясь, Софья. Просто стояла и улыбалась, а ему показалось... Впрочем, он и себе не решился бы сказать о том, что ему показалось в это мгновение.
- А я уж испугался, что не придешь.
- Правда? Извини, попала в "пробку". Что, пойдем? Неожиданно улыбка сошла с его лица. Он как-то неуверенно затоптался на месте.
- Михаил, что-то случилось?
- Даже не знаю, как сказать... Посмотрел на нас со стороны...
- Знаешь, а мне понравилось, с каким достоинством ты вел себя тогда у Аллы. Хотя... Белая куртка с серым свитером - это, прости, нечто. Хорошо, что ты ее сейчас не взял.
- Она в рюкзаке лежит.
- Понятно.
- С достоинством, говоришь? Я и сейчас весь одно сплошное достоинство. Разве не заметно?
- Почему же стесняешься тогда? Мы ведь не на прием к английской королеве пришли.
- Я не стесняюсь. Просто вдруг подумал, что тебе неловко будет со мной. Софья посмотрела на Киреева долгим взглядом. Он успел заметить, что, когда что-то привлекало ее внимание, взгляд становился долгим-долгим.
- Глупости, - наконец сказала Воронова. - И вообще, я сегодня поднялась в такую рань, что мне пора выпить хорошего кофе.
- А где икона? Софья молча показала ему на пакет, который она держала в руке.
- Здесь? Я и не подумал.
- Почему?
- Не знаю.
- А в чем ее надо носить? Он промолчал.