Юля окончательно пришла в себя и осмотрелась. Похоже на больничную палату. Рядом стояла еще одна койка. Пустая. Что находилось на противоположном конце комнаты, она увидеть не могла почему-то не хватало сил приподняться, а подушка была совсем низкой. И еще Юля поняла, что человек в коридоре говорил с кем-то о ней.
- Я хирург, понимаете? Вам что-нибудь такое имя - Гиппократ - говорит? Слава Богу. Я оперирую человека, а не фамилию... Вот сейчас вы правильно сказали: надо, видимо, подождать. Сколько дней? Дня через три позвоните, хорошо... Нет, я не обижаюсь. Да. Конечно, конечно. До свидания. Раздались звуки шагов, дверь в палату открылась, и в комнату стремительно вошел высокий полноватый человек в белом халате. "Это больница", - окончательно догадалась Юля, но ничего вспомнить не смогла. Вошедший заговорил, но с кем-то другим. Юля наконец-то смогла приподнять голову и увидела, что в палате кроме нее находится еще один человек. Он сидел на стуле у окна и при появлении хирурга поднялся.
- Михаил Прокофьевич, сейчас мне позвонили...
- Я все слышал, Вадим Алексеевич.
- Я действительно так громко разговаривал? Но этот капитан тоже хорош: стал мне лекцию читать.
- Спасибо вам.
- Бросьте! Ей действительно надо набраться сил.
- А ничего, что она третий день спит?
- Наоборот, хорошо. Человек, уважаемый Михаил Прокофьевич, во время сна и сил набирается, и выздоравливает.
- Вы ей даете что-нибудь снотворное?
- А вот это вас, уважаемый Михаил Прокофьевич, касаться не должно. Не обижайтесь. Лучше скажите: вы и вправду не знаете, как зовут эту счастливицу?
- Честное слово. А почему счастливица, Вадим Алексеевич?
- А как же иначе? Во-первых, тот, кто ее, пардон, убивал, был либо очень пьян, либо делал это впервые.
- Вот как?
- Да. Внутренние органы практически были не повреждены - такое ощущение, что нож, пардон, пыряли - другого слова не подберу - наугад. Это, как говорит моя внучка, раз. Быстро вы ее подобрали - два. Крови она, конечно, много потеряла, но учитывая то, что вы ее в грузовике везли, да по нашим дорогам - одним словом, три...
- Есть что-то еще? Хирург на секунду-другую задумался. Наконец ответил:
- Если честно, есть. Только я вам сразу скажу, что в чудеса не верю.
- Я это учту, Вадим Алексеевич.
- Не надо смеяться, уважаемый Михаил Прокофьевич. Мой покойный учитель Альбин Францевич Калиновский любил говорить, что самое большое чудо - это врач, который за долгие годы своей практики с чудом ни разу не встречался.
- Он как-то мудрено выражался, этот ваш учитель.
- Не смейтесь. Он же не был журналистом, зато хирургом - от Бога.
- От Бога?
- Да не ловите меня на слове, - рассердился Вадим Алексеевич, - так говорят. Калиновский просто хотел сказать тем самым, что в жизни всегда есть и будут случаи, которые не поддаются логическому объяснению. Вот и в истории с девушкой, что сейчас мирно спит перед нами, мне... не все понятно.
- То есть?
- Когда ее положили на операционный стол, рана не кровоточила. Будто крови совсем не осталось.
- А такого быть, как я понимаю, не могло?
- Не могло, - желчно ответил хирург. - Вы ведь не перевязывали ее?
- Да что вы! С детства крови боюсь. Я только взял мешочек... и приложил.
- О чем вы задумались, уважаемый Михаил Прокофьевич?
- Да так... Вспомнил, что в мешочке этом одна древняя икона завернута была. Мешочек быстро кровью пропитался, покуда мы везли девушку. Признаюсь, я сильно растерялся. К тому же у нее чтото вроде бреда началось. О каком-то гнилом Шурике все вспоминала, про шмеля говорила. А потом стала икону просить. Я подумал, может, верующая. Кто знает, о чем человеку перед смертью думается.
- Вы же сказали, что она бредила.
- А вдруг это не бред был, а какое-то переживание? Говорю же, растерялся я тогда. Достал икону, а она прижала ее к себе, плачет, у кого-то прощения просит.
- И к чему вы это мне все рассказали?
- Вы же не понимаете, почему рана перестала кровоточить.
- Хотите сказать, это икона кровь остановила?
- Не знаю. Честно, не знаю. Но то, что она икону к себе прижимала...
- Бросьте, уважаемый Михаил Прокофьевич. Свои сказки для бабушек оставьте... Они не договорили. С кровати, где лежала девушка, раздался слабый голос:
- Скажите, вы - Киреев?
Мужчины дружно повернулись в ее сторону.
- Киреев. Но вам вроде как нельзя разговаривать.
- Вас... убить хотят, Михаил Прокофьевич.
- Вы даже имя мое знаете?
- Это не важно... это потом. Вас убьют.
- Милочка, - вступил в разговор хирург, - вы еще успеете наговориться, а пока поберегите силы.
- Вы же сказали, что я счастливая... Мне хорошо. А вот Михаила Прокофьевича... убить могут. Хирург посмотрел на Киреева.
- Так вы знакомы?
- Нет, уважаемый Вадим Алексеевич. Как оказывается, есть общие знакомые. И, наверное, общие интересы.
Михаил взял стул и поднес его к кровати Юли.
- Вообще-то, ей отдыхать надо. - Было видно, что хирург колеблется. - Ну, хорошо. Сегодня даю вам пятнадцать... нет, десять минут. И ни минуты больше. Если я буду нужен, Михаил Прокофьевич, спросите меня в ординаторской.