- Старец пока не звал. А после будет видно... Куда пойду сейчас? Городок такой есть - Бобров называется. Не слыхали?
- Нет.
- А оттуда уже точно - в Старгород, - скорее себе, чем женщине ответил Михаил.
- Тоже не слышала.
- Вот теперь будете знать.
- Ангела-хранителя вам в дорогу. А старец будет молиться за вас. И вы его тоже не забывайте!
- Что вы!
- А то оставайтесь. Я для вас без хрена квас сделаю.
- Надо идти. Спасибо.
- Я вот тут вам хлебушка и огурчиков малосольных положила. Идите с Богом! Киреев вновь прошел через весь Древлянск. Но теперь город показался ему совсем другим тихим, сонным и очень уютным. Он зашел на почту и хотел позвонить в Москву. Отстоял длинную очередь - единственная телефонистка работала очень медленно, а потом Киреев передумал звонить. Что он скажет Ире и Виктору? И Михаил послал Бобровым телеграмму, в которой было всего пять слов: "Я плачу вместе с вами".
* * * Киреев оказался прав. Оперуполномоченный не усомнился в показаниях Юли, а Вадим Алексеевич и Федор не оставили девушку в одиночестве. Хирург вообще-то здорово помучил ее. Он заставлял Селиванову много ходить - сначала по палате, потом по коридору и, наконец, по маленькому больничному парку. Разумеется, Юле это не нравилось: лежать в постели было гораздо комфортнее, при ходьбе же начинались боли. Но с каждым новым днем девушка ходила все увереннее и увереннее. При выписке Голубев дал Юле, как он сам выразился, ЦУ - ценные указания и обязал ее каждый день приходить на перевязки.
- Вадим Алексеевич, - спросила она хирурга, - я у вас в неоплатном долгу, но ответьте мне: почему вы так заботитесь обо мне?
- По многим причинам, уважаемая Юля.
- Киреев - одна из них?
Голубев на секунду-другую задумался. Потом ответил:
- Он - редкий человек.
- Потому что ходит пешком?
- Потому что неделю просидел возле твоей постели и ни разу не попросил меня, хирурга, посмотреть его самого. Думаешь, я не понял, чем он болен? А вообще, - Вадим Алексеевич улыбнулся, - уважаемая Юля, разве чувство приязни, дружбы всегда логически объяснимо? Хотя, не спорю, мне было приятно, как большому поклоннику Канта, встретить в нашей жизни единомышленника.
- Михаил Прокофьевич вам сам сказал, что любит Канта?
- Зачем? Когда тебя привезли в приемный покой, то я позволил себе процитировать Иммануила: "Удел женщины - владычествовать, удел мужчины - царить..." А Михаил Прокофьевич неожиданно
- для меня, разумеется - закончил мысль Канта: "...потому что владычествует страсть, а правит ум". Юля возмутилась:
- Вас, что, на такие глубокие мысли навело мое распростертое тело?
- Не обижайтесь, уважаемая Юля. У женщин мысли рождаются из переживания, а у мужчин переживания из мыслей...
- Это тоже сказал Кант?
- Нет, это сказал хирург Голубев... Мне трудно объяснить женщине ход своих мыслей, но, поверьте, и Киреев, и я, и тот молодой человек, кажется, его зовут Федор, все мы переживали за вас.
- Я это знаю и благодарна вам всем. Но все-таки, что в моем тогдашнем положении вызвало в вашей памяти эту цитату?
- Вы не понимаете?
- Не понимаю. А Киреев понял вас или только показал свою эрудицию?
- Как у вас глазки заблестели! Вот вам и ответ. Если бы миром правил ум, а не страсть!
- Получается, что во всем виноваты женщины?
- Да нет же! Разве настоящий мужчина мог так поступить с вами? Все перемешалось в этом мире... - Голубев громко вздохнул. - Вы умирали тогда. На лице ни кровинки, зато в крови обе руки. Это правда, что все хирурги в той или иной степени являются циниками. Но не потому, что они бессердечны. Это защита организма, если хотите. И все равно, когда умирают дети или молодые люди
- к этому, уважаемая Юля, невозможно привыкнуть... - Голубев замолчал.
- Кант - это форма самозащиты? - спросила Юля.
- Вот видите, столько я слов потратил, а вы одной фразой объяснили, - улыбнулся Вадим Алексеевич. - А можно сказать несколько иначе: я в тот момент призвал себя к бесстрастию.
- Зачем?
- Чтобы у вас стало больше шансов выжить. А вот Федор Новиков не вел с Юлей философских разговоров. Он приходил, приносил козье молоко - "подарок от тещи", свежие ягоды и фрукты. Сидел молча, не зная куда деть свои большие руки. Сначала Юля чувствовала себя не очень ловко, особенно когда Федор стал продолжать навещать ее в монастырской комнатке, где она поселилась, выписавшись из больницы. В жизни Селиванова твердо усвоила правило: если тебе оказывают внимание, значит, от тебя что-то хотят. Первым исключением из правила оказался Киреев. Неужели Федор будет вторым?
- Вы, я думаю, образцовый муж, Федор, - сказала однажды Новикову Юля.
- Почему так думаете?
- Вы заботливый. Хозяйственный. Немногословный. Наверное, руки у вас золотые. Федор засмущался:
- Скажете еще! Вам Михаил расскажет. Он тогда на меня прикрикнул даже: много, мол, говоришь.
- Вы удивили меня. А я думала, что вы - молчун.
- Да я сам себе удивляюсь. А вот про то, что хозяйственный... У нас иначе нельзя. Жить-то надо.
- А чем вы занимаетесь?
- Да всем. Фермерствовать пробовал. Когда за солярку пришлось весь собранный урожай отдать, а налогами меня просто задушили, понял, что с фермерством завязывать надо. Кое-что продал грузовичок старенький купил. Однажды решил мясным бизнесменом заделаться.
- Каким?
- Мясным. Объездил окрестные деревни, мяса скупил и поехал в Москву продавать. Наивный.
- Почему наивный?
- Пока ехал, на одном посту ГИБДД остановили - пришлось дать гаишникам мяса, на втором, третьем... А в Москве на рынке подошли три...
- Бугая?