- Говорю же тебе, что есть. Куда нам надо заехать?
- Заедем на минутку в больницу, а потом поедем в Москву по донской дороге, если ты не возражаешь.
Софья сразу поняла Юлю. Девушка, с одной стороны, хотела на прощание увидеть те места, где так круто изменилась ее жизнь, а с другой - отблагодарить Воронову: Юля чувствовала, что любое упоминание о Кирееве будет приятно для Софьи. В больнице Селиванова действительно задержалась всего на несколько минут, и вот уже Софьин "БМВ" вез подруг по той самой дороге. Вез не спеша, чем вызвал недовольство своих менее "породистых" родичей, которые, сигналя что есть силы, обгоняли "иностранца". Впрочем, самим девушкам это, похоже, было абсолютно безразлично. Юля словно вела экскурсию:
- Видишь, обгорелая трава - там, слева? Туда братки кувыркнулись. И сгорели... А вот тот самый поворот.
- Хочешь, заедем туда?
- Не надо! Сплю я спокойно, но лучше не надо.
- Про шмеля ты красиво вчера рассказывала. И про птицу.
- Смешно.
- Ты о чем?
- Я тогда смерти ждала, а жалела только о том, что за несколько лет в настоящем лесу ни разу не была. Прав Киреев, в этом мире...
- Все парадоксально? - подхватила Софья. Подруги рассмеялись.
- А вот эта самая развилка. Михаил здесь из автобуса вышел, а мы чуть подальше стояли...
- Федор Киру здесь подобрал?
- Два раза... Представляешь, а если бы они разминулись? Я сейчас подумала об этом - и мне страшно стало.
- А там, я понимаю, - показала Софья направо, - знаменитая Галичья гора. Давай заедем туда?
- В деревню? - испугалась Юля. - Ни за что на свете.
- Нет, на гору. Ты мне сама рассказ Михаила передавала, как он на горе полдня просидел, обо всем позабыв. Поедем?
И вот Софья и Юля стоят на вершине огромной кручи. Обе молчат, каждая думает о своем. Легкий ветерок ласково играет с волосами девушек, перепрыгивая на кусты, деревья - и бросается вниз с обрыва. Но не падает в реку, а поиграв с ней и вызвав легкую рябь, вновь развевает волосы девушек.
- Такой песчинкой себя чувствуешь, - первой нарушила молчание Софья.
- Я тоже об этом подумала. И еще знаешь о чем?
- Знаю, - улыбнулась Воронова. - Потому что я тоже хочу.
- Что - хочешь? - удивленно посмотрела на подругу Юля.
- Быть птицей. Расправить крылья, то есть руки, - и полететь. Над морями, над лесами, над зелеными лугами.
- Нет, лучше просто парить. Как тот ястребок или сокол - я не разбираюсь. Представляешь, Соня, он высоко-высоко. И будто висит в воздухе. Не шелохнется.
- А потом ка-ак бросится вниз, на добычу. - Софья неожиданно схватила Юлю за плечи.
- Напугала, сумасшедшая! - охнула Селиванова. - Так и заикой можно сделать... А о Кирееве неужели сейчас не думала?
- Юленька, ты помнишь, что сказал Александр Сергеевич? Чем меньше мужиков мы любим, тем больше нравимся мы им. Вот! Отсюда надо делать соответствующие выводы.
- Ну ты даешь! Он наоборот все написал.
- А мы переделали. Ты хочешь что-то спросить? По глазам вижу, что хочешь.
- Опять читаешь мысли? Хочу. Как ты думаешь, у меня получится?
- Что?
- Начать жизнь набело?
- Поживем - увидим. Но ты же ведь не это хотела спросить. Правильно ли ты сделала, что уехала из Задонска? Так?
Юля кивнула и с какой-то верностью и надеждой посмотрела в глаза Софье. Воронова поняла, что шуткой здесь не отделаться.
- Маленького принца помнишь?
- Кто тебя выдумал, звездная страна, - пропела Юля.
- Снится мне издавна... Да. О том, что мы в ответе за тех, кого приручаем, - помнишь?
- Помню. Думаешь, я его приручила?
- Думаю - да. А он тебя?
- Честно? Не знаю.
- Вот ты и ответила сама на свой вопрос. Когда поймешь, тебе не понадобятся мои советы. Давай я тебе лучше стихи почитаю.
Стихи она читала нараспев, голос девушки звучал нежно. Соня слегка раскачивалась в такт стихам: В полях под снегом и дождем,
Мой милый друг, мой бедный друг, Тебя укрыл бы я плащом
От зимних вьюг, от зимних вьюг, И если мука суждена
Тебе судьбой, тебе судьбой, Готов я скорбь твою до дна
Делить с тобой, делить с тобой. Пускай сойду я в мрачный дол,
Где ночь кругом, где тьма кругом, Во тьме я солнце бы нашел
С тобой вдвоем, с тобой вдвоем. И если б дали мне в удел
Весь шар земной, весь шар земной, С каким бы счастьем я владел