Огромные, низкие, свинцово-серые тучи закрывали небосвод, оставляя лишь небольшие просветы, в которые заглядывал скудный вечерний свет. Длинные ветвистые молнии, голубые, фиолетовые и белые, то и дело полосовали небо, ударяя то в высокие крыши городских зданий, то в вершины холмов, скал на суровом северо-западном побережье и утёсов, в подножия которых то и дело ударялись высокие, пенистые морские волны. Иногда грозные небесные стрелы попадали в деревья или кусты, отчего те загорались или вовсе с громким треском разлетались на куски. Оглушительный гром наводил ужас на всё живое и заставлял прятаться в надёжные укрытия.
Большая иссиня-чёрная птица (очевидно, это был ворон), с недовольным карканьем снялась с высокой башни одного из величественных арохенских зданий и, несмотря на косой ливень, направилась дальше на запад. Временами пернатый путешественник останавливался, чтобы немного отдохнуть, однако дождь, не перестававший лить ни на мгновение, не давал покоя. И тогда ворон летел дальше, уже над беснующимся морем, подгоняемый свистом ветра, громовыми раскатами и беспрестанными вспышками молний.
Нужно сказать, что гроза на востоке, над огромным куском суши, была не такой сильной и наверняка уже сходила на нет, поскольку громадная чёрно-серая туча, подгоняемая штормовым ветром, быстро двигалась на северо-запад. Однако здесь, на северо-западном побережье и над океаном, она дала о себе знать во всю свою мощь, которую с древности одни люди считали гневом Богов или Природы, а другие — милостью, поскольку именно после таких сильных гроз с обильными дождями обычно бывали обильные урожаи и расцвет всего живого. Но, с другой стороны, все люди, животные и прочие существа до смерти боялись шторма, грома и молний и прятались, кроме, пожалуй, одного слишком смелого пернатого создания, которому вздумалось лететь сквозь такую грозу далеко на запад из того самого места, где находился величественный город людей под названием Арохен.
Наконец, измученная грозой и ливнем птица, миновав множество скалистых островов и утёсов, не дававших нужного приюта, принялась описывать круги над юго-западным побережьем огромного острова. Горные хребты и долины были едва видны за стеной дождя, однако пернатый странник безошибочно определил пятно человеческого города и огромного дневнего замка. Сделав последний рывок, он направился туда и, снижаясь над замком, едва не попал под удар громадной голубовато-фиолетовой вспышки. Наконец, злосчастный ворон с громким криком, заглушаемым раскатами грома, влетел в узкий чёрный проём ничем не защищённого окна в одной из башен, спустился, описывая спирали, в самый низ, в тронный зал, и бессильно упал на ковёр у самых ног королевы Ардаманта, обратившись облачённым в поблёскивающую чешуйчатую броню принцем Мораном.
— Моран! Ты вернулся домой один, не предупредив меня об этом, и всё это время не подавал о себе никаких вестей?
Иера встала, сама не зная, что бы ей хотелось сделать с сыном, который явился в самый разгар грозы и без обещанных пленников. Однако, наклонившись, она увидела, насколько измученный вид был у принца, и вместо того, чтобы ударить его или сделать что-то ещё, склонилась над ним, дотронулась до плеча и мокрых разлохмаченных волос, мысленно проклиная себя за эту материнскую слабость. Лицо принца было бледно, а глаза закрыты.
— Моран… сын мой… очнись! Ты слышишь меня? Где эти проклятые слуги?..
В тот же миг к ним уже подбегали три молодых служанки, две из них — с большим широким сосудом с тёплой водой, а третья — с широким длинным полотенцем и пузырьком, полным какого-то снадобья.
— Мы пришли вовремя, Ваше Величество? — спросила та из девушек, что несла полотенце и снадобье.
— Принц ещё жив? — послышался робкий вопрос от другой.
— Если бы он был мёртв, я бы убила вас сейчас на месте! Приведите его немедленно в порядок!
Служанки повиновались, подняли принца и принялись окунать головой в сосуд с водой, в которую одна из них вылила немного содержимого из небольшого стеклянного флакона. Королева-мать металась, придумывая, какую бы кару обрушить на них, если они утопят в этом чане её родного сына. Однако вскоре послышалось бульканье, и тогда они проворно вытащили голову Морана из сосуда и накрыли полотенцем. Принц открыл глаза.
— Где я? — спросил он еле ворочавшимся языком.
— Дома ты, болван! — закричала королева, подскакивая к нему и отпихивая служанок, отчего одна из них едва не угодила в воду со снадобьем целиком. — Говори, щенок, почему ты явился один и почему целых три года от тебя не было ни весточки? Что ты делал, Тьма тебя разбери?
— Тьма… всё равно что наша мать, и пугать меня ею — всё равно, что пугать смертью Владык Времени. Я всё расскажу…
Приобняв мать, он поднялся на ноги и, опираясь на неё, доковылял до трона и уселся на одну из ступеней. Сбросив с себя руку сына, Иера отряхнулась, поправила съехавшую набок диадему и длинные кудрявые волны золотисто-рыжих волос и, гневно сверкнув глазами, послала служанкам несколько длинных искр, отчего те в ужасе убежали прочь.
— А теперь — рассказывай, — сказала колдунья после паузы, за которую успела, закрыв глаза, утихомирить бушевавшую в ней бурю магической силы, которой набралась уже изрядно за три года непрерывного самообучения высшей магии Тьмы. — Только не выводи меня из себя, я пока ещё не научилась в совершенстве управлять тем, что сумела в себе разбудить.
— Никто не учил меня магии, пока я жил среди этих амантийцев, и верно то, что далеко не все из них тупицы. Ты сказала мне тогда привести волшебника, за которым придёт девчонка…
— Да, Моран, именно это. Так где же он? Отвечай, не тяни время и не испытывай моё терпение!
— Я всё расскажу, если ты найдёшь терпение меня выслушать. Мы просчитались. Кто я такой в сравнении с самим Этагором?
— Что ты сказал? — королева резко встала, нахмурившись, раскрыв рот и сверкая глазами так, что из них и впрямь вылетали молнии. — За Этагором я тебя точно не посылала, а велела тебе привести сюда волшебника, который засел в сердце той… ты же знаешь, что её саму мы не можем взять голыми руками, но вот того парня…
Моран поднялся на ноги вслед за ней, схватил за плечи и слегка потряс.
— А ты понимаешь, что его мы тоже не можем взять? Хотя, конечно, предположили, что он тоже может оказаться одним из них… И пока я сделал всё что мог, и попытался сделать так, чтобы хотя бы прервать между ними связь, до тех пор, пока он не окажется в наших руках, я использовал для этого все свои умения…
— И как ты их использовал?
— Я потратил на это все свои силы, и у меня даже не осталось их на то, чтобы посылать тебе вести. Но всё это пошло насмарку, потому что этот проклятый жрец успел разбудить в себе Архонта Света, так же как до него это сделала та девчонка! А до этого я ещё зря терял время, пытаясь выдать себя за принца Тенгина и соблазнить арохенскую принцессу, чтобы получить власть над Амантой и тем самым покорить этих двоих, но был позорно разоблачён, моя магия и хитрость оказались бесполезны против тех, в царстве которых хозяйничают Светлые! Теперь мы пропали, потому что нет больше никого, за кем бы они оба пришли бы к нам и попались в нашу ловушку! Ты понимаешь??
Он так сильно встряхнул мать, что её голова мотнулась вбок, а корона слетела и упала на каменный пол.
— Отпусти меня, недоносок, хватит меня трясти! — закричала та и отшвырнула от себя принца, вцепившегося в неё, как клещ. — Всё это время ты делал совершенно не то, о чём я тебя просила! Хотя кого я просила… Император оставил тебя в живых только потому, что я слёзно попросила его об этом, но если ты продолжишь выводить меня из себя, я прикончу тебя сама! Слышишь ты, ублюдок, жалкое отродье той собаки с крыльями, которая посмела…
— Что?..
Принц в нерешительности поглядел на свои руки и ноги, ощупал себя, потом вопрошающе взглянул на мать.
— Разве я не потомок Императора Паллиэна? — спросил он.
— Императора Паллиэна… — передразнила Иера и разразилась нехорошим смехом. — А ты помнишь, чтобы у Императора на спине были следы от отрезанных драконьих крыльев? А хотя откуда ты помнишь, ты ведь был ребёнком…
— Я помню, — ответил тот со странным спокойствием в голосе, которое означало всё то же состояние ошеломления. — Но я всегда думал, что в предках Императора были Драконы и я унаследовал от них крылья, которые мне потом отрезали, потому что я не мог летать. Скажешь мне, что это не так?
— Дурак! Кретин! Когда-нибудь я расскажу тебе, кто был твой отец… если ты ещё не знаешь. И если бы не Император сейчас бы мы оба жили в Мраморных горах вместе с крылатыми огнедышащими дикарями, которые никакого отношения к Императорам не имеют и нашей власти упорно не подчиняются! Они находятся в каком-то родстве с этими Девяноста и имеют прямую связь с Богиней того огненного шара, который здесь называют Небесным Оком! Они наши враги!
— Значит, я сын врага… — уточнил Моран, вновь подступая к ней.
Внезапно тон голоса Королевы изменился и она залепетала:
— Ты — мой сын… ты — мой сын… забудь теперь то, что я тебе до этого сказала. Забудь… забудь… забудь…
Она провела изящными руками над головой принца, и тот вновь "опомнился", посмотрев на королеву ясным, решительным и колючим взглядом.
— Но я не забыл, — сказал он. — Не думай, что я стану разыскивать своего родного отца и просить у него прощения. Но должен ещё сказать… о том, что раздирает меня изнутри.
— Что же тебя раздирает?
— Если я верно догадался, мой отец был из племени драконид, которое поклоняется силам Света и несёт в себе светлое начало. Но у меня нет крыльев, я не умею создавать внутри себя пламя и извергать его и я не поклоняюсь Богине Небесного Ока. Но я чувствую, что часть Её силы дана мне от рождения и поглощает то, что я упорно пытаюсь взрастить в себе с помощью магии Тьмы. Алхимия Тьмы, которой меня учил великий чародей Бэгморо, не способна погасить пламя, которое таится у меня внутри, а если оно прорвётся, то спалит всю Тьму, которую я обрёл. И пока что я нахожусь в страшном напряжении и трачу все свои силы на то, чтобы удержать равновесие, как это делают, наверное, Серые маги.
Иера засмеялась.
— К сожалению, с Серой магией я не знакома, но не думаю, что такие маги испытывают то же, что и ты. Нет, Моран, силы, которые в тебе таятся, совсем иного порядка, чем те, которыми орудуют обычные маги — белые, чёрные или серые. Ни один обычный маг не имеет дела с силами высшего порядка, управляющими Мирозданием, а если это происходит, тогда он перестаёт быть волшебником, а становится ведомым этими силами, он становится жрецом — Светлым или Тёмным. Серых жрецов не бывает.
— А кто тогда ты, маг или жрица Тьмы? — полюбопытствовал Моран.
— Попробуй догадаться сам, если в тебе есть хотя бы крупица разума. И если ты всё-таки хочешь сделать окончательный выбор, тебе нужен не Бэгморо. Да, он Алхимик и я тоже кое-чему учусь у него, однако его нельзя назвать Мастером Тьмы. Открою свой секрет: я училась этому у самого Императора Паллиэна, твоего отчима.
— Почему ты мне раньше об этом не сказала? — оживился Моран. — Так, выходит, ты можешь мне помочь?
— Могу. Нет ничего сложного в том, чтобы закрыть доступ к источнику света в своём сердце и обратить в кромешную тьму те его остатки, которые ещё будут в тебе. После этого ты перестанешь терять энергию на внутреннюю борьбу и сможешь направить её на действительно полезные дела. Так ты готов?
— Да! Я готов.
— Тогда иди за мной.
Они пошли по длинной извилистой лестнице вглубь замка и вверх, в сторону западной башни. Здесь находилась потайная комната, о которой никто в замке, кроме самой Королевы, не знал. Иера поспешно отперла дверь.
— Здесь темно, — раздался в гулкой тишине голос принца.
Она зажгла светильник — длинный факел с ярко горящим кристаллом на вершине, взяла сына за руку и повела вглубь прохладного пыльного помещения. Затем поставила светильник в узкий серебряный сосуд на небольшой высокой тумбе посредине комнаты, достала со стенной полки странный предмет — совершенно прозрачный, бесцветный пятиугольный кристалл, и вручила его принцу.
— Что это такое? — спросил Моран.
— Алхимический кристалл, который хранился у Императора Паллиэна ещё со времени его пребывания на Энибии. Сожми его обеими руками и сосредоточься на том внутреннем побуждении, которое таится в тебе сейчас, на своём самом тёмном и страстном желании, которое проявится само собой. Не противься ему и смотри неотрывно на кристалл — он покажет тебе то, что в тебе есть и что поведёт тебя теперь. Ну… давай же!
Голос её, вернее, шёпот, был похож на шипение гада, однако принц, повиновавшись матери, не противился. Он сдавил ладонями холодный прозрачный камень, нагревая его, и вперил в него взгляд. Поначалу ничего не было заметно, кроме еле уловимых движений в кристалле и в его сознании, но затем в нём зашевелилось и стало просыпаться такое чудовищное желание, что от страха юноша едва не выронил из рук кристалл.
Иера, находясь совсем недалеко, зорко следила за ним.
— Я вижу в твоих глазах страх, — громко и отчётливо произнесла она, и это немного отвлекло принца. — Ты боишься заглянуть внутрь себя и боишься своих желаний?
Кристалл становился всё теплее и понемногу обретал красноватый оттенок. Страсти понемногу вскипали в душе Морана, но сильнее других давало о себе тайное желание, которое он старательно подавлял в себе уже несколько лет. Он втайне иногда мечтал убить Королеву Тьмы, которая всё время пыталась возыметь над ним полную власть, лишая его свободы выбора, смеялась и унижала его. Но это желание возникало в нём лишь иногда, в моменты обиды, и никогда не было достаточно сильным, чтобы совершить этот поступок. Теперь же оно усиливалось, вызывая в нём неописуемый страх. Кристалл в его руках стал кроваво-красным и очень горячим, так что принц едва удерживал его. Ярость, безудержный гнев и ненависть постепенно заполняли каждую мельчайшую частицу его тела и существа. Теперь он уже смотрел не только на камень у себя в руках, но и на мать, которая была от него всего в трёх шагах.
— Что ты хочешь сделать? — спросила Иера, и в её голосе ему почудился страх.
В тот же миг лицо принца залила краска стыда и он затрясся от страха.
— Я хочу, но не могу это сделать… я не должен… я не должен!.. нет, нет!!!
Он уронил на пол раскалившийся кристалл, который не мог больше держать в руках, и бросился прочь.
— Трус!!! — заорала королева на весь замок. — Жалкий, подлый, никчёмный трус, дворняга, отпрыск проклятого Ктарра! Я знаю, что ты собирался сделать, но будь уверен, я бы нашла способ отразить твою атаку, какой бы она ни была! Зато ты бы получил то, что хотел, но тебе помешали твой страх и стыд!
— Я не могу убить ту, что дала мне жизнь! — тем же тоном ответил ей Моран, остановившись отдышаться и привалившись к лестничным перилам. — Пусть я останусь Тёмным только наполовину, как-нибудь справлюсь с этим сам!
— Тогда убирайся вон и больше никогда не показывайся мне на глаза! Иначе я убью тебя сама! Слышишь?! Уходи и живи как хочешь, я сама найду девчонку и уничтожу всех своих врагов!!!
Для острастки она пустила в него несколько магических стрел-молний, которые разбили в нескольких местах перила и прожгли дыры в настенных гобеленах, однако принц, вовремя обернувшись вороном, успел увернуться и вылететь в распахнутое слуховое окно.
В тот же вечер трём Императорам Зла — Арихону, Эристану и Сехантеру — развитое магическое чутьё открыло страшную тайну: древний Алхимический Кристалл, добытый ими вместе с Паллиэном из тайников десяти Архонтов Тьмы на далёкой странствующей Энибии, находится в руках ненавистной всем троим королевы Иеры, вознамерившейся во что бы то ни стало перехитрить их и получить титул единственной Императрицы в мире Элайи. Собравшись в ночь очередного Двоелуния на совет в уединённом местечке под названием Экворен, что находилось ближе к северу острова Геспирон, неподалёку от владений Императора Арихона, все трое решили: Кристалл должен быть во что бы то ни стало изъят у вдовы Паллиэна и возвращён в тайник, куда они, не посвящая её в свои дела, могут наведываться и черпать силы для дальнейших свершений и побед. Незадолго до гибели Паллиэна в последней войне камень исчез и никто не догадывался, гда он находится, пока отголосок той тёмной силы, которая начала пробуждаться в душе молодого принца и отразилась в Кристалле, не дал о себе знать тонкому чутью трёх великих Служителей Тьмы.
В свою очередь, королева Ардаманта, развившая за много лет супружества с Императором Паллиэном собственное чутьё на силу, порождённую Тьмой, и способность улавливать явные или тайные намерения соперников своего погибшего мужа, почуяла неладное. Проснувшись той же ночью, она, захватив с собой Кристалл, вышла из замка на освещённую обеими полными лунами тропинку, ведущую из её владений к морю, пересекла невысокий скалистый горный хребет и бросила заветный камень в бушующие волны внизу. Несколько крылатых полулюдей, именуемых Воронами Геспирона, бесшумно поднялись в ночной воздух и, сделав несколько почётных кругов над берегом, исчезли где-то в глубине лесов далеко за пределами Ардаманта.
Несколько триад ни на острове Геспирон, ни за его пределами не было никаких вестей от принца Морана, внезапно исчезнувшего и скрывшегося в неизвестном направлении. Не было слышно о нём и позже. Тем временем в мирном Союзном Королевстве кипела совсем другая жизнь. Молодая арохенская принцесса, по ошибке чуть было не отданная в жёны обманщику-самозванцу и вовремя распознавшая подмену, публично отказалась также становиться супругой настоящего сына тенгинского дария и предпочла уйти в Воительницы Духардена Двенадцати Мечей. По всем границам Непобедимого Союза и в городах были поставлены стражи, которые бдительно следили за всеми въезжающими и влетающими чужестранцами. Многие жители поддались слухам об угрозе новой войны, хотя никаких действительных признаков оной нигде не было. В остальном же жизнь протекала своим чередом и у многих была довольно беспечной — дни труда то и дело сменялись вечерами и порой даже ночами безудержного веселья, которое порой заканчивалось вмешательством стражей порядка либо известием, что где-то очередная незамужняя барышня ждёт ребёнка.
Всё как обычно было и в оттарийском девичьем пансионе, до директората и преподавателей которого слухи со сплетнями доходили гораздо реже и труднее, чем до учениц, которые редко посвящали руководящий состав в свои обсуждения и тайны. Казалось, последнему было всё равно до того, что творилось в головах, сердцах и частной жизни девушек, если только это не касалось учебных дел. В свою очередь, ученицы не знали или намеренно не замечали, о чем говорили преподаватели и директрисы за пределами учебных залов, исключения были редким явлением. Всё было так, как будто в пансионе независимо друг от друга существовали два отдельных мирка, и можно было думать, что между ними существовало взаимное недоверие, однако на деле это было не совсем так.
Как бы то ни было, слухи об угрозе войны с геспиронцами распространялись здесь, главным образом, среди девушек. Преподаватели же ограничивались тем, что изредка делали свои замечания, говоря о том, что никаких угроз нет и что верить нужно не слухам, а тому, что происходит в жизни на самом деле.
— А давайте мы спросим у Аулы Ора, — предложила однажды одна из студенток первого года обучения своим подругам. — Говорят, она много чего знает, а если чего-то не знает, то может получить ответ на любой вопрос каким-то своим способом
— А кто это? — спросили те почти хором.
— Одна из шестикурсниц, ну та, пепельноволосая и с голубыми глазами, похожая на клирианскую принцессу. Говорят, она учится лучше всех в нашем пансионе, в прошлом году получила за это награду и, говорят, она знает даже то, чего никто здесь больше не знает. Может быть, она станет преподавателем истории, потому что не хочет ни за кого выходить замуж, а может, и нет.
Это были, разумеется, сплетни, но никто здесь, в отличие, скажем, он пансиона в Лиераме, не запрещал девицам сплетничать и судачить, если это не мешало учёбе.
— А откуда ты знаешь, что она не хочет замуж? — пропищала одна из подруг. — Я слышала, что у неё есть какой-то завидный жених, который живёт в Арохене, и то, что он даже приезжал к ней летом в гости.
— Я этого не слышала, и вообще это мне не столь интересно, как то, что она скажет о наших опасениях. Моего отца отправили в стражи границы Непобедимого Союза, хотя до этого он был просто городским стражем, Просто так ничего не делается. И принц-самозванец появился в Аманте не просто так.
— Ну знаешь что, Гретта… если тебе это и вправду так интересно, иди сама спроси об этом у Аулы Ора. Если она действительно всё знает и, конечно, обратит своё внимание на такую мелюзгу, как ты. Я слышала, что отличницы и красавицы высокомерны и просто так к ним не подступишься.
— Это не значит, что мы не можем попытать счастья. Пошли!
Вопреки их ожиданиям, красивая клирианка с шестого курса оказалась свободна от высокомерия и надменности, однако так и не дала прямого ответа на вопрос, который ей задали эти совсем юные эйди. Казалось, ответить на него ей было сложнее, чем на все остальные, которые кому-либо здесь до сих по приходилось ей задавать. Поэтому Аула ответила им просто, прямо и без обиняков:
— Есть события, предвестники которых мы можем заметить или не заметить, но то, свершатся они или нет, зависит от тех, кто несёт за них ответственность. Когда-нибудь вы сами это поймёте.
Ответ этот, разумеется, ошеломил юных девушек, которые ожидали услышать от неё совсем другое, однако больше Аула не произнесла ни слова и отправилась восвояси.
— Я ничего не поняла, — посетовала Гретта. — А вы?
— Может быть, мы поймём позже, — предположила одна из её подруг.
— Ага, как бы не стало слишком поздно, когда мы созреем, — возразила третья. — И вообще, эта затея показалась мне с самого начала глупой.
Разумеется, сама Аула в их годы уже понимала гораздо больше и, умея проникать мыслью в самую суть вещей и явлений, могла догадаться о большем, за что некоторые считали её прорицательницей, наделённой необычным даром ясновидения и яснознания. Однако всё же, чувствуя на себе некую ответственность, масштаба которой она ещё не осознавала, она не могла составить полную картину будущих событий. Теперь же, когда суть была ясна, то, осознав масштаб своей ответственности за настоящее и грядущее, Аула не могла уже размениваться по мелочам и думать о пустяках. Она, конечно, ещё не отбросила все сомнения, касающиеся знаний и образов, приходивших ей время от времени в сновидениях, поэтому они всё ещё терзали её и побуждали проверить, так ли это было на самом деле. Но как она могла проверить, к примеру, то, что коварный, но трусливый принц Ардаманта после всех своих похождений, сомнительных действий и признаний был изгнан разгневанной матерью с острова Геспирон, а сама она похоронила в морской пучине мистический кристалл, чтобы он не достался её соперникам? И кто может поручиться за то, что Императоры не найдут его позже?
Наконец, как она могла проверить то, что тот, с кем ей, по этим сновидениям, было суждено разделить великую миссию, в которую она сама с трудом верила, не забыл о ней и настанет время, когда их судьбы будут соединены ради её исполнения? И вообще, какое отношение мир её снов, фантазий и внезапных озарений из «ниоткуда» соотносился с действительностью, которая была, вопреки всему этому, совсем другой? А не было ли всё это навеяно злыми силами с целью сбить её с толку?
Окружающая действительность и впрямь была другой: уютные стены ставшего родным пансиона, послания от родных, с которыми всё было в порядке, послания от нового друга, который, вопреки слышанному в одном из памятных сновидений, вовсе не выглядел злодеем или безвольным существом в руках злых сил, завершение обучения, посиделки с подругами, путешествия в другие города, весёлые вечера — в целом, мирная и спокойная жизнь. Хотя были в этой жизни и такие моменты, которые частично пересекались с тем. Что творилось в беспокойном внутреннем мире Аулы Ора: странные слухи об угрозе новой войны, редкие неожиданные совпадения наподобие того случая нелепой смерти госпожи Серрель Обриа, странное поведение виденных чёрных птиц и т. п. Однако такие «пробоины» в стене, отделяющей внешний мир и внутреннюю реальность её души, были нечасты и, поэтому жизнь Аулы до сих пор не превращалась в чудовищный калейдоскоп, в котором бы перемешалось всё возможное и невозможное, реальное и мистическое. Однако в душе её всё же зрело смутное предчувствие, что таких брешей будет становиться всё больше и однажды настанет момент, когда эта казавшаяся прочной стена рухнет. И тогда её ждёт совсем иная жизнь.