Проходили годы, и жизнь в селении Авингор, как и во всём Королевстве Аманта и прилежащих Королевствах Единого Северо-Восточного Союза, была на удивление мирной. После сокрушительного разгрома «непобедимого» войска Императора Паллиэна и его гибели от чьей-то храброй руки его собратья, по-видимому, крепко задумались, стоит ли им самим попытать ещё раз счастья в завоеваниях. Поговаривали, что оставшиеся трое Императоров, будучи между собою не в ладах, пока ещё не додумались помириться и объединиться между собой, так же как правители северо-восточных территорий огромного континента Эллиоры во главе с Королём Аманты, могущественным Сильфором. Камнем преткновения для них была Иера Тан, вдова погибшего Паллиэна, оставшаяся править вместо него на юго-востоке обширного острова Геспирон, в Ардаманте. По устоявшимся законам геспиронцев, женщина не могла править страной или какой-то её отдельной частью дольше, чем было положено, рано или поздно кто-нибудь из правителей-мужчин обязан был взять её в жёны, пусть даже она оказалась бы его второй, а не первой женой. Однако, не в силах решить, кто из них первым рискнёт взять в жёны эту отвратительную женщину, изменившую мужу и родившую, по слухам, сына от любовника из самого ненавистного геспиронцам племени во всём мире, они не предпринимали никаких решительных действий. Хотя препятствовать им в этом никто не мог — ни один из этих троих не был женат. Иера же, пользуясь их замешательством, заявила открыто о своих правах, наравне с ними, на пост независимой Императрицы, которой вовсе не нужно было становиться женой кого-либо из собратьев своего погибшего супруга. Таким образом, среди правителей Геспирона назревали раздоры, которые, вместе со смертью Первого Императора, могли временно заставить их забыть о планах завоеваний.
Всё это, однако, доходило до авингорцев в виде слухов и сплетен, рассказываемых заезжими торговцами или странниками, часто приукрашенными или переделанными в народные байки. Главными же заботами селян были отнюдь не перемалывание косточек Императорам, а повседневные хлопоты и поездки в города — продавать часть урожая. Приближалось время жатвы, и поэтому мужчины и женщины готовились к тому, чтобы вскоре целыми днями пропадать на полях, собирая урожай сытных зёрен камлока и других местных культур. Занятиями же детей в эту пору было собирание плодов, грибов, кореньев, мёда и цветочной росы, которую заготавливали на зиму. Некоторым детям нравилось собирать также прозрачных, светящихся на солнце струйников, паривших в воздухе по утрам, когда стояли влажные туманы, но это было скорее забавой. Ближе к осени многие также любили созерцать по вечерам «звездопады» из маленьких, ярко светящихся огоньков, которые таяли и бесследно исчезали, касаясь воды или чего-то твёрдого. Это было замечательным отдыхом после душного и напряжённого дня, проведённого на полях или в лесу, полном всевозможной живности, ядовитых растений и мелких кусачих тварей.
В один из таких замечательных вечеров три сестры из семьи Гио Трейга и Алерты Ахан возвращались из лесной чащи с полными корзинами всякой снеди. Они были не одни: с ними была их верная спутница, золотокудрая и золотокрылая Эйа, которая давно изучила все тропинки в окрестных лесах и не могла заблудиться. Во всяком случае, она могла подняться в воздух и посмотреть, где находится.
Эйа была замечательной няней и подругой — в меру строгой, но в то же время весёлой, разговорчивой, заботливой и доброй, однако дочерям Гио и Алерты, родным и приёмной, то и дело казалось, что её что-то тяготит. Эйа часто тосковала по родным горам и своим сородичам. У неё, конечно, был заветный камень и потому она могла, когда хотела, переместиться в родные края, чтобы повидать близких, но её всё равно что-то угнетало. Девочки догадывались, что бы это могло быть: в Авингоре многие не считали Эйа равной себе по статусу, потому что она не была человеком. Некоторые даже пытались открыто оскорблять и унижать её, однако Эйа сносила все обиды с завидным спокойствием и чувством собственного достоинства. Она была великодушна, потому что знала: стоило ей хоть раз пожаловаться своим соплеменникам и родичам, они слетятся и заберут её с собой, дав хорошего «звонаря» всем её обидчикам. Второе было бы неплохо, а вот первое — нет, потому что тогда ей придётся навсегда расстаться со своей маленькой воспитанницей и добрым семейством, где её любили.
Аула Ора же росла в своей приёмной семье, окружённая всеобщей любовью и заботой, как экзотический цветок. Она была прелестной девочкой, и все говорили, что она вырастет настоящей красавицей, у которой не будет отбоя от женихов. Растущая красота Аулы вызывала порой зависть у её сестёр, особенно старшей, которая, повзрослев, не обрела особой красоты и не была избалована поклонниками.
— Не переживай, — успокаивала её Эйа. — Главное — быть порядочным человеком и хорошей хозяйкой, тогда муж обязательно найдётся.
Она ласково потрепала Меллу по плечу, и та теперь позавидовала ей — как та могла оставаться всё время такой доброй и спокойной при том, как складывалась её судьба. Ведь Эйа никогда не была и будет замужем, отдав свои лучшие годы воспитанию приёмной дочери Гио и Алерты!
Но у Аулы Ора, кроме красоты, было ещё что-то, чего она сама ещё не могла понять и описать. Этому старшие сёстры не могли завидовать, потому что сами не знали, что это было. С самых ранних лет своей жизни эта девочка поняла, вернее, почувствовала себя не совсем такой, как другие дети. Она не могла долго предаваться безделью или пустой болтовне, не разделяла глупые шутки, не обижалась на колкие высказывания сестёр или соседских ребят и при этом никого не давала в обиду сама. В своём поведении и манерах она брала положительный пример с великодушной Эйа, кроткой Алерты и деловитого Гио. Ещё она любила читать, можно сказать, что книги и свитки с текстами были её страстью. Все дети в Авингоре, да и вообще во всём Королевстве, посещали школы, в которых были обширные библиотеки, и одна из них стала любимым местом маленькой Аулы.
Ещё в натуре этой малютки было то, что ничто не ускользало от пристального изучающего взгляда её больших голубых глаз. Она подмечала всё на свете — и то, что старшая из сестёр неприкрыто ей завидовала, и то, что под внешним спокойствием и весёлостью её кормилицы скрывалась грусть, которую она читала по глазам. Также она иногда замечала некоторые странности и недомолвки между своими приёмными родителями и пыталась понять, чем они были вызваны.
Аула не ошибалась в своих наблюдениях: в действительности, Алерта, в отличие от дочерей, редко грустила, когда её муж надолго уезжал по важным делам в город или засиживался в гостях. Иногда по вечерам, уже после работ, она уходила в поля или в чащу и там предавалась уединению, общаясь с природой, и говорила, что такой отдых лучше всего восстанавливает её силы. Гио же считал, что его жена всё время очень занята домашней работой или детьми и поэтому не хочет, чтобы ей излишне мешали.
Но в одиннадцатилетнем возрасте её пониманию ещё не были доступны некоторые вещи и тонкости, уловить и понять которые мог лишь взрослый человек. И потому предпочитала допытываться тайн не с помощью догадок или прозрений, а путём наблюдения, которое у неё выражалось во всевозможных подглядываниях и подслушиваниях разговоров в свободное время. Однако чаще всего её попытки за кем-нибудь увязаться, к примеру, за отцом или матерью, мягко, но решительно и внезапно пресекались бдительной няней. Она появлялась совершенно неожиданно, будто прямо из воздуха, и тогда неугомонная Аула начала подозревать, что Эйа умеет исчезать в одном месте и мгновенно появляться в другом, когда ей вздумается.
— Почему она всё время меня пасёт? — жаловалась Аула сёстрам, когда они на другой день сидели на крытой полукруглой террасе дома и творили сложные плетения из гибких волокон струнника. — Я уже не маленькая, неужели она думает, что я могу потеряться в этом лесу или в поле?
— Эйа беспокоится о тебе, — мудро ответила Мелла. — Ведь ты целиком на её совести и она отвечает за тебя головой.
При этом она успевала отгонять от себя и сестры мелких тварей, похожих на чакаутов, но с прозрачными крылышками и длиннющими усами, которые нестерпимо щекотали, когда насекомые садились на не покрытую одеждой кожу.
— Но перед кем она отвечает? Не перед теми же, кого она покинула, когда я была младенцем?
— Она отвечает за тебя перед Богиней Небесного Ока. Ну и, конечно, перед своим народом. Теперь ты понимаешь, почему она беспокоится?
— Понимаю… но мне интересно, куда и зачем уходит мама, когда наступает вечер и отца нет дома?
Мелла усмехнулась.
— Откуда же мне знать? Мама говорит, что любит уединение и общение с природой после целого дня хлопот. Она просто так отдыхает.
— А я заметила, — глаза Аулы как-то по-особенному заблестели. — Когда мама приходит со своего отдыха, она бывает очень добрая и весёлая, но папа на неё обижается, говорит, это не то внимание, которое он бы хотел получить. Что это значит, Мелла?
У старшей сестры от удивления раскрылся рот.
— Откуда ты всего этого набралась, маленькая нахалка? — рассердилась она. — Папа не обижается на маму! А то, что они иногда вздорят, нас с тобой нисколько не касается. И перестань об этом думать. Хочешь, я расскажу тебе сказку?
Трисия, которая до этого сидела совершенно молча на ступеньке и доканчивала панно, внезапно оживилась и придвинулась ближе к сёстрам.
— Расскажи мне тоже! Я люблю сказки!
— Ну хорошо. Я расскажу вам одну очень старую сказку, вернее, легенду, о трёх сёстрах-путешественницах, которые отправились на край света.
Младшие сёстры придвинулись ближе, не отрываясь от увлекательной работы. Мелла смахнула с левого плеча назойливое насекомое, набрала в лёгкие побольше воздуха и начала своё повествование.
— Так вот, слушайте.
У Великого Владыки Мира и Его Божественной Супруги было три дочери. Они были хороши, но особенно прекрасна была младшая дочка, так как была совсем молода и краше всех. Сёстрам жилось очень хорошо и ладно в прекрасном мире Света и Родительской Любви. Так было до тех пор, пока младшая сестра не узнала по слухам, что живёт где-то на краю света прекрасный светлый Король. И то, что носит тот Король золотую накидку и такую же золотую корону. Это было удивительно, потому что в роду трёх сестёр никогда не носили ничего золотого. У них были бриллиантовые диадемы, а одеяния были белыми, нежно-голубыми или алыми, а корона Владыки мира сияла всеми возможными и невозможными цветами.
Тогда показали бывалые юной принцессе портрет чужестранного Короля, и влюбилась в него принцесса без памяти. Сильно затосковала она и стала просить отца и мать отпустить её в дальнее путешествие на край света, к своему возлюбленному.
Омрачился тогда Владыка мира, и даже разгневался, но не считал достойным для Светлого Властелина запереть непослушное дитя. Загрустила и Его жена, а старшие сёстры не хотели отпустить младшую в опасный путь. Но она не унималась и едва не поссорилась с ними за то, что те не могли не знать о Короле и скрыли от неё правду. И то, что, наверное, король был в беде или в изгнании и потому не мог быть рядом с нею.
Задумались тогда отец и мать и, посоветовавшись, решили отпустить неразумную дочку, снарядив всем необходимым, в долгий и трудный путь до самого края света. Быть может, она дойдёт, встретит своего Короля, будет счастлива и и успокоится. Но отправили не одну, а отправили с ней вместе и её старших мудрых сестёр — вдруг она одна потеряется?
И обратно ждать её не собирались — путь до края света был очень и очень неблизкий.
Путь тот действительно был очень непростым и не близким. Старшая сестра была уже совсем немолода и поэтому, не пройдя и первой половины пути, состарилась и умерла. Её сестры погоревали, поплакали и отправились в путь дальше, но не бросили свою мёртвую старшую сестру, а взяли её с собой.
Вторая сестра была тоже женщиной в летах, и она тоже не дошла до конца — постепенно состарилась и умерла, пройдя вместе с младшей три четверти пути. Тогда младшая сестра осталась одна. Но она не бросила и вторую мёртвую сестру, и вместе с обеими продолжила путь дальше. Она ещё молода и очень красива, но уже почти в конце пути. Она встретится с прекрасным Королём в золоте и покажет ему также тела своих сестёр, чтобы тот знал, что они отправились к нему все вместе.
— Красивая легенда, — сказала Трисия, воодушевившись красноречием сестры. — Но только мне непонятны две вещи.
— И что же тебе непонятно?
— Почему принцесса отправилась в гости к Королю, а не наоборот? И почему у этой сказки нет конца?
— Трисия, там же сказано, что Король был в беде или изгнании, а отважная девушка решила его спасти. И её старшие сёстры были не менее отважными, потому что не бросили её одну. Это может быть очень поучительная сказка для таких разгильдяек, как мы.
Трисия засмеялась, а Аула опустила глаза, ставшие вдруг печальными, и уткнулась в своё плетение.
— Но ты не ответила на ещё один вопрос, Мелла. Почему сказка не закончена?
— Откуда ж мне знать? Мне её в таком виде рассказал дедушка Арис. Наверное, концовку никто ещё не придумал.
Неожиданно Аула встрепенулась и в её глазах, как показалось сёстрам, вспыхнуло совершенно необъяснимое сияние.
— Это ведь легенда! Точнее, предание. Если нет концовки, значит, те сёстры путешествуют до сих пор, но две из них уже мертвы, и…
Трисия снова засмеялась
— Ты что, Аула, хочешь сказать, что эти самые сёстры существуют на самом деле?
— Да, дети в её возрасте очень наивны, — иронично заметила Мелла. — Но давай послушаем, что нам скажет маленькая принцесса Ора.
— Мне кажется, — продолжила Аула, — это легенда о звёздах, а не о людях.
— О звёздах??
Обе старшие сестры вовремя прикусили языки, чтобы не захохотать в один голос. Аула обиженно надула губки.
— Я ведь читаю книги. И про звёзды тоже. И поэтому могу предположить, что это легенда о наших солнцах и ещё об одном, которое нам неизвестно, но о нём тоже написано в рукописи Элистата Меноварского.
— Что? — изумилась Мелла. — Тебе только одиннадцать с половиной, а ты уже читаешь Элистата Меноварского?? Я прочла его только в четырнадцать!
— Рукопись Элистата совсем для меня не сложная, — возразила Аула. — И там написано много интересного.
— А при чём тут сказка про трёх блудных сестёр? — нетерпеливым тоном спросила Трисия. — Он тоже её там упомянул?
— Нет, но он написал, что солнца — это наши Боги и Богини.
— Да, но при чём тут сказка? — вмешалась теперь Мелла. — Где здесь звёзды и где Боги?
Тогда Аула вновь подняла на них большие сияющие глаза. Её как будто всё время распирала изнутри какая-то сила, готовая прорваться наружу яркой вспышкой, если бы ей только дали волю.
— Я думаю, что Небесное Око — это младшая сестра, а то, что вы видим ночью — средняя. Старшую мы не видим, потому что она находится за дневным солнцем. Хотя Элистат писал, что раз в пятьдесят лет оно восходит по вечерам, и я ему почему-то верю.
— Не мудрено, если с таким рвением увлекаться чтением книг всяких умников вроде этого Элистата.
— Очевидная ерунда, — небрежным тоном подхватила Трисия. — Я слышала, что солнце — это раскалённая печка, которую разжигают Боги и подбрасывают угли, чтобы оно не остыло. И возят туда-сюда на колеснице, чтобы оно обогревало весь наш мир. А Око — это потому что… ну просто у кого-то так сыграла фантазия.
Мелла скептически хихикнула.
— Нужно читать книги учёных. Там говорится, что Небесное Око — это не печка и тем более ничьё не око, а огромная звезда, которая болтается в пространстве вселенной и ярко горит, а вокруг неё вертятся разные планеты. Как это — огромный огненный шар может в чьих-то фантазиях превратиться в принцессу, которая ещё и бежит к какому-то глупому королю в золоте? По-моему, вы обе несёте чушь.
— А вот и нет! — обиженно ответила младшая сестра, показывая пальцем на сияющий ярко-белый диск. — В книге Элистата Меноварского по космологии сказано, что Небесное Око — кочующая звезда, вместе со своими спутниками. А в той легенде про трёх сестёр, которые отправились на край света…
— Всё ясно, — оборвала её Трисия. — наша умница хочет нам сказать, что мы все летим на край света вместе с Небесным Оком, Ночным и ещё каким-то и кучей планет…
— Ну а кто тогда Король? — с той же улыбкой спросила Мелла. — Что это за звезда?
— Давайте дождёмся ночи, и я покажу вам Короля.
Старшие сёстры переглянулись. Они уже не один раз замечали в малышке Ауле Ора мало свойственное для них самих упрямство и что-то ещё, что они могли бы назвать скрытой силой. Какова была эта непонятная сила, они не могли знать и даже догадываться, однако непонятный блеск в её глазах, странная проницательность и то, что она говорила им вещи, о которых они даже не думали или не придавали важного значения, их настораживала. Они нехотя согласились просидеть здесь до ночи, чтобы посмотреть, на что способна маленькая нахалка.
Разумеется, они так же не могли догадываться, чем жила и что ощущала сама Аула. Уже много времени, как она стала замечать в себе то, чего не видела и не ощущала в других. Хоть она и любила порой подслушивать и подглядывать за другими, чтобы выведать для себя какую-то очередную тайну, однако это было отнюдь не выведыванием, а лишь попытками подтвердить разные догадки и озарения, которые ей приходили. Ей, к примеру, не нужны были чакауты или другие крылатые почтальоны для того, чтобы получить какую-нибудь новость. Аулаа понимала язык не только чакаутов, но и множества других животных, растений и эфирных существ. Она читала книги и свитки не всегда для того, чтобы получить новые знания или удовлетворить свое любопытство, а порой для того, чтобы убедиться в том, что такой-то автор написал правду, неправду или полуправду. И много чего ещё. При этом она всё время или почти всегда, но больше в дневное время чувствовала, что её как будто что-то распирает изнутри, и не всегда могла заставить себя усидеть на месте. Потому в раннем детстве она была жуткой непоседой и шалуньей, и Алерте вдвоём с Эйа пришлось нарочно учить её сдерживать свои порывы. Какова была эта сила и откуда она взялась, Аула тоже не могла знать и этого не знал никто, однако почему-то думала, что во всём этом виноват дневной свет.
Вернувшиеся вместе с наступившей темнотой взрослые так и не смогли уговорить дочерей пойти ужинать и спать, и вынесли им еду на террасу. Мелла же сбегала в верхние помещения и принесла оттуда громоздкий прибор, который, как она сказала, подарил отцу звездочёт Оррам. Если смотреть в трубу, как он объяснял, ночные светила выглядят намного больше и чётче. Девочки попробовали смотреть в эту трубу с увеличительными кристаллами по очереди. Последней была Аула.
— Я его вижу! — воскликнула она и оторвалась от Оррамова звездоскопа. — Я знаю, что это он!
— Кто? Звёздный Король? — Трисия приложила глаз к кристаллу и принялась вертеть тубус в поисках чего-то ей непонятного.
— Вон он! Смотрите!
Аула указала пальцем на звёздочку в небе в его юго-восточной части, неподалёку от сияющего грустным молочно-белым светом большого диска Энталии. Она была заметной при рассматривании в трубу, но вовсе не такой яркой, как множество других звёзд вокруг, и находилась на довольно пустынном участке ночного неба, покрытом туманной дымкой.
— Как-то скромновато для Короля Звёзд, — усмехнулась Мелла. — Я бы не сомневалась, если бы ты, Аула, нашла в небе звезду хотя бы вдвое ярче этой.
Та повела плечиками.
— Но ведь край света далеко. Видите, там обрывается дымка, похожая на дорогу? Значит, там край света и есть.
— Ничего такого не вижу, наверное, у меня не такое острое зрение. Но, конечно, вижу там эту посредственную звезду, которую кому-то захотелось поименовать Королём. С чего ты взяла, Аула, что это и есть твой золотой Король?
— Не знаю. Просто что-то мне подсказало, изнутри меня.
Мелла с Трисией переглянулись и встревоженно посмотрели на Аулу, как будто она их изрядно напугала своим последним заявлением — больше, чем всеми предыдущими странностями.
— Ладно, забудем об этом, — сказала Мелла, забирая у них звездоскоп. — Уже давно пора домой, и давайте забудем об этом как о странном сне.
Однако сёстрам не суждено было забыть о странностях маленькой проказницы. Плетясь за ними в дом, она показала им язык, затем повернулась к залитой ночным сиянием холмистой равнине, на которой стояло селение, встряхнулась, воздела руки к небу и уверенным голосом произнесла речь, от которой у Меллы с Трисией подкосились ноги и они «прилипли» к запертой входной двери:
— Я верю Тебе, моя Звёздная Матушка, и только Тебе. Я вырасту такой, какой меня сделаешь Ты, и выполню то, что скажешь мне Ты, даже если бы Ты захотела, чтобы я избавила от зла и невежества весь этот мир. И пусть мои завистники перестанут думать, что они чем-то уступают мне только из-за того, что ты — моя Мать. Я чувствую это.