Рева покраснела, будто он ударил ее.
— Вы думаете, что то, что я сделала, было бессовестным, — сухо сказала она. — Но спросите себя, что бы вы сделали, лейтенант. Чудовища, напавшие на нас, улези, охотятся на драконов. Однажды они уже напали на меня, и Лука решил заключить с ними союз, пока я была еще во дворце. Я сбежала ради собственной безопасности. Я вернулась, чтобы помочь менти обеспечить их безопасность.
Лейтенант открыл рот, чтобы что-то сказать, но Рева подняла руку, останавливая его.
— Вас обманули, — сказала она. — И за это я прошу прощения. Вы предложили доброту под ложным предлогом, а теперь чувствуете себя глупо.
Он замолчал, его щеки вспыхнули противным красным румянцем. Карлия заметила, что он не смотрит на Карину, и что она тоже выглядит несчастной.
— Но вы предложили нам свою помощь, — тихо сказала Рева, — потому что знали, что такое обращение с менти несправедливо. Вы понимали, что для победы над Стефаном нам понадобятся менти в нашей армии. Вы сделали это свободно, в соответствии со своей моралью.
Он поднял голову.
— Приятно, по крайней мере, знать, что я не помогал и не подстрекал к перевороту.
Глаза Ревы расширились.
— Нет! Никогда.
— Никогда? — резко спросил Сэм. — Когда король вступает в союз с улези, ты говоришь «никогда»?
Рева бросила на него взгляд, говорящий, что его слова не приветствуются.
— Я сделала это, чтобы защитить Эсталу, — сказала она ему и лейтенанту Геррасу. — Не для того, чтобы свергнуть Луку. Менти помогут его солдатам в грядущей битве.
Геррас долго смотрел в пол.
— Ты говоришь прекрасные слова, — сказал он, наконец. — Красивые слова. Но пятеро моих людей мертвы из-за монстров, о существовании которых мы не знали и не следили — а вы знали, что они преследуют вас. Мои люди заплатили цену за вашу ложь, леди Авалон.
— Что вы бы сделали? — сказала Карина. Рева ничего не могла сказать.
— Я не знаю, — он покачал головой с грустью в голосе. — Не знаю, — повторил он и ушел, хлопнув за собой тяжелой дверью.
12
Тиниан
Солдаты пришли за Тинианом, когда он читал сельскохозяйственные отчеты в своей комнате. Бог заботился о храмах и проявлениях благочестия, ненавидел любые проявления роскоши, но он не обращал ни малейшего внимания на другую сторону правления, и Тиниан начал получать извращенное удовольствие от внимания к мирским деталям, которые поддерживали бы Зантос в рабочем состоянии.
Когда прибыли солдаты, он медленно поднял взгляд от бумаг, отгоняя страх. Он не позволит им увидеть свой страх. Он с самого начала знал, что был лишь удобным пережитком. У него была информация, полезная Богу, которую он предлагал по крупицам, как можно более вводящим в заблуждение. Он сделал для Зантоса все, что мог, противостоя Богу единственным известным ему способом.
Но теперь, возможно, Бог решил, что Тиниан ему больше не нужен.
— Да? — он приподнял бровь и молился, чтобы ему удалось удержать дрожь в голосе. В конце концов, он был мужчиной и цивилизованным. Он не пошел бы на смерть, крича или умоляя. Он не стал бы позорить себя.
— Бог хочет вас видеть, — сказал один из солдат, скривив губы. Вот вам и попытки скрыть страх. Этот человек, казалось, злорадствовал.
— Ясно, — Тиниан аккуратно положил бумаги на стол и кашлянул. Он воспользовался моментом, чтобы убедиться, что стопки лежат ровно, оттягивая неизбежное. Наконец, один из солдат тяжело вздохнул.
Больше нечего было делать. У него не было ни жены, ни детей. Другой советник мог так же легко взять на себя заботу о деталях, которыми он занимался — действительно, сельскохозяйственные отчеты были работой лорда Нирро — и он обнаружил, что его не особенно заботит, куда уходит часть его богатства.
Тем не менее, было странно идти между стражами, когда они вели его мимо зала совета. Это показалось Тиниану сном. Ему казалось, что он парит.
Они спустились к входу во дворец, а затем пошли еще дальше, вниз по винтовым лестницам в подземелья. Ладони Тиниана были влажными. Он понимал желание бежать сейчас. Какое это имело значение, если он шел на смерть тихо? Лучше он устроит сцену, заставит их силой тащить его на виселицу.
Затем он услышал крики и издал жалкий стон. Звук эхом разносился по лестнице, и это было ужасно. Это не был звук животного — нет, он был хуже. Ужас и боль: вот что он услышал там внизу. Тот, кто кричал, знал, что грядущее будет таким же плохим, как и то, что уже произошло. Они знали, что их мучения не прекратятся еще долго.
Тиниан волочил ноги, изо всех сил пытаясь заставить себя двигаться вперед. Стражи, теряя терпение, схватили его под руки и потащили. Его ноги спотыкались и шаркали по каменному полу. Он так боялся.
Он прошел мимо камер, заполненных мужчинами, которых он узнал. Большинство из них были солдатами, которых он видел на тренировочном дворе во время обхода. Теперь они смотрели на него через железную решетку со страхом в глазах, но также с вызовом и гордостью. Они гордились тем, что противостоят Богу, даже несмотря на то, что крики одного из них эхом отдавались в их ушах. Тиниан заставил себя стоять на холодном каменном полу, стать немного выше.
Ужасный крик доносился из самой дальней камеры. Он высвободил руки из хватки стражей и отряхнулся, прошел последние несколько футов к этой камере. Разум возвращался сквозь туман паники. Он увидит это и не вздрогнет, сказал он себе.
Он подошел к камере, и любопытство заставило его заглянуть за решетку. То, что он увидел, заставило его содрогнуться, а желудок перевернулся, грозя вытолкать завтрак. В том, что осталось внутри камеры, едва можно было узнать человека. Кожа была содрана с плоти, на него смотрели два белых глазных яблока, яркость жизни угасала в них. Человек был жив, но едва. Когда Тиниан подошел, мужчина вздернул подбородок и всхлипнул. Узнал ли его этот человек?
Бог наблюдал, сцепив руки за спиной, как человек, прогуливающийся по саду. Миккел, как всегда, стоял рядом с ним. Оба лениво глядели на Тиниана, когда он появился в дверях камеры.
— Вы хотели меня видеть, владыка? — Тиниан заставил себя говорить ровно.
Бог рассмеялся.
— Видишь? — сказал он Миккелу. — Все так, как я сказал. Они не кусаются, эти зантиийцы. Он видит, как с его солдата сдирают кожу заживо, и остается вежливым.
Знакомая волна ненависти захлестнула Тиниана. Если бы только он ненавидел одного Бога, но нет. Точно так же он ненавидел себя. Это было почти больше, чем он мог вынести, улыбаясь, когда Лорд уничтожал Зантос по частям.
— Вы не видели, как они кусают, — с ненавистью пробормотал Миккел. — Но это есть. Разве план этого не показывает? Вы недостаточно серьезно относитесь к этому.
— Хватит, — сказал Бог тоном, не терпящим возражений. — Солдат здесь. Он расколется и заговорит, — Тиниану он сказал. — Этот солдат — предатель. Он замышляет против меня заговор с тех пор, как я ступил в Зантос. Я привел сюда всех его однополчан, и мы сказали ему, что, если он не заговорит, все они пострадают, — Бог подошел ближе к освежеванному человеку и наклонился к нему. — И он все еще непокорный.
Он звучал почти с уважением, но потом издал низкий саркастический смешок, от которого волосы на затылке Тиниана встали дыбом.
Тиниан сцепил руки за спиной, имитируя позу Бога. Он ждал, и когда Бог больше ничего не сказал, он просто сказал:
— Как Вы хотите, чтобы я помог, владыка? — ему ничего не хотелось, кроме как убежать, вдохнуть свежий воздух, в котором не было запаха горелой плоти. Но он знал, что не покинет это место, по крайней мере, пока. Может, никогда.
— Я хотел бы, чтобы ты убедил его заговорить, — Бог с отвращением отвернулся от солдата. — Просто нужно найти правильный рычаг, и любой человек сломается. Было бы целесообразнее — добрее, Тиниан, — если бы ты помог нам определить, что это может быть. Было бы потеряно гораздо меньше жизней.
Его тон был нежным, но Тиниан уловил в нем насмешку. Бог каким-то образом знал, что почтительность Тиниана не была вызвана истинной преданностью. Как бы хорошо Тиниан ни скрывал свою ненависть, Бог видел ее. Казалось, его одновременно забавляло то, что Тиниан был так сломлен, и в то же время это его злило.
Тиниан не мог понять, почему так должно быть. Когда он впервые встретил Стефана, он увидел человека, одержимого властью. Этому молодому человеку было мало дела до того, что о нем думают, — более того, он наслаждался бы послушной ненавистью как признаком своей силы.
Но Бог, казалось, смотрел на ненависть Тиниан с долей отцовской снисходительности… и видел в ней полнейшее предательство.
Тиниан на мгновение встретился взглядом с Богом, прежде чем пригнуться, чтобы изучить лицо солдата. Мужчина умоляюще смотрел в ответ. Он еще не предал восстание, но знал, что Бог будет продолжать издевательства, пока он не будет сломлен.
— Это был… только я, — его глаза встретились с глазами Тиниана. — Скажи ему, чтобы он поверил мне. Я хотел убить его. Никто из остальных не знал, — его голос сорвался от криков. — Им не нужно страдать.