— Могу ли я получить минутку времени? — Тиниан почтительно склонил голову. — Наедине.
«Ты собираешься попытаться убить меня? — Бог какое-то время изучал Тиниана. — Нет», — решил он, наконец. Он чувствовал в этом человеке много скрытого гнева, но очень мало решимости, которую он ожидал, или каких-либо мыслей о кипящей жестокости.
— Конечно, лорд Тиниан, — он указал на сад и пошел туда, не обращая внимания на свои кровавые следы на земле. Оказавшись в саду, он повернулся к Тиниану. — Что ты хочешь сказать?
— Владыка, я не хочу задавать вопросы перед остальными, — Тиниан продолжал смотреть вперед. Теперь он был поглощен страхом, чувствовал Бог. — Но священники могли пригодиться.
Бог скривился под маской. Тиниан был прав, черт бы его побрал. Убийство священников было поступком гнева или, если он позволил себе это признать, проявлением слабости. Он привел их сюда, чтобы склонить на свою сторону, и потерпел неудачу.
Но он ничего не сказал, поэтому Тиниан продолжил:
— Как вы сказали, люди на рынке… — он сглотнул. — Безнравственные. Но я чувствую, что вы надеетесь на их спасение.
— Да, — Бог не дал голосу стать теплее.
— Вы добры, — сказал Тиниан. Слова дрогнули, и теперь Бог почувствовал от него чистую ненависть. Ему было тяжело произнести эти слова, но он произносил их несмотря ни на что. — Вы хотели бы, чтобы как можно больше людей узнали истину, чтобы они могли поклоняться должным образом.
Бог улыбнулся. Ненависть Тиниана была забавной. Казалось, он не мог поверить самим словам, исходившим из его уст.
— Я действительно хочу этого, — сказал он Тиниану. Тиниан должен научиться произносить эти слова, пока его ненависть не растает и останется только обожание. Здесь, в одиночестве, с одним только нежеланием Тиниана терпеть, Бог мог вынести это — он мог играть в долгую игру. — Ты думаешь, мне следовало оставить священников в живых?
— Чтобы они могли говорить людям правду, — осторожно сказал Тиниан. — Владыка, священники всегда надеются на спасение народа. Конечно, некоторых из них можно было убедить. Младшие священники…
— Должны быть призваны, — сказал Бог.
Тиниан облизнул губы. Казалось, он не знал, что на это сказать.
— Да, — сказал он, наконец, но осторожно. — Возможно, вы могли бы определить, каким должно быть их сообщение, и я мог бы сказать им. Чтобы вас это, не беспокоило.
— Чтобы я не убил их всех, — ответил Бог, забавляясь. — О, не будь таким серьезным, Тиниан. Ты высказал свою точку зрения, и я понял. Я не стану убивать еще десятки священников, когда они могут нам помочь.
— О, — Тиниан сглотнул. Он изобразил дрожащую улыбку в знак уважения к шутке. Затем, осмелев, он вздернул подбородок. — По моему опыту, обычные жители лучше всего справляются с четкими ожиданиями: как молиться, как одеваться. Если бы мы распространяли указы…
— Достаточно, Тиниан, — Бог не нужно было, чтобы этот человек считал себя необходимым. — Ты можешь идти.
Мгновение Тиниан колебался, будто был готов не согласиться, но вместо этого кивнул и ушел с поклоном. Бог чувствовал, как его облегчение и ненависть смешиваются в равной мере, пока он спешил по тропинке, чтобы вернуться во дворец.
Бог продолжал дальше. У него была еще одна причина прийти в сад.
Он нашел свою причину в конце прогулки: Альберто, играющий пальцами в одном из бассейнов и наблюдающий за рыбой с дочерью лорда Ризика Орианой. За этими двумя наблюдал Миккел, который провел последние несколько дней, пытаясь выяснить, не используется ли Альберто другими лордами для предоставления информации о Стефане.
Увидев Бога, Альберто вскочил на ноги и низко поклонился, подталкивая Ориану, чтобы она тоже была вежлива. Она сделала реверанс, хотя и осторожно.
— Продолжайте играть, — мягко сказал Бог. — Я не хотел прерывать, — он хотел только удостовериться, что его заложники все еще здесь, и напомнить им, что он мог прибыть в любое время. Он лениво подумал, слышали ли они крики из зала совета. Миккелу он сказал. — Пойдем со мной.
Они прохаживались неподалеку вокруг небольшого фонтана, когда дети снова начали играть. Альберто бросил на них осторожный взгляд через плечо, и Бог решил посещать их чаще, чтобы подпитывать страх. Он учуял от мальчика больше, чем просто страх. Он еще не умел читать выражения лиц людей, но был уверен, что на лице Альберто появилось странное виноватое выражение, будто он что-то замышлял. Такие идеи должны быть отброшены.
— Нам нужно найти способ привлечь людей, — резко сказал он.
В течение двух бесконечных недель он все с большим нетерпением ждал, когда же люди сами начнут верить. Но они этого не сделали. Несмотря на его первоначальные примеры, не было поклонения. Они приняли его присутствие без сопротивления, но ничего не дали ему и ничего не сделали для помощи его войскам.
У него должна быть их сила, если он намеревается напасть на Луку и победить. Он не будет в безопасности, пока мальчик не будет мертв.
«Грязный огненный маг», — губы Бога скривились при мысли о его брате. Пришло время Луке умереть. Глубокий резонанс подсказал ему, что он натолкнулся на мысль, которая была близка Стефану.
Он затолкал воющую мешанину человеческой души обратно в клетку и захлопнул дверцу. Он не нуждался в Стефане сейчас. Миккел понял, что такое Бог, и упивался этим.
— Они все еще сопротивляются, владыка? — спросил Миккел. Как всегда, глаза его горели пылом истинно верующего. Даже его кожа имела красноватый оттенок, будто у него была лихорадка. — Тогда, может, нужно больше казней. Если им дали шанс увидеть истину, а они отвергли ее…
— Нет, — голос Бога прозвучал резче, чем он хотел, почти отчаянно. — Нет, их нужно заставить видеть.
Миккелу потребовалось время, чтобы переварить это.
— Вы милостивы, владыка. Возможно… — он позволил своему голосу умолкнуть.
— Возможно? — тон Бога был опасен.
— Возможно, вы слишком милосердны, — ответил Миккел. — Как отец с любимым ребенком.
— Уверяю, Зантос не любимый ребенок. Это яма. Он настолько прогнил, что искра могла бы сжечь все это в мгновение ока.
— Тогда зачем пытаться спасти его? — ответил Миккел.
«Ты совсем не понимаешь, да?» — Бог усмехнулся под маской. Миккел не осознавал слабости Бога; он не видел, что обожание укрепляло его. Мертвые просители ничем не помогали. Люди Зантоса — люди, которых он ненавидел, люди, которых он считал менее ценными, чем черви, — должны любить его. Это была ненавистная необходимость.
Это приводило его в ярость.
— Зачем вообще пытаться спасти человечество? — рявкнул Бог и повернул голову к Миккелу. — Все вы продажны, горды, ненавистны. Почему я должен был вернуться и почему я должен оставить хоть одного из вас в живых, когда уйду?
Миккел остановился, его лицо покраснело.
Бог сжал кулаки в кожаных перчатках. Теперь, когда Миккел растерялся, его все еще можно было вернуть. В городе, который его ненавидел, Бог отчаянно нуждался в поклонении Миккела.
Он тоже ненавидел это. Он чувствовал себя слишком похожим на Тиниана, когда потянулся, чтобы схватить Миккела за плечо.
— Любовь, Миккел, — сказал он. — Любовь родителей. У ребенка может быть много недостатков, да? Он может быть почти неисправимым, да? Но родитель любит своего ребенка. Он хочет, чтобы этот ребенок рос сильным и мудрым. Хоть Зантос и ненавистен сам по себе, его жители — мои дети. Подумай, каким великим был бы мир, если бы вместо пепла Зантос был наполнен людьми, которые жили бы праведно.
Миккел оправился от шока. Он поклонился, и лицо его снова стало ясным.
— Я сожалею, что заставил вас так резко говорить со мной, Бог.
— Все прощается, — заверил его Бог. — Теперь давай найдем крючок, который приведет людей к их спасению.
При нынешних обстоятельствах он вряд ли был человеком, но с силой нации за спиной…
Бог подавил смех. С таким обожанием, поддерживающим его, он мог сравниться с менти Луки в одиночку и все еще победить.