Едва дверь закрылась, в нос ударила нестерпимая вонь, в которой запах канализации смешивался с ароматом мусорной свалкой и чего-то гниющего. Она отчётливо витала в воздухе ещё на входе, но внутри, лишившись последней отдушины, усилилась, наверное, десятикратно.
Здесь не было так же темно, как в тоннеле снаружи: под потолком тускло мерцали небольшие обрешеченные фонари, то ли не такие древние, как всё остальное в загробном мире, то ли ещё не тронутые временем. Я уже привык к полутьме, поэтому даже при таком бледном освещении чувствовал себя достаточно комфортно.
Тамбур, в котором я очутился, вёл к узкой металлической лестнице, идущей вниз. Несмотря на то, что с двух сторон её теснили осыпающиеся кирпичные стены, на ступеньках я не заметил ни следа пыли или грязи, обычно слой за слоем оседающих в подобных местах. Видимо, эти катакомбы не такие уж необитаемые, какими казались на первый взгляд. Я начал спускаться и, боясь по неловкости поскользнуться, придерживался за кирпичи — до тех пор, пока не понял, что от прикосновений они разваливаются ещё быстрее.
Я долго проблуждал по переплетению всевозможных коридоров, соединённых перемычками и оканчивающихся тупиками, ветвящихся и окружным путём возвращающих меня туда, где я побывал пять минут назад. В конце концов они вывели меня ко второй лестнице, уходящей ещё ниже — если до этого я бродил по расположенному под тоннелями метро подвалу, то теперь добрался до его подпола. Я заранее приготовился передвигаться на ощупь: там, внизу, тоже был свет, но гораздо слабее, нежели на верхнем этаже. И вонь, в этой точке она становилась заметно сильнее. Я подумал, что мог бы пробраться через весь этот лабиринт, ориентируясь только по ней.
Когда до пола оставалось две или три ступеньки, под ногой что-то хлюпнуло. Я, решив, что угодил в накапавшую сверху лужу, но потом сообразил, что весь нижний уровень затоплен — и, скорее всего, именно от заполнившей его жижи шёл невыносимый запах, который делался всё тошнотворнее. Как я и полагал, раньше здесь было устроено не что иное, как технические помещения, главные кровеносные артерии любой подземки — тут и там маячили остатки былого обустройства, аппаратуры, труб и прочих вещей. Сырость и непонятным образом текущее время отлично потрудились, уничтожив всё буквально под корень. Если на станции Смотрителя царила просто разруха, то в этих залах образовалась настоящая помойка, подтопленная и гниющая. Будь тоннели над моей головой целиком залиты нечистотами так, чтобы они постепенно стекали сюда, и то вряд ли это ухудшило бы ситуацию — артерии и так уже забились дерьмом.
Я вытянул перед собой руку, дабы в темноте случайно не налететь на что-нибудь, и осторожно двинулся вперёд. Едва ли инженерный отсек обслуживал только одну станцию, а значит, он должен соединяться и с другими, и я куда-нибудь обязательно выйду. Обратно подниматься в любом случае рискованно из-за возможных преследователей. Даже сейчас, чуть ли не по колено в отходах, я старался не слишком-то шуметь. Насколько я видел и слышал, кругом не было никаких признаков ни человека, ни кого-либо ещё, но напряжение всё равно не покидало меня ни на секунду, не столько из-за смрада, сколько из-за самой атмосферы этого места. Если где и прятаться монстрам из ночных кошмаров, так в мерзких дырах вроде этой.
Стены большую часть времени оставались скрытыми во тьме, разглядеть их получше удавалось только неподалёку от какой-нибудь лампочки, не то закоптелой, не то просто грязной. Они прогнили настолько, что, казалось, могли бы рассыпаться от лёгкого касания или даже дуновения ветра — и в этом случае мне повезло, что здесь не гуляли сквозняки. Хотя, может быть, им бы удалось хоть немного разогнать запах. На редких сохранившихся участках просматривались царапины, как будто прочерченные ногтем по свежей штукатурке и вырисовывающие диковинный орнамент. Оставшиеся же фрагменты, малочисленные и разрозненные, не складывались ни во что вразумительное.
Во всём прочем нижний коридор ничем не отличался от верхних, разве что был пошире и вёл прямо, безо всяких боковых закоулков. Чем глубже я заходил, тем тяжелее становилось переносить вонь. Я натянул воротник до носа и упорно продолжал идти, стараясь не думать о том, как буду пахнуть сам, когда выберусь отсюда.
Я по-прежнему не замечал чьего-либо присутствия, хотя однажды мне на мгновение почудились звуки, вторящие моим хлюпающим шагам, словно кто-то шёл позади меня. Я замер, прислушиваясь, но одновременно со мной замолк и мой незримый преследователь. Пришлось списать произошедшее на эхо, но я всё же не был до конца уверен, что дело в нём.
По дороге мне несколько раз попадались перекрытые решётками арки, но я протискивался через них без особых затруднений — до тех пор, пока не наткнулся на такую, у которой просветы между прутьями оказались слишком узкими. Прильнув к ним вплотную, я попробовал рассмотреть, что находится в следующем помещении, но увидел лишь огоньки светильников, те же белесые точки, что сияли за моей спиной, но расположенные как-то по-другому, как будто там, дальше, потолки выросли, а стены раздвинулись шире. Впереди был какой-то зал, и мой маршрут явно пролегал сквозь него.
Я огляделся по сторонам, надеясь найти что-то, что помогло бы проникнуть внутрь, но сразу понял, что затея бесполезная. Кругом только грязь и мусор. Опять попытался пролезть в решётку — куда там, её, в отличие от предыдущих, ставили не для того, чтобы каждый встречный мог свободно прогуляться туда и обратно.
На глаза попался кусок кладки, обрамляющий арку; от коррозии он истончился так сильно, что подожди я ещё чуть-чуть, и никакой стены вовсе не останется. Можно будет спокойно заходить и выходить, когда захочется. Или можно не ждать, а немного… ускорить процесс. Подтолкнуть в нужном направлении.
Где тонко, там и рвётся… Я провёл пальцами по кирпичам, ощупывая их, затем слегка стукнул кулаком, из-под которого мокрым песком посыпалась гниль. Хорошо, попробуем. Отступил на пару шагов назад и, коротко разбежавшись, врезался в стену плечом. Сработало, как я и рассчитывал — от удара секция лопнула на сотни обломков разного размера и формы. Я же, потеряв равновесие, оказался на полу, в той самой жидкости, запах коей последние часы вызывал у меня тошноту. Выругавшись, я поднялся на ноги и с отвращением осмотрел то, во что превратилась моя одежда. При первой возможности надо переодеться. И принять холодный душ.
После сожалений о, считай, потерянном костюме я решил вернуться к более приземлённым проблемам и принялся осматривать помещение, в которое попал. Сходу оценить его масштабы не получалось: свет ламп, цепочкой тянущихся в никуда, практически не разгонял темноту, рассеиваясь через пять-шесть метров и даже близко не добираясь до центра зала. Впрочем, уже это само по себе кое-что говорило: значит, зал достаточно большой.
Я пошёл слева, вдоль стенки, измеряя пройденное расстояние шагами. Ходьбу затрудняли то и дело попадающиеся под ноги щербины в полу и оставленные на полу вещи, невидимые из-за мутной воды. Когда счёт превысил полторы сотни, из тени впереди проступил громоздкий силуэт, наподобие тех, что я начал видеть перед спуском в пещеру. Но этот был гораздо выше и шире. Он напоминал скорее какое-нибудь животное или чудовище, чем человека.
Я встал столбом, готовясь уносить ноги, если существо меня заметит, но в следующий миг позволил себе расслабиться и нервно усмехнулся: испугавшая меня фигура на самом деле была всего лишь нагромождением хлама. Подойдя ближе, я понял, что куча барахла, явно рукотворная, играла роль чьего-то лагеря. Не лучшее, конечно, место для стоянки, но это определённо была именно она — в самом центре композиции покачивался подвешенный гамак, неумело сшитый из десятков лоскутов, но на удивление хорошо сохранившийся. За ним к стене привалился необъятный шкаф-стеллаж, заполненный всяким скарбом, по большей части бесполезными побрякушками, лежащими, однако, на верхних полках, подальше от затопленного пола. Пачки заскорузлых от влаги бумаг, черепки посуды, камни, украшения, ржавые железки, спутанные клубки проводов — вряд ли этот мусор хоть для кого-то мог представлять малейшую ценность. Я почувствовал облегчение от того, что не застал хозяина всего этого добра, кем бы он ни был.
Я аккуратно обогнул лагерь и двинулся дальше; на противоположном от входа конце зала зияла точно такая же арка, в этот раз ничем не загороженная; за ней отчётливо просматривалось очередное переплетение подземных коридоров и тоннелей, слабо освещённых. И до того, как я успел разглядеть их как следует, из тьмы послышался уже знакомый звук — чьи-то булькающие по жиже шаги. Сейчас я не шевелился, а значит, эхо было ни при чём. К тому же, похоже, там шли, переговариваясь шёпотом, сразу двое. Неужели похитители меня всё же догнали? Я метнулся к стене, нырнул в первую попавшуюся нишу и вжался в неё, задержав дыхание.
То, что появилось из темноты, действительно было человеком, но от него меня пробрала дрожь гораздо сильнее, чем от какого-нибудь потустороннего монстра. Одетый только в набедренную повязку, едва прикрывающую наготу, невообразимо тощий, но при этом жилистый, он передвигался на четвереньках, как самый настоящий зверь — из-за того, что по воде шлёпали сразу две пары конечностей, я и подумал, что идут двое. Волосы и борода, пропитанные вонючей ряской, слиплись в неряшливые сосульки и намертво сплелись друг с другом, превратившись в одну цельную массу, из которой выглядывал острый нос. То, что я счёл за приглушённый разговор, оказалось невнятным и сбивчивым бормотанием — как будто всё остальное недостаточно свидетельствовало о том, что у парня не все дома.
Трудно сохранять полную невозмутимость, стоя по щиколотку в нечистотах и будучи покрытым ими же с ног до макушки, но я всё же замер, ожидая, когда дикарь прокрадётся мимо и освободит дорогу. Это не помогло: он что-то учуял и, застыв в нескольких метрах от меня, начал водить косматой головой из стороны в сторону, словно принюхиваясь.
Я сжался, но слишком поздно: через мгновение этот человек повернулся ко мне, и я увидел его лицо целиком. Такое же худощавое, как и он сам, с острыми чертами, всё в грязных подтёках, в глазах застыло странное выражение, а оскаленные зубы ещё больше усиливали сходство с животным. Не поднимаясь с четверенек, он утробно зарычал и направился ко мне. Я молча наблюдал за ним, парализованный страхом, а если бы и мог сдвинуться с места, бежать всё равно было некуда.
— Кто здесь? — Прохрипел он, яростно втягивая воздух носом. — Я тебя чую, слышишь? Не уйдёшь!
Он резко прыгнул, одним махом преодолев разделяющее нас расстояние, и приземлился прямо мне на грудь. Я пошатнулся — скорее от внезапности, чем от его веса — и снова повалился на залитый отходами пол. Тонкие скрюченные пальцы впились в мою шею, и дикарь зашипел мне в лицо:
— Не уйдёшь, не уйдёшь, не уйдёшь! Не пущу!
— Отвяжись!.. — Я попытался оттолкнуть его прочь, но ладони только беспомощно скользнули по жидкой грязи, покрывавшей его кожу. Теперь, так близко к нему, стало ясно, что не так с его глазами — абсолютно белые, они ослепли от долгого пребывания в катакомбах. Как и прочие незрячие твари, ориентировался он, видимо, исключительно по звуку и запаху, хотя второе я представлял очень плохо, учитывая всю эту вонь. От него самого, однако, пахло ещё хуже — когда он насел на меня, я чуть не потерял сознание, но быстро пришёл в себя, поняв, что он не просто меня душит, а тянется зубами к горлу. Несмотря на небольшие размеры, парень был цепким, и отшвырнуть его, сопротивляющегося, оказалось делом нелёгким. После непродолжительной возни мне всё же удалось его отпихнуть, и я сразу вскочил на ноги, успев увернуться от следующей атаки и пинком отправить противника в массивную, но хрупкую кирпичную стену, отчего та посыпалась на куски, погребая его под собой.
Воспользовавшись заминкой, я ринулся в коридор и понёсся прочь, совершенно забыв о ямах, которые могли попасться на пути. В надежде оторваться от преследователя я петлял как можно сильнее, но всё напрасно: как я ни кружил и ни плутал, его полузвериный вой и не собирался отставать, всё время держась позади меня.
«Ну а чего ты, дурак, ещё ожидал?» — мысленно огрызнулся я сам на себя. В темноте он чувствовал себя свободнее, чем рыба в воде, да и лабиринты эти наверняка знал наизусть. Глупо было бы ожидать, что я так легко от него избавлюсь. Будь я жив, моё сердце должно было бы бешено колотиться — не столько от бега, сколько от осознания того, что мне грозит.
Стремительно скачущая на четвереньках фигура промелькнула слева, в параллельном тоннеле, заставив меня свернуть направо. Здесь своды опускались ниже, а развилки резко исчезли — похоже, он намеренно загонял меня в тупик, как охотник загоняет добычу. И если так, то он, пусть и одичавший, соображал вполне неплохо.
Едва я об этом подумал, огоньки ламп впереди рванули вверх: я всё-таки споткнулся о какой-то камень и с громким всплеском растянулся в грязи. Барахтаясь, я перевернулся на спину, а подоспевший дикарь опять запрыгнул на меня, пригвоздив к полу, и потянулся к моей шее. На этот раз скинуть его не удавалось, и в голове у меня пронеслась мысль о том, что произойдёт раньше — он перегрызёт мне горло или же я захлебнусь тошнотворными помоями. Я бы, конечно, предпочёл избежать обоих вариантов, но приходилось быть реалистом.
Внезапно он замер, напоследок клацнув зубами над самым моим ухом. Он задёргал носом, настороженно принюхиваясь к чему-то. Откуда-то из глубины катакомб эхом разнёсся звук упавшей с потолка капли, и на него это подействовало как удар током: он подскочил как ужаленный, осоловело оглядываясь по сторонам, затем сорвался с места и через секунду пропал во тьме. Обычно так собаки реагируют на отпугивающий свисток.
Я встал, напрягая слух в попытке понять, что могло его прогнать. Тишина, ни шороха… В этот момент на крошечный пятачок, кое-как освещаемый дальним фонарём, вышел, не нарушая безмолвия, человек — на двух ногах, не на четвереньках. Внешность и одежду было не разобрать, но внутри у меня похолодело так же, как когда-то от объятий белолицей девушки. Моим спасителем не мог быть никто иной, как те бродяги, от которых я сбежал. Ну, или одного из силуэтов, попадавшихся мне на глаза тут и там, но те по большей части оставались незаметными, а не маячили на свету.
Получалось, что я задолжал благодарность за спасение своим же похитителям, хотя перспектива новой встречи с ними всё равно не слишком меня радовала. Я прижался к стене и стоял так, не шевелясь, до тех пор, пока человек снова не исчез в темноте. Выждав после этого ещё немного, я осторожно двинулся в противоположную сторону, стремясь оказаться подальше отсюда.
Дальше тоннель не сужался и не расширялся; я достаточно долго брёл по нему, никуда не сворачивая, и в конце концов вышел туда, куда, видимо, меня и гнал дикарь: к тупику. Точнее, не совсем к тупику: притороченная сбоку вертикальная лестница вела наверх, но состояние кирпичей всё ещё оставляло желать лучшего, половина креплений болталась в воздухе, а оставшиеся грозили присоединиться к ним в любую минуту. Подниматься по ней было опасно, но возвращаться обратно, туда, где рыскали те парни, а в придачу к ним и сумасшедший, пытавшийся перегрызть мне горло — гораздо опаснее.
Я устало сел прямо в хлюпавшую под ногами жижу — сильнее уже не испачкаюсь — и окинул лестницу взглядом. По сравнению с шахтой лифта, по которой я карабкался не так давно, она казалась небольшой, пусть и была высотой в полсотни метров, не меньше. На самом верху виднелось нечто, похожее на круглый люк. Оттуда, с потолка, по-прежнему стекала вода, где-то отдельными каплями, а где-то целыми ручейками, вымывающими в гниющих стенах извилистые ложбины. Любопытно, на какой я сейчас глубине? Вряд ли, конечно, по этой лестнице я сразу выберусь на поверхность, но надо же с чего-то начинать. Да и потом, у некоторых всё обстоит намного хуже. Взять хотя бы ту девушку из палатки, окоченевшую и почти лишённую способности двигаться. Её образ опять всплыл у меня в памяти. Интересно, что с ней всё же стало?
Я слегка улыбнулся. После всех этих бешеных поездок, прыжков с поезда на полном ходу, лавин и прочего, что мне какая-то лестница? Встав, я подошёл к ней и подёргал за одну из перекладин, проверяя прочность. Железо жалобно застонало, мне на голову посыпались камешки, но конструкция выдержала. А значит, должна выдержать и меня самого.
Выдохнув, я забрался на нижнюю ступеньку и замер, прислушиваясь сквозь плеск стекающей с меня грязи к скрежету металла и ожидая, когда он затихнет, чтобы полезть выше.