Уже через пару часов мы покинули пожарище — нас там больше ничего не задерживало, да и собирать вещи нужды не было. Многочисленные визиты к старым друзьям Игрока, пожалуй, придётся отложить до более подходящего момента. Может быть, к тому времени среди них увеличится количество тех, кто не станет покрывать его бранью, вспоминая о том, что он натворил. К сожалению или к счастью, человеческая память в отношении плохих поступков несовершенна, тем более если речь идёт о мертвецах, и сейчас это играло нам на руку: никогда не лишне иметь запасной план, пускаясь в опасное предприятие.
И вряд ли у кого-нибудь возникли бы сомнения, что наше предприятие опасно. Не говоря о Беглецах, возможно, до сих пор рыщущих по округе, и фантоме, меняющем обличия, мы не знали, с чем нам предстоит столкнуться, когда мы найдём то, что ищем. Путь первооткрывателей редко бывает гладким.
Несмотря на слова, сказанные Игроку, от пожарища у меня остались по большей части положительные впечатления, пусть оно и вырвало меня из сумеречного и одиночного образа существования, к которому я успел привыкнуть. И всё-таки я уходил без особой скорби — так, будто наведался туристом в какой-нибудь милый захолустный городок, посмотрел, как там всё устроено, но не собираюсь же я оставаться навсегда? Единственное, о чём я жалел, так это о том, что не удалось отыскать противоположный край посёлка — вышли мы из него ровно там же, где и вошли. Пройдя сквозь арку и поднявшись на тот же самый холм, мы отправились в дорогу, взяв немного правее, чем то направление, откуда пришли. При свете огромного пламени ориентироваться на просторах загробного мира оказалось значительно проще, да и холмы уже не казались такими одинаковыми и постоянно перемещающимися, как в темноте — ещё одно преимущество пожарища. После того, как всё закончится, надо будет хорошенько подумать, не вернуться ли всё же сюда насовсем.
Когда мы пересекали перевал, отрезающий пожарище от остального мира, Игрок в последний раз оглянулся на пылающий огонь, и свет снова отразился в его здоровом глазу. Постояв так несколько секунд, он отвернулся и зашагал прочь. На то, чтобы свет за нашими спинами окончательно погас, ушло время, слишком короткое по сравнению с тем, за которое он превратился для нас из маленького сияния на горизонте в громадный костёр. Больше пожарища не было видно. Холмы вновь погрузились в темноту.
Мы шли молча. Силуэт Игрока впереди мелькал с такой скоростью, словно он пытался от меня убежать, и я за ним едва поспевал. Не знаю, о чём он при этом думал, но выглядело это так, будто он злился на что-то, хоть я и не мог понять, на что именно. Он сам, без моего участия, вызвался меня сопровождать, я на этом не настаивал. Не в том плане, что его компания мне надоела, просто сейчас он ничем не мог помочь, и его присутствие теряло всякий смысл. Собственно, в этом и заключалась главная проблема нашего поиска — Игрок не представлял, где может находиться «ублюдок», как я про себя продолжил называть гипотетического хозяина загробного мира. Что уж говорить обо мне… Лично я надеялся, что мы разберёмся во всём, как и обычно, с течением времени, но бродить по залитым тенью полям совершенно вслепую казалось не слишком удачной идеей. Мы нуждались хоть в какой-то зацепке.
У нас не было никакого конкретного плана, которому бы мы следовали и на который ориентировались. Раньше Игрок вёл меня в соответствии со своими представлениями о маршруте и наших целях, теперь же мы поменялись ролями и провожатым выступал уже я сам, при этом по-прежнему не имея понятия, куда идти.
И всё же, несмотря ни на что, впервые за проведённое среди мёртвых время я чувствовал, что иду правильно. Наверное, до того, как умер, я счёл бы это глупостью несусветной — тоже мне, интуиция! Но тогда я бы и рассказы о жизни после смерти посчитал глупостью, а сейчас я не мог в них не верить. Что, по сути своей, есть интуиция? Предсказание будущего. Звучит претенциозно и ненормально — в самый раз для загробного мира. Все, с чем я здесь сталкивался, в той или иной степени было претенциозным. Ненормальным же оказывалось буквально все, безо всяких степеней. Ещё одна монета в копилку доказательств того, что некий создатель или надсмотрщик всё же существует. Нет, не доказательств, конечно — догадок. Эта идея сама по себе выглядела настолько дикой, что просто обязана была оказаться правдой. Загробный мир. Настоящая страна чудес — куда ни плюнь, везде они.
Всматриваясь в фигуру Игрока, по привычке шагающего впереди меня с энергией, достойной лучшего применения, я подумал — а каким должен быть человек, чтобы стать Беглецом? Честно говоря, его собственное толкование объясняло не так уж и много, из него получалось, что надо лишь бояться смерти и не быть к ней готовым. Ну а кто из нас готов и кто не боится? Если считать подобным образом, так Беглецов должно быть по меньшей мере в десять раз больше, чем остальных. Я, разумеется, не знаю, сколько тех и других на самом деле, но сомневаюсь, что хотя бы поровну. И перевес явно не на стороне бунтовщиков. В одном только пожарище, которое мы покинули, жителей набралось бы… в общем, немало.
И всё-таки, какие качества определяют того, кто способен по своей воле прибиться к изгоям, даже после смерти? Как заявил Игрок, они хотят сбежать отсюда, но куда? Не обратно же к живым. Как они себе это представляют? Едва ли они настолько безумны, чтобы надеяться попросту вернуться в мир живых. По меньшей мере, при нашей первой встрече мне так не показалось. Дикарь из канализации был безумным, спору нет, а про троих парней, схвативших меня, я бы так не сказал. Они были скорее… целеустремлёнными, да. Зацикленными до невозможности. Опять же — всё в соответствии с историей Игрока. Впрочем, нередко истинное безумие кроется как раз в том, кто кажется тебе нормальным. Кажется до тех пор, пока не произойдёт взрыв.
Так или иначе, подобные вопросы не заканчивались. Во что верил Игрок тогда, принося им клятву верности? В метафорическом, конечно, смысле — несмотря на всю организованность и дисциплину, вряд ли у них присутствовали такие ритуалы, скорее символические, чем имеющие практическое значение. Если кто-то хочет тебя предать, его никакие клятвы и договоры не остановят. Фикция, пустые слова. Нужен результат — полагайся не на болтовню, а на реальные дела.
Я попробовал мысленно разложить по полочкам того Игрока, которого знал. Того, с которым познакомился на станции метро и который меня постоянно выручал. В нём было сполна эгоизма, самовлюблённости, грубости — не самых положительных черт характера, однако по-прежнему недостаточных для того, чтобы связаться с плохой компанией. Слишком плохой. Будь он капризным ребёнком, не способным критически мыслить и принимать решения — тогда пожалуйста.
Но случай не тот. Игрок был ничуть не глупее всех тех, кого я встречал в мире мёртвых.
В то же время я знал его как надёжного друга, на которого мог положиться. Он с готовностью делился со мной тем, что имел, никогда не бросал в беде и всегда был честным. Ну, в определённой степени. В любом случае, его достоинства намного превышали недостатки. Почему же тогда он поступил так, как поступил? Если среди Беглецов попадаются хорошие люди, значит ли это, что они не такие уж мерзавцы? И я сразу ответил сам себе — нет. Обыкновенная погрешность. То, что Игрок не мерзавец, повлияло как раз на то, что он от них ушёл. А когда он к ним только примкнул, то явно понимал, на что идёт. И мотив, по которому он к ним изначально прибился, так, похоже, и останется для меня загадкой. По крайней мере, до тех пор, пока…
Мои рассуждения прервал толчок в грудь — задумавшись, я наткнулся на внезапно вставшего столбом Игрока. Он, опираясь на свой посох, смотрел на что-то прямо перед собой, на земле. Подойдя ближе, я увидел, в чём причина задержки: впереди плескалась вода. Мы вышли к реке. Должно быть, к той же самой, что пересекли, направляясь в сторону пожарища.
— Ну что, — спросил Игрок без тени улыбки на лице. — Куда теперь?
Я повернулся сначала направо, затем налево. Никакой разницы. Что там, что там одинаковый поток, исчезающий в темноте на расстоянии десятка метров от нас. «Должна же река где-то начинаться и заканчиваться».
Я подошёл ещё ближе, так, что мои подошвы чуть-чуть погрузились в вязкий мокрый песок, смешанный с речным илом. Присел на корточки и окунул пальцы в воду, наслаждаясь кусающим их холодом. Странное ощущение, давно забытое… Разве мёртвые могут его чувствовать? Из здешних я помнил только одного человека, кому холод докучал. Точнее, не совсем так. «Докучал» — слишком мягко сказано.
В ушах зазвучал её заикающийся голос: «П-пом… Пом-моги мн-не», перед глазами возникли очертания тонкого серого лица. В животе жалобно заныло. Я встряхнул головой и поднялся на ноги. Игрок, ни на миллиметр не сдвинувшийся с той точки, где стоял, вопросительно смотрел на меня из-под шляпы.
— Течение направляется туда, — я указал направо. — Значит, пойдём в другую сторону. Выйдем к истоку, как ты и говорил. Хотя бы узнаем, заканчивается где-нибудь река или мы опять ходим по кругу.
Он ничего не ответил, только коротко кивнул и, снова обогнав меня, зашагал впереди. Вздохнув, я последовал за ним.
Сейчас, когда мы шли вдоль русла, река всё время находилась рядом, но в темноте я её не видел. Мы держались на некотором расстоянии от неё, однако же я отчётливо слышал журчание воды. Тихое и спокойное, такое бы больше подошло какому-нибудь крошечному ручейку. А впрочем, оно идеально дополняло умиротворяющую атмосферу полей. Было в них что-то такое, расслабляющее, что ли. Особенно так, когда их золотистый цвет приглушала тьма.
Плеск бегущего потока убаюкивал, и я поймал себя на том, что буквально засыпаю на ходу. До этого я не спал ни секунды. Учитывая, что я, по сути, ничего не помню из своей прошлой жизни, я и не знаю, что это такое — спать. То есть, конечно, теоретически представляю, но на практике ни разу не пробовал.
Я вспомнил видение, когда мне почудился океан, прорывающийся из реального мира в наш. В нём было что-то общее с этим не-видением, со звуком воды чуть ли не над самым ухом, с берегом, скрытым густой травой, что росла вплотную к нему…
В себя меня привёл внезапный шквал ветра, хлестнувший прямо по лицу. Я встал как вкопанный и растерянно огляделся вокруг. Знакомое ощущение… Совсем как в тот раз, когда я ориентировался по сквозняку в кромешной тьме пещеры. Вот только теперь под боком нет ни пещеры, ни тоннеля, ни чего-либо ещё, что могло бы вызвать сквозняк.
Впереди маячил силуэт остановившегося Игрока — значит, и он что-то заметил. Развернувшись ко мне вполоборота, он легко взмахнул ладонью перед своим лицом и спросил:
— Чуешь?
Я сразу понял, о чём он. Через сладковато-приторную гарь костров, витавшую в воздухе, до меня донёсся совершенно иной запах: запах холода.
Мы двинулись дальше; я почувствовал, что дорога опять забирается в гору. В прошлый раз понадобилось немало времени, чтобы дойти до высоты, где шёл снег. Сейчас же белые крапинки замельтешили перед носом буквально через секунды после нашей заминки. Я, увидев их, даже протёр глаза, на случай, если это обман зрения или мираж, который получится просто сморгнуть. Но не получилось. Снег продолжался, и с каждой минутой он становился сильнее.
Река оставалась сбоку от нас, я её слышал. Похоже, исток где-то в горах — я мог ошибаться, но в сумраке, кажется, вырисовывались уже знакомые контуры горных вершин, складывающихся в зачатки хребтов. Я как будто прошёл по кругу и вернулся туда же, откуда начал. Но в этот раз маршрут оказался гораздо короче. Время и пространство, закрученные в кольцо… Или в спираль.
Живот свело так, как если бы я ничего не ел целую вечность. Хотя, я ведь и правда ничего здесь не ел, не считая того яблока, которым меня угостил Игрок на станции… А, что за глупость… Не может же голод начаться вот так внезапно. Или может? Яблоко… Что, если съев его, я нарушил какие-то местные правила и в результате потерял способность обходиться без пищи? Если в загробном мире действительно есть создатель, надсмотрщик — или как его ещё назвать — то должны быть и правила. И нарушать их, очевидно, нельзя.
Так, стоп… Я сжал переносицу пальцами, как при мигрени. Что за бред… Я что, с ума схожу? Слишком много предположений, слишком многие из них опираются на другие допущения и слишком много в них странностей на грани безумия. Всему есть предел. Нельзя этому поддаваться, надо мыслить рационально. У меня просто разболелся живот, а я уже нагородил в голове невесть чего.
Снег всё усиливался; лёгкий ветерок превращался во вьюгу, ноги стали утопать в наметённом слое всё глубже, и тем медленнее мы шли. Вскоре мы брели, коленями разгребая сугробы. Река тоже оставалась поблизости — несмотря на мороз, она не замерзала, до меня по-прежнему доносилось её равномерное журчание. Может, она подобно нам, мертвецам, не боялась холода, а может, что гораздо более логично, заледенеть ей не давало течение. Я тихо усмехнулся: вот и она, холодная рациональность.
Игрок так и сохранял молчание; мы ни словом не обменялись, пока не заметили её.
К тому моменту мы пробирались по такой же занесённой метелью горной тропе, как и та, где я в своё время встретил Счетовода. Справа от нас тянулась гряда невысоких скал, перейти через которые, впрочем, мы бы не смогли, поэтому продолжали идти вдоль них. И вдруг, за очередным поворотом, в этой стене показалась брешь. За ней открывалась узкая долина, покрытая снегом. Ноющая боль в животе неумолимо поползла наверх.
Теперь мы стояли на распутье. Точнее, я стоял. С одной стороны — река и её исток, а также наши поиски. С другой — это место, где я уже бывал. Место, где я нашёл её. Если бы меня спросили, я вряд ли смог бы объяснить, почему постоянно думал о ней. Или почему каждый раз при такой мысли мой живот выходил из себя.
Игрок подошёл сзади и положил руку мне на плечо.
— Хочешь знать, зачем я делаю то, что делаю? — Проговорил он, не отрывая взгляда от ущелья. — Затем, что я помню всё, что натворил, каждую секунду, в мельчайших подробностях. Всё произошедшее живёт вместе со мной. И мне до сих пор страшно из-за этого. Некоторые пятна не сводятся, они остаются навсегда. Такие, например, как это, — он повернулся ко мне изуродованной стороной, демонстрируя ломаную линию на месте отсутствующего глаза. — Или это, — сдёрнул с шеи воротник, обнажая тонкий красный шрам, опоясывающий горло. — У меня таких шрамов полно, и Беглецы — только один из них. От этих шрамов нельзя избавиться, да мне, наверное, и не хотелось бы. Можно только помнить о них и постараться не совершать подобных ошибок опять. Ты правильно сказал — нельзя забывать о своих ошибках или делать вид, что их и вовсе не было. Можно лишь попытаться исправить их, искупить вину. Тебе это чувство знакомо не хуже меня, не так ли?
Несмотря на простоту стоящего передо мной выбора, я медлил. Любое из возможных решений казалось мне неправильным. Я мог выбрать только один вариант развития событий, здесь не было компромисса, который помог бы достичь обеих целей. Тот случай, когда либо одно, либо другое.
В конце концов я решился. Повернув направо, я направился в долину. «Попытаться исправить ошибки, искупить вину». За спиной послышались хрустящие по снегу шаги Игрока, последовавшего за мной. Забавно: я представил, как перед этим он безразлично пожал плечами.
Сомнений в том, что это именно то самое ущелье, у меня практически не было: такие же гладкие стены, точно нарочно вытесанные из камня и отполированные до такой степени, что на ощупь не мудрено перепутать их с зеркалом. Не говорю, что во всём загробном мире не нашлось бы второго такого, но окончательно в своей правоте я уверился, когда мы наткнулись на пирамиду высотой почти в мой рост, сваленную из булыжников. Я сам сложил её когда-то, боясь, что пройду по кругу, вернусь сюда — и не пойму этого без ориентира. Что ж, вот и вернулся. И понял.
Сейчас снег здесь валил не так обильно, как при первом моём визите. По крайней мере, дорогу перед нами засыпало не быстрее, чем в начале подъёма. Если память меня не подводила, идя по этой расщелине впервые, я едва перебирался через сугробы. Сейчас же мы брели лишь по колено в снегу. Не так уж страшно.
Спустя какое-то время после обнаружения пирамиды мы вышли к полянке, как будто утопленной относительно уровня всей остальной долины. Идеально ровный кусок земли, покрытый деревьями и зеркально гладким слоем снега, без единого следа. И там, на другом конце этой полянки одиноким светлячком горел огонёк костра.
Костра, возле которого она пыталась согреться. Удивительно, что ей удалось развести его снова… Когда я её покидал, она была, по правде говоря, не в том состоянии, чтобы справиться с этим. Я спустился вниз и, не дожидаясь Игрока, двинулся к палатке, ещё не видимой, но стоящей, как я знал, там же, неподалёку от огня, спрятавшись под скалой. Вскоре её очертания действительно выступили из темноты.
Я ускорил шаг. Жгучее чувство в животе усилилось, но я не обращал на него внимания. Я был мёртвым, моё сердце не билось — но я буквально ощущал, что оно вот-вот выскочит из груди. Оставались считанные секунды до того, как я подойду, увижу её и…
Игрок, всё это время шедший позади, толкнул меня в спину, да так, что я растянулся перед ним на земле. Не успел я даже сообразить, что происходит, как в следующее мгновение на то место, где я только что шёл, с грохотом разрывающегося снаряда упал здоровенный валун. Краем глаза я заметил, как сам Игрок отпрыгивает, уворачиваясь от другого такого же, размерами не уступающего тому, что чуть не раздавил меня. Ещё через миг такие же булыжники величиной с саму палатку посыпались по всей долине — по меньшей мере, мне так показалось тогда. Очередной камень приземлился в метре от моей головы, взорвав прямо мне в лицо фонтан снега. Я перекатился в сторону, чтобы не угодить под следующий, но в начавшейся суматохе рассчитывать оставалось исключительно на удачу.
Катаясь по взрытому снегу посреди камнепада, я одновременно пытался отыскать взглядом палатку. Я не видел, пострадала ли она, но костра уже не замечал. Только бы из-за хаоса, а не…
КРАК.
На валун поодаль от меня ухнул ещё один, и они оба раскололись с тем же неприятным треском, с каким, должно быть, раскалывается череп. Меня осыпало уже не снегом, а мелкими острыми осколками.
Где-то сбоку послышался крик:
— Обратно! Беги обратно!
Стоя в центре рушащейся долины, я не знал, что делать — последовать этому совету или бросаться на поиски того, ради чего сюда и пришёл. На выбор ушло меньше секунды — я рванул туда, где по моим представлениям должна была находиться палатка. Может быть, мне показалось, но за спиной прозвучали проклятия Игрока.
Камни продолжали сыпаться настоящим тропическим ливнем — если бы, конечно, одна-единственная капля могла убить. Говорят, что проскочить между каплями дождя нельзя, но каким-то невероятным образом мне это удавалось. Я шагал между ними, шатаясь, словно пьяный, и оставался невредимым.
Палатку я заметил неожиданно, как будто она возникла из воздуха. Она возвышалась над поляной так же, как и раньше, хотя землю вокруг неё густо покрывали булыжниками. Я метнулся к ней сломя голову, рискуя попасть под одну из капель, но споткнулся и беспомощно распластался на снегу. Быстро перекатился на спину, попробовал подняться, но в следующее мгновение меня снова сбил с ног камень, грохнувшийся прямо передо мной. Больше не предпринимая попыток встать, я пополз сквозь снег, разгребая его голыми руками.
До неё оставалась уже пара метров. Ещё немного, чуть-чуть… Очередной взрыв в шаге от меня забрызгал снегом лицо. Я хотел вытереться на ходу, но не получилось, и пришлось остановиться, чтобы протереть глаза и отплеваться от колючей массы, набившейся в рот. Тут же мелькнула мысль: а что, если я всё же умру? Кажется, ещё ни разу я не был к этому так близок.
Всё произошедшее, начиная с того, как мы вошли на поляну и до настоящего момента, заняло не больше нескольких секунд. В следующий же миг что-то ударило меня в плечо, пригвоздив к земле — не толкнуло, как сделал Игрок, спасая меня, а ударило. Не чувствуя боли, но почему-то сжав зубы, я рванул вперёд, однако новый снаряд, угодивший в воронку рядом со мной, отшвырнул меня в сторону.
И наступила долгожданная тишина.