Волны продолжали скрестись в борта нашей лодки, мягко и тихо, в контраст прошедшему не так давно шторму с его разрушительной, всесметающей яростью. Похолодало, поверхность воды подёрнулась полупрозрачной плёнкой тумана.
Игрок, вздрогнув, проснулся, словно от толчка в плечо или хлопка над ухом, и осоловело заоглядывался по сторонам. На моей памяти это был первый раз, когда он спал, и наблюдать за проявлением в нём чего-то столь человеческого, как внезапное пробуждение, было по меньшей мере забавно. Очухавшись, он слегка нахмурился, поднял снизу, из-под ног, упавшую за время сна шляпу и принялся приводить её в порядок, стараясь разгладить поля, что, впрочем, ему не слишком-то удавалось. Высохшая и пропитавшаяся солью ткань оставалась всё такой же безнадёжно сморщенной и заскорузлой, сколько бы Игрок над ней ни трудился. В таком состоянии она скорее походила на большой уродливый торт, растёкшийся по противню, чем на головной убор. Сдавшись, Игрок с силой натянул её на голову, но затем, лениво выругавшись сквозь зубы, сорвал и зашвырнул обратно под банку.
Закончив с этим, он наклонился, зачерпнул из-за борта воды и побрызгал ею себе в лицо. Только тогда, откашлявшись и откинув со лба намокшие пряди, он обернулся ко мне. Сонливость пока не полностью покинула его, а изогнутый шрам на месте одного из глаз в сочетании с растрёпанной одеждой придавал ему ещё более рассеянное выражение. Сползший с шеи шарф обнажил опоясывающий её тонкую полоску, такую яркую, что она почти фосфоресцировала в темноте. Отметина висельника.
— Ну, что нового? — Он сонно моргнул и перевёл взгляд на безмятежное море.
— Что тут может быть нового, — фыркнул я. — Второго шторма точно не случилось, а то бы ты уже проснулся.
— Не обязательно, — пробормотал он и протяжно зевнул. Затем его живой глаз медленно скользнул к вёслам.
— Но времени ты, как я посмотрю, зря не терял?
Я в ответ неопределённо пожал плечами и положил ладони на рукоятки вёсел, будто собрался грести прямо сейчас. Игрок хмыкнул:
— Ладно, скоро увидим.
Он ещё раз зевнул и поднялся на ноги. Пересев повыше, он принялся оглядываться так, словно надеялся рассмотреть вокруг что-то, помимо мерно колышущейся воды и горизонта, к которому она уходила. Вернее, который терялся где-то в темноте. Наконец, спустя минуту или две наблюдения, он произнёс едва слышно, себе под нос:
— А не так уж сильно нас и отнесло…
Он снова повернулся ко мне, наткнулся на мой вопросительный взгляд, и пояснил:
— Я боялся, что из-за бури мы собьёмся с пути. Но всё вроде бы в порядке, скоро вернёмся на маршрут. Надо только взять чуть правее… — Он задумчиво вытянул руку в этом направлении, но я его перебил:
— Хочешь сказать, ты понял, где мы? — Он так же глубокомысленно кивнул. — И как, позволь поинтересоваться? Я здесь даже правую руку от левой не могу отличить. Море, оно же всё… одинаковое.
— А как, по-твоему, я с самого начала различал маршрут? — Ответил он так, точно это подразумевалось само собой, затем опять уставился вдаль.
Я понял, что продолжать расспросы бессмысленно, и остаётся только ждать, пока он всё не обдумает. Прошла ещё минута, прежде чем он снова заговорил:
— Теперь слушай… Настало время показать, на что способен. В первую очередь нужно вернуться обратно на маршрут, тогда он от нас уже никуда не денется. Выровняй-ка нас вон в ту сторону, — он вскинул руку, указывая немного правее носа лодки.
Я взялся за вёсла. После нескольких взмахов мы застыли лицом ровно туда, куда и показывал Игрок.
— Теперь плывём в этом направлении. Если что-то поменяется, я дам тебе знать.
Он уселся обратно на банку и достал снизу свою сумку, больше не обращая внимания на происходящее вокруг.
Я принялся работать вёслами. Первые движения вышли неловкими и не слишком удачными, однако руки быстро вспомнили, как нужно действовать, и вскоре лодка пошла вперёд даже лучше, чем раньше.
Мы плыли в тишине, хотя здесь, в море, она была лишь относительной — плеск воды хоть немного, но разбавлял звенящую пустоту. И всё равно такое море разительно отличалось от того, мощь которого мы невольно лицезрели не так давно. Отличалось прямо противоположно. Так же, как человек, чей настрой может поменяться за считанные мгновения.
Игрок извлёк из сумки трубку и мешочек с табаком и убедился, что они в шторме не пострадали, оставшись сравнительно сухими. Он закурил и сидел так, уставившись в одну точку с задумчивым видом, время от времени бросая отсутствующие взгляды то на меня, то на воду, покрытую позёмкой тумана, то куда-то в темноту. Я ожидал, что курс, которого я должен был держаться, довольно быстро потребуется подкорректировать, но, по всей видимости, получалось у меня вполне сносно, и Игрок молчал. Он прервал молчание неожиданным для меня вопросом:
— Когда мы доберёмся до места, что конкретно ты хочешь узнать?
Я на пару секунд поднял вёсла, задумавшись, после чего ответил:
— То же, что и планировал с самого начала. Есть ли кто-то, кто управляет этим миром. И если есть, то где его найти.
Игрок вгрызся зубами в трубку, судя по всему, взвешивая дальнейшие слова, затем произнёс с расстановкой:
— Не показывай им сразу, что именно тебе нужно, и как сильно тебе это нужно. Если они поймут, что могут диктовать свою цену, так они и поступят. Вытягивай из них информацию понемногу, по капле.
— И как мне это сделать? Они вроде бы не из тех, кто любит поторговаться. Да и вряд ли бы мы поплыли к ним ради каких-нибудь пустяков, и они не такие дураки, чтобы это не понимать.
— Там, на месте, будет ясно. Пока что запомни то, что я тебе сказал. Я, конечно, постараюсь помочь, но полагаться тебе придётся в основном на себя. Как ты правильно заметил, они не дураки, и…
Его прервал глубокий, протяжный гул, раздавшийся внезапно где-то вдалеке. Он разнёсся над поверхностью моря, взбаламутив воду и дымку над ней, вернулся таким же гулким эхом и затих.
— Что за…
Не успел я закончить фразу, как звук повторился — с той же стороны, с той же силой. Так, наверное, мог бы трубить огромный синий кит. Вот только никаких китов здесь нет, напомнил я себе. А если бы и были, чтобы издавать такие звуки, они должны быть по меньшей мере в десять раз больше самого большого из тех, что когда-либо существовал в реальности. Такого попросту не могло быть. Даже в загробном мире.
Гул пронёсся над нашими головами в третий раз, подобно исполинской сирене, возвещающей о конце света. Мы с Игроком переглянулись, и по выражению его лица я понял — это оно. Чем бы этот звук ни был, мы добрались. Почти добрались.
Над нами снова повисла та же тишина, нарушаемая только спокойными всплесками облизывающей борта лодки воды, такой же чёрной и холодной, как окружающий нас воздух. Я с новыми силами налёг на вёсла. В открытом море, где не существует севера, юга, запада или востока, а верх и низ порой меняются местами, сообразить, откуда именно шёл странный гул, было практически невозможно. Игрок, скорее всего, мог бы подсказать насчёт направления, но он просто сидел, нахмурившись, и ничего не говорил. Он спрятал трубку в карман, и сейчас смотрел себе под ноги, а не вперёд. Я решил, что смогу обойтись и без его совета — достаточно взять хотя бы примерный курс. Вряд ли даже в темноте мы упустим из виду махину, способную издавать подобный шум.
Чем дальше, тем больше росло напряжение. Так же, как предвкушение удовольствия иногда бывает приятнее, чем само удовольствие, ожидание чего-то неприятного тоже может оказаться мучительнее самого события. Как ожидание удара, летящего прямо в лицо — то короткое мгновение, что ты видишь руку, от которой уже не уклониться, гораздо болезненнее, чем сам удар. Он же, наоборот, ознаменует конец страданий, отсечёт «до» от «после».
И для нас этим спасительным ударом стал внезапно выступивший из тумана силуэт. Он разорвал тьму так бесшумно и неожиданно, что я едва не выронил вёсла, увидев, как из пустоты высоко над нашими головами появилось нечто… огромное, действительно колоссальное, размером никак не меньше пожарища, хотя и не светящееся. Медленно, словно нехотя, оно проступило сквозь темноту, выплыло вперёд и, как только мы остановились, тоже замерло, зловеще нависнув над нами.
Я замер с задранной вверх головой и открытым в изумлении ртом, сжимая приподнятые над водой вёсла. Что это? Корабль? Смутные очертания вырисовывали какую-то сложную многоэтажную конструкцию, состоящую из десятков соединённых друг с другом платформ, но на корабль она явно не походила. Скорее, на что-то вроде…
Где-то наверху, на самой верхушке гигантского монстра, с громким щелчком вспыхнул маякоподобный сноп яркого света, разрезавший темноту над нами пополам. Он провисел неподвижно несколько секунд, затем плавно пополз по воде, мимо нас. Я сидел молча, не решаясь шелохнуться, да и Игрок следил за лучом с плохо скрываемым волнением. Сделав круг, тот вернулся обратно и остановился так, что мы оказались ровно в его центре; меня с непривычки даже ослепило. Я зажмурился и заслонился руками, ожидая, что произойдёт дальше, но больше ничего не было. Луч просто висел, высвечивая нас среди сплошной тьмы, как актёра перед спектаклем, и мешая мне разглядеть сам загадочный не-корабль получше.
Мы с Игроком переглянулись. Он тоже сидел, скрючившись и закрываясь от света, хоть тот бил ему не в лицо, как мне, а в спину. Впрочем, он обернуться и не пытался.
— Что это? — Озвучил я ему свой вопрос, причём стараясь говорить погромче, почти крича, будто луч мешал не только видеть, но и слышать.
— А это, мой дорогой друг, — ответил он, — и есть крепость Беглецов.
— А разве… Хм… — Я напряг память. — Разве ты не говорил, что они свою крепость построили посреди чистого поля?
— Фигура речи, — хмуро пробормотал он, отворачиваясь одновременно и от света, и от меня. — Да и потом, какая разница?
Я ещё раз взглянул, щурясь сквозь пальцы, на исполинское нагромождение теней и металла. Ни единого признака присутствия кого-то, кроме нас. Ни голосов, ни человеческой фигуры — ничего, кроме выхватившего нас из темноты прожектора, который не мог включиться сам по себе. Я опять перевёл взгляд на Игрока, но прежде, чем я успел спросить что-либо, он сам скомандовал:
— Подплыви ближе.
Меня не покидало ощущение, что мы углубляемся в невероятно огромную пещеру. Всё плотнее сгущающийся туман и платформа, нависающая над нами массивным козырьком, образовывали подобие замкнутого пространства. Единственным, что рушило это впечатление, был луч света, не отстававший от нас до тех пор, пока мы не оказались под самой платформой, после чего он остался позади, словно не мог двигаться дальше. По бокам от нас, на значительном расстоянии, я заметил уходящие вверх, к платформе, квадратные опоры, как будто сплетённые из металлических же балок. Они были так далеко, что у меня получалось их разглядеть только благодаря исполинским, под стать самой висящей в воздухе громадине, размерам. Такие же столбы смутно вырисовывались и впереди нас.
Игрок усиленно высматривал что-то сквозь тьму и туман. Приставив ладонь ко лбу, он вертел головой из стороны в сторону, пока не заметил искомое — и тогда он молча вытянул руку в нужном направлении и даже сам немного подался вперёд, едва не вывалившись из лодки. Я поактивнее налёг на вёсла и через минуту тоже увидел, куда он показывал — там наш путь преграждала одна из опор. Я направился к ней.
Когда мы подплыли поближе, я понял, что это не просто опора. В самом низу, у воды, располагалась утопленная наполовину в ржавчине, наполовину в водорослях плавучая площадка, выполнявшая, похоже, роль причала — небольшая, но вполне вместительная для человек двенадцати-пятнадцати. Наверх с неё вела хлипкая лестница, напомнившая мне ту, по которой я вылезал из канализации, спасаясь от дикаря: такая же хрупкая и ненадёжная на вид. Эта от той отличалась, наверное, только размером: она уходила ввысь на многие метры, постепенно теряясь в мареве и уже на границе видимости упираясь в ещё одну площадку. Кажется, подниматься на главную платформу предполагалось шаг за шагом, по этажам.
Нос лодки мягко ткнулся в «причал», и мы остановились; я сложил вёсла. Игрок обернулся, встретился с моим вопросительным взглядом и кивнул. Мы спрыгнули на площадку, чуть-чуть просевшую под нашим весом. Я хотел было и сумки сразу достать, но Игрок сказал:
— Не стоит, они нам не понадобятся.
Мы встали под лестницей, глядя наверх. Из-за студёной морской дымки рассмотреть, что там, получалось даже хуже, чем с воды — отсюда я мог различить лишь то, что следующий этаж представлял собой такую же платформу, как и эта, с похожим на корабельную перегородку узким люком-прорезью, в который и уходила лестница.
— Нам туда, — произнёс я без вопросительной интонации.
— Ага. — Игрок тихо вздохнул. — Я первый.
Он полез наверх. Я задержался на пару мгновений, чтобы привязать лодку, и последовал за ним. Поначалу лезть было несложно, по крайней мере, первые несколько метров. Затем я понял, что чем выше мы забираемся, тем сильнее шатается лестница под нами, и не только из-за нашего собственного веса — в движение её приводили даже лёгкие порывы ветра. Уже на середине меня едва не сбросило вниз, когда нас в очередной раз тряхнуло, чуть ли не на метр отнеся в сторону. Переждав тряску, я пополз дальше, стараясь не отставать от Игрока, лезшего куда как бодрее — ожидаемо, с учётом того, что он-то здесь бывал раньше. Он подождал меня на следующем этаже, стоя на краю платформы и наблюдая за брызгами, без затруднений долетающими до него снизу, даром что море оставалось сравнительно спокойным. Эта площадка практически ничем не отличалась от нижней — и с неё так же вела наверх ещё одна лестница.
Таким образом мы преодолели пять этажей, каждый никак не меньше полусотни метров; на весь подъём ушло около получаса. С последней площадки наверх вела гораздо более короткая лестница, не больше пяти метров, выходящая на нижний уровень главной платформы. Я, уже привычным движением взявшись за одну из ступенек, заглянул туда — и от неожиданности отпрянул, чуть не свалившись вниз. Сверху, из люка, на меня смотрело сразу несколько человек — заросших до колтунов, с лицами, изъеденными чёрными разводами. И без капли дружелюбия в глазах, сверкающих сквозь гривы спутанных волос. Все они могли бы без труда сойти за родных братьев-близнецов тех троих, что пытались похитить меня на станции метро.
Очевидно, нас ждали, тот прожектор высвечивал нас не просто так, конечно. Я покосился на Игрока, тот, заметив мой взгляд, снова коротко кивнул — с каменным выражением лица, ни единого дрогнувшего мускула. Спроси меня сейчас, что он чувствует — я не взялся бы угадывать. Он потянулся неспешно, даже с некоторой ленцой, затем приблизился к лестнице. Люди наверху, увидев это, расступились, отстранившись от люка. Игрок полез туда, к Беглецам. И я вслед за ним.
Протиснувшись через узкий люк, я поднялся на ноги. Не было нужды осматриваться, чтобы понять, что происходит — нас двоих плотным кольцом окружила целая толпа, человек сто, если не больше. Они, бедно освещённые расположенными где-то за их спинами тусклыми лампами, ничего не делали, просто молча топтались на одном месте, угрюмо уставившись на нас с Игроком, будто чего-то ждали. Так же стояли, плечом к плечу, не издавая ни звука, и мы.
При более близком взгляде их лица оказались не только измазанными в грязи — они были красными и выдубленными, как у людей, проводящих много времени на холодном ветру. Я опять вспомнил ту троицу. Да, они бы сюда идеально вписались… А может быть, кто-нибудь из них и правда стоит сейчас тут, незамеченный мной, и…
Задние ряды расступились, пропуская кого-то. Вперёд протолкался один из Беглецов — точно такой же, как и все остальные, за исключением того, что он явно не собирался безмолвно глазеть на нас. Он вскинул дрожащую руку, гневно тыча пальцем в Игрока:
— Ты!.. Посмел сюда явиться, после…
— Да, — перебил его Игрок. Его холодный и сочащийся презрением голос звучал на удивление спокойно. — Посмел.
— Ха! Я бы на твоём месте держался подальше…
— Тогда хорошо, что ты не на моём месте, Тик. Твоё место — здесь, на этой помойке.
— И ты надеешься…
— Я надеюсь только, что ты наконец-то заткнёшься. Сделаешь одолжение?
Тик стоял, тяжело дыша, глядя на Игрока и сжимая и разжимая кулаки, словно мог в любую секунду потерять голову и броситься на него. Я ясно видел, как поднимается и оседает его грудь под истрёпанной холщовой курткой, как разъярённо трепещут его ноздри, как пульсирует перечёркивающая лоб вена… И вдруг он расслабился, напряжение на его лице разом заменилось подобием язвительной усмешки. Он плюнул себе под ноги и проговорил, уже гораздо тише:
— Отлично, отлично… Посмотрим, что он об этом скажет…
Он ещё секунду сверлил Игрока глазами, полными ненависти и злорадства, затем резко развернулся и снова пошёл сквозь толпу. Его товарищи так же молча расступались перед ним ровно настолько, чтобы он мог протиснуться между ними, и сразу же за его спиной смыкались обратно. Я выдохнул с облегчением; хорошо, что не дошло до драки, но в его последней фразе, как будто брошенной мимоходом, всё равно слышалась неприкрытая угроза.
Вперёд шагнул ещё один, из передних рядов — немного старше остальных, хотя и такой же грязный и косматый. Он, в отличие от Тика, выглядел скорее просто сердитым, чем разгневанным, и держался более опасливо, уставившись в пол, как если бы боялся поднять глаза на Игрока. Он затараторил, активно взмахивая рукой в воздухе так, словно стучал кулаком по невидимому столу:
— Тик правильно говорит! Нечего тебе было возвращаться! Чего ты тут забыл?
Конец его вопроса потонул в гуле одобрительного бормотания, раздавшегося со всех сторон. Он постоял, оживлённо кивая, будто это он соглашался со всеми, а не наоборот, и так же боком скользнул на своё место.
— А может, — донёсся до нас хриплый голос из толпы, — сбросить тебя в воду, и все дела? И приятеля твоего заодно!
— В лёд их! — Заорали откуда-то слева, и тут же этот крик подхватил целый хор:
— В лёд!
— Правильно!
— Туда их!
— Бросить!..
Я нахмурился — всё складывалось совсем не так, как я надеялся, пусть и вполне ожидаемо. И что ещё за «лёд»?..
Игрок же, сложив руки на груди, осматривал вопящих Беглецов всё с тем же презрительно-ледяным спокойствием. Можно было подумать, что он специально ведёт себя вызывающе, в расчёте на то, что кто-то из них не выдержит и…
В тот момент, когда кольцо вокруг нас стало, как мне показалось, сжиматься, раздался звук, заставивший всех снова замолчать. Звук чьих-то шагов по металлу, гулких в холодном морском воздухе.
ЛЯЗГ. ЛЯЗГ. ЛЯЗГ.
По лестнице, расположенной за спинами Беглецов, к нам неторопливо спускался человек. Я прищурился. Отсюда я не мог разглядеть его как следует, не считая мутных очертаний, но даже его силуэт излучал угрозу, тем более с учётом эффекта, который его появление произвело на галдящую толпу. Он ступил на платформу и направился к нам; мы с Игроком неотрывно наблюдали за ним, как и сами Беглецы, повернувшиеся к нему в пол-оборота. Едва он приблизился, они опять расступились, только в этот раз определённо сделали это с куда большим рвением. Когда он проходил через их шеренги, они ряд за рядом потупляли глаза, словно не осмеливаясь встретиться с ним взглядом, словно чувствуя тянущийся за ним шлейф страха — словно сама Смерть сидела у него на плече.
Он остановился прямо перед нами. Он выглядел одновременно и похожим, и непохожим на других: скорее старик, чем их ровесник, он в то же время был выше и шире в плечах любого их них, включая здоровяка Тика. Его борода, длинная и спутанная, отливала сединой, как и выбивающиеся из-под выцветшей чёрной фуражки волосы. Его одежда, такая же истлевшая, как у остальных, не смотрелась мешковатой; длинный, в пол, плащ сидел на нём как влитой, как если бы его шили на заказ.
Но все эти детали казались несущественными мелочами по сравнению с глазами. В них, серых и по-стариковски водянистых, читалась не злоба, которую я ожидал там увидеть, а нечто более глубокое. Что-то гораздо более неприятное, от чего мороз пробирал по коже. Бывают такие люди, рядом с которыми чувствуешь себя неуютно. Он был как раз из таких. На долю секунды я тоже ощутил стойкое желание опустить взгляд, дабы не смотреть на этого человека, но всё же справился с ним и не отвернулся. Он же, впрочем, не удостоил меня особым вниманием: лишь мельком скользнув по мне глазами, очерченными сетью морщин, он обратился к Игроку.
— Глупо было приходить сюда. — Его голос, низкий и густой, разнёсся над головами собравшихся не хуже, чем ветер, завывающий над морем внизу, под нами.
— А я никогда и не отличался умными поступками. — На лице Игрока не проступило и тени улыбки.
— Значит, ты это наконец признал.
— А разве я когда-нибудь это отрицал?
Если бы какие-то сомнения насчёт Игрока и его отношения к Беглецам сохранились во мне до этого момента, то сейчас бы они окончательно развеялись — происходившее передо мной никак не было похоже на встречу двух старых друзей. Скорее они напоминали двух огрызающихся… волков? Да, пожалуй, старик походил на волка. Морского волка, если точнее. Капитан Ахав, убивший своего кита, но всё равно не нашедший покоя.
Что же до Игрока, он больше был похож на одноглазого ворона.
— За то время, что ты отсутствовал, — невозмутимо продолжил Капитан, — у нас многое поменялось.
— Многое, — кивнул Игрок. — Кроме людей. И методов.
— Наши методы перестали тебя касаться с тех самых пор, как ты решил, что слишком хорош для нашей компании.
— Конечно, конечно… Вот только ты кое-что путаешь. Проблема заключалась как раз в тех самых методах, которые теперь, как ты сказал…
— Довольно. — Капитан предостерегающе поднял ладонь. Какое-то время мы стояли в тишине, пока он сверлил Игрока взглядом белых, будто подёрнутых слепотой, глаз. Затем он спросил, не меняя прежнего будничного тона:
— Полагаю, не имеет смысла спрашивать о причине твоего возвращения?
— Почему же… — Игрок на секунду замялся, покосившись в мою сторону, что не ускользнуло от Капитана: я заметил, как он вслед за ним посмотрел на меня. — Мне нужна кое-какая помощь.
В толпе раздались смешки, но Капитан продолжал, не мигая, глядеть на нас двоих, стоящих перед ним. Игрок в ответ так же молча смотрел на него. Первым не выдержал предводитель Беглецов:
— И что позволяет тебе думать, что ты, предавший наше доверие, здесь столь необходимую тебе помощь найдёшь?
— А вот это я хотел бы обсудить в более уединённом месте. — Игрок едва заметно дёрнул головой куда-то наверх. — Без лишних глаз и ушей.
Смешки сменились недовольным ворчанием, однако одного тяжёлого вздоха Капитана хватило, чтобы его пресечь.
— Что ж, — проговорил он устало. — Допустим… Но соизволь прояснить кое-что ещё… Эта помощь… Она нужна тебе или твоему другу?
Не то чтобы до этого я чувствовал себя невидимкой, но теперь, когда десятки Беглецов синхронно перевели взгляды с Игрока на меня, мне стало неуютно. Сам Капитан теперь тоже смотрел прямо на меня.
— Я… — Запнулся Игрок. — Мы…
— Молчать. — Капитан шагнул по направлению ко мне. — Сейчас я хочу побеседовать с ним самим.
Нас разделяло не менее двух-трёх метров, но даже с этого расстояния меня окатило исходящим от него холодом, когда он приблизился. Теперь уже все взгляды, включая Игрока, были прикованы ко мне.
— Ну? — Требовательно спросил Капитан. — Что же привело тебя к нам, да ещё и в его компании?
— Я… — Я сглотнул. — Я тоже не хотел бы говорить об этом при всех.
На лице Капитана промелькнуло удивление:
— Вот как? Не хотел бы? Посмотри вокруг, сынок. Как думаешь, нынешние обстоятельства располагают к тому, чтобы диктовать условия?
Я промолчал, но ответа и не требовалось: обстоятельства определённо не располагали к тому, чтобы диктовать условия. Окружающее нас кольцо по-прежнему не двигалось, но я не сомневался: единственное, что их сдерживает, это присутствие Капитана. Стоит ему удалиться, и все они накинутся на нас, готовые разорвать на части голыми руками.
Он, словно прочитав мои мысли, хмыкнул, и добавил:
— Так и быть, сыграем в твою игру. Поговорим наедине.
Он развернулся и зашагал к лестнице, бросив через плечо своим людям:
— За мной!
Толпа зашевелилась. Основная часть тех, кто нас окружал, двинулась следом за Капитаном. Несколько Беглецов подошли к нам — судя по всему, им предстояло выполнять роль конвоя. Они встали квадратом, так, чтобы мы находились в центре, и поспешили за остальными.
Мы поднялись по лестнице, с которой до этого спустился Капитан, и оказались на ещё одной платформе, располагавшейся над первой — такой же огромной, загромождённой различными постройками, пронизанной переплетениями труб, толстых кабелей, стелющихся по полу и стенам, какими-то бесформенными железками, бензиновыми генераторами и множеством других предметов. Большинство из них я на ходу не мог толком разглядеть, но всё равно картина складывалась впечатляющая. Здесь было больше всякого мусора, полезного и не очень, чем на всех станциях метро, увиденных мною до сих пор.
Мы прошли через длинный узкий коридор и вышли к ещё одной лестнице, ведущей наверх, чтобы подняться по ней на следующую платформу, целиком и полностью идентичную этой. Так мы постепенно достигли самого верха: здесь было немного свободнее, ветер дул гораздо крепче, да и чернота над нашими головами напоминала скорее небо, чем металлический потолок.
Беглецы вместе с Капитаном дожидались нас возле очередной, винтовой, лестницы, ведущей в небольшую постройку, стоящую на сваях и увенчанную несколькими антеннами. Тусклое освещение, идущее от беспорядочно распиханных тут и там лампочек, позволяло рассмотреть обстановку лучше, чем в полумраке, но ухватить все детали всё же не удавалось.
Завидев нас, Капитан произнёс, обращаясь ко мне:
— Наверх, сынок. Будем разговаривать наедине.
Наши конвоиры разомкнулись, освобождая мне проход. Я подошёл к лестнице, и оглянулся. Игрок стоял сзади, всё так же окружённый десятком охранников. И ещё до того, как я спросил, прозвучал ответ:
— А он подождёт здесь. Наедине — значит, наедине.
Я бесшумно вздохнул. Похоже, придётся подчиниться. Мы в последний раз пересеклись взглядами с Игроком, он, серьёзный и напряжённый, ободряюще кивнул мне. Я вспомнил его совет: «Не показывай им сразу, что именно тебе нужно, и как сильно тебе это нужно». Что ж…
Капитан стоял у лестницы с видом человека, который не привык, что его заставляют ждать. Он в нарочито вежливой манере шагнул в сторону, пропуская меня вперёд:
— После тебя, сынок.
Ослеплённый светом лампы, бьющим прямо в глаза, я стал подниматься наверх, в ощетинившуюся антеннами постройку, стоящую на сваях.