Дин любовался собственным отражением в зеркально гладкой и абсолютно черной поверхности кофе в стоящей на столе кружке. Ход Эвр был настолько плавным, что напиток едва колыхался.
Насмотревшись на самого себя, Дин втянул носом аромат, которому за всю свою жизнь так и не придумал достойного описания. Тоже касалось и вкуса с неисчерпаемой глубиной и без исчерпывающего определения. По первому глотку было ясно, что такой удачный кофе получился впервые за долгие месяцы и, вероятно, не получится ещё столь же долго.
Поднявшись на палубу и повстречавшись с ясным и холодным утром, Дин решил прогуляться до носа. Шел он неторопливо, смакуя каждый шаг по короткой палубе собственного судна. Он даже не обращал особо внимания на паломницу, поглощенную тренировкой и машущую посохом в форме тренировочного меча. Черный клинок со свистом рассекал воздух то перед лицом, то за спиной Дина, то по его левую руку, то по правую. Иногда даже в опасной близости, но твердость руки и зоркость глаз Дади гарантировала безопасность.
Закончив с тренировкой, Дади перевела дыхание и отправилась внутрь. Дин крикнул ей вслед что завтрак готов и, оставшись в одиночестве, продолжил потягивать свой кофе. Вкус, запах, ветер в волосах и солнце над головой, напрочь отбили желание покопаться в новостях города, в который он направлялся. От полного благорастворения его отвлекала лишь чесавшаяся голова. Шкрябая ногтями по своей макушке Дин подумал о душе, для которого в корабле не было места. Ногтей и упорства пока было достаточно, но все же он подумал, что сойдет с ума если как следует не отмоется в ближайшие дни.
*******
Город уже маячил на горизонте какое-то время. Представ перед глазами он оставался сравнительно тих. На любые запросы Дина вместо людей неизменно отвечали Призраки. И было что-то неправильное в том, что Дин получал, что запрашивал — свободный причал на несколько дней, доступ к ремонтной службе, терминалам безличной торговли и прочее, и прочее.
Невозможность пожаловаться на столь холодный прием кому-нибудь в лицо раздражала. Но это раздражение сменилось холодком вцепившимся в хребет, когда в порту Дин не обнаружил ни души.
Порт Акабы-Пять быть крупнее, чем порт в родном городе Дина, но был опустошен. Старый причальный кран стоял и гнил, время и ржавчина превращали пока ещё полезную машину в бесполезный хлам. Тут и там в бетонном полу виднелись небольшие ямки и соединяющие их прямоугольники царапин — следы прикрученного оборудования, вырванного со своего законного места.
Одна работающая машина все же попалась на глаза. Издали она напоминала автомат с кофе, поэтому Дин двинулся в её сторону без лишних раздумий. Посетив достаточно портов в своей жизни (а именно два), он сформулировал четкий и объективный критерий оценки порта — качество доступного кофе. Порт акабы-Пять получил неудовлетворительную оценку.
Вместо кофе любого цвета вкуса и запаха, в автомате своими блестящими боками щеголяли банки с энергетиком. Верхушку автомата венчала табличка, на которой клякса с щупальцами и красным пятном, изображающая хтона, держала на себе большую банку с надписью “ГИПЕР-ТОНИК — одно сердце поработает за два!”
Дин пнул автомат, дабы выплеснуть негатив и не позволить настроению портиться дальше. В ответ автомат вывалил из своего чрева банку с напитком. Несколько мгновений Дин просто смотрел на баночку, что медленно катилась восвояси мимо его ботинок, и слушал шум вольготно гуляющего по порту ветра. А потому сунул бесплатный напиток в карман. Полегчало от этого не сильно, но все же полегчало. По настоящему мрачным дань начал становиться когда Дин, обернувшись, встретился взглядом с паломницей, едва сошедшей с причала.
*******
Девушка держалась обеими руками за свой высокий ворот и так медленно волочила ногами, что едва двигалась вперёд.
— Я тоже не горю желанием пройти за ворота, — сказал Дин, подойдя к своей спутнице, — но чего мы ждем?
— Учителя, — пробубнила Дади, пряча половину лица за воротом, — он должен встретить нас здесь.
— От него до сих пор ни слова?
— Ни слова.
Дин окинул взглядом стену порта — ровное и невыразительное полотно из металла и бетона, высотой не более семи метров. Через Связь Дин не смог дотянуться до каких либо охранных систем и решил, что их оборудование тоже скрутили и увезли в неизвестном направлении. Для преодоления этого защитного рубежа сейчас было достаточно лестницы.
— Подождем здесь? — спросила Дади.
Механик встревожился тем, что она опять обратилась к нему таким тоном, которым обычно обращаются к старшему.
— Сеть города… неприятная, — продолжила девушка. Увидев вопросительно поднятые брови Дина, она тут же ответила на его незаданный вопрос:
— Фоновое чтение данных. Навык монахов. Подсознание чувствует состояние Сети вокруг. Настроение её обитателей. Твой город был… скучен, — Барнол-Шесть был взвинчен. Но здесь… — Дади замолкла пытаясь подобрать нужное слово, — …плохо.
В Барноле-Шесть Андж оставил своей подопечной указания, а своему подрядчику — средства. Они сделали их короткий визит в тот город куда менее проблематичным, чем он мог бы быть. Но сейчас не доставало ни того, ни другого. И если это место одним своим фоном подавляет даже воспитанницу монастыря… От этой мысли Дин тоже начал в полной мере ощущать тревогу.
— Пожалуй, подождать мы можем. Вернемся на Эвр? — Дин просмаковал имя своего корабля, которое наконец-то довелось произнести вслух.
— Да, — ответила девушка и посмотрела в небо. — Ждем шесть часов. Потом я пойду в город.
Последние слова Дади произнесла без какого-либо энтузиазма. Не отпуская ворота, она побрела по причалу. Дин шагал следом, чувствуя как холодит его бок банка с энергетиком.
На убийство шести часов работы на судне не хватало. Какое-то время Дин занимался уборкой, проверкой сварки на дополнительных креплениях заднего движка. Дади коротала часы привычным образом — медитации, тренировки, медитативные тренировки и тренировочные медитации. Еда — тоже прекрасное средство от скуки, по этому Дин решил было приготовить перекус. От затеи, правда, пришлось быстро отказаться — припасов хватило бы на ещё один переход, даже довольно дальний, но только если их экономить. А экономить их стоило, ведь пополнить провиант здесь могло быть нечем.
Дин всячески подавлял в себе желание заглянуть в городскую сеть, настолько его впечатлил вид подавленной паломницы. Однако он все же дал любопытству взять верх. О чем крепко пожалел спустя пару часов.
*******
Первым ударом для Дина стало чрезвычайное положение, введенное в Акабе-Пять.
Уже немалое время город существовал в правовой сумеречной зоне. Поселения Восточного Края вообще не могли полагаться на твердость закона, но с его ясностью, как правило, было куда проще.
Акабу-Пять когда-то облюбовали пираты и сделали его своей базой. Вокруг начался расцвет прибыльного по местным меркам разбоя. На карте торговых путей вокруг города образовалась дыра, которую старались избегать едва ли не пуще провалов в потоке. Но главные действующие лица этого театра грабежа, представленные полудюжиной судов и полусотней бандитов, тащили все награбленное обратно в город, по иронии судьбы поддерживая в нем жизнь. В голове Дина скользнула мысль, что это вполне могли быть те же самые пираты, что когда-то чуть не сравняли его родной Барнол-Семь с землей.
Военные в итоге выгнали своих естественных врагов за границу города. Сразу после того, как пираты сцапали корабль дома Хинан. Последний знатный дом востока, или первый запада, смотря с какого края Экумены посмотреть, разумеется не смог пройти мимо такого повода сунуться южнее и привязать к своим сетям ещё один город.
Флотилия адмирала Катри провела в городе несколько месяцев, введя то самое чрезвычайное положение. С торговлей стало ещё хуже, пояса затянулись ещё туже. Но адмирал привел несколько десятков весьма прожорливых и хорошо финансируемых ртов, не говоря о нуждающихся в уходе кораблях. Через это в городе оседали кое-как средства, хотя и заметно меньшие, чем от пиратского разгула. Вольных разбойников с тех пор вспоминали почти с ностальгией.
Подавив последние очаги сопротивления, военные ушли, но их закон остался. Как и осталась дыра на карте торговых путей — дом Хинан наладил более эффективные маршруты вокруг, оставив здесь только транзит с севера на юг. Лишенный собственного производства, некогда торговый город стал не нужен. А власти предержащие с севера и востока лишь показывали друг на друга пальцами в ответ на просьбы горожан.
Вторым ударом для Дина стала болезнь Сердца, бьющегося в Акабе-Пять.
Великие Сердца, способные обеспечить энергией целый город и без того великая редкость. Малые города редко могут позволить себе замену. И когда одно из них поражает Недуг, гибель поселения на Краю становится вопросом времени.
Вспышку болезни зафиксировали здесь несколько лет назад. Причина была типичной — кто-то почему-то решил провести причастие в кустарных условиях, не зная что ребенок рожден с Недугом.
Пораженное Недугом Сердце может прожить с десяток лет, медленно угасая. Дин представил как от этой напасти пустеет и застывает его родной город. Видеть эту картину он бы не хотел ни умом, ни тем более глазами. Но этот образ все же отпечатался в его голове.
Через несколько часов он переступит порог Акабы-Пять, и образ дополнят картины пострадавших от Недуга людей. И в нем пустит корни страх перед этой напастью. И теми, кто её носит.
Последним ударом для Дина стало то, что, казалось, не имело отношения к Акабе-Пять.
Открыв актуальную карту торговых маршрутов, он увидел, что последний значимый путь, тот волосок на котором все здесь висело, теперь пролегает через Барнол-Семь. Этот более долгий путь с севера на юг с большим крюком по самому краю Экумены очерчивал по карте линию, справа от которой оставался только одинокий заброшенный монастырь.
Где-то в голове Дина моментально сложилось дважды два, но на принятие результатов у него ушло время. Это же он попросил помощи у монахов, которые в противном случае продолжили бы свой путь. И он помог отряду наемников убраться, тем самым сбросив их ярмо. Он подал идею пустить дом Хинан в свой город. А значит он нанес людям Акабы-Пять тяжелый удар.
Пытаясь понять как взаимодействовать с этим знанием, Дин на время утратил связь с реальностью. Задачу отвечать на внешние стимулы взял на себя автопилот.
В какой-то момент он встал с койки и стал машинально застегиваться и поправлять ремни. Делал он это потому что услышал, как монахиня неуверенным шагом тяжелых сапог покидает корабль. Снаружи они обменялись парой слов о том, что Дину незачем идти в город, но даже этот разговор пошел фоном. Причем для обоих — Дади была погружена в свою голову столь же глубоко. Дин не обратил внимания и на натужных скрип шестеренок механизма, открывающего портовые ворота.
Он шел уставившись на свои ботинки. И лишь когда под его ногами промелькнул желоб, в котором скользили ворота, он поднял голову.
*******
Акаба-Пять прохладно приняла гостей.
На главной улице, достаточно широкой для прохода пары катеров, не было ни души. Два путника шагали осторожно и неторопливо. Рыжий и невысокий держал руки в карманах, его более рослая спутница шла держась руками за ворот, пока ветер трепал выцветшую оранжевую ткань поверх её одежды. Город вокруг них внешне мало отличался от Барнола-Семь, разве что здания были крупнее. Только золотое кружево его сетевого отражения было куда менее плотным и почти неподвижным. Но глаза в окнах домов видели пришельцев. Вслед за шагающими путниками приходила в движение и застоявшаяся сеть.
Дади даже не попыталась вызвать бот, так это потребовало бы прямого контакта с местной сетью, Дин просто думал о чем-то другом, поэтому они пошли пешком. Дади молча выслушала рассказ Дина о чрезвычайном положении и болезни городского Сердца. Она почувствовала, что его гнетет ещё что-то невысказанное, но отбросила эту мысль — себя она тоже чувствовала крайне неуютно.
— Так что будем делать? — тихо спросил Дин, вырвав паломницу из болота, в котором увязали её мысли.
— Нужно выполнять запрос. Значит нужно встретить просящих, — ответила девушка, говоря скорее со своим воротником, которым тщетно отгораживалась от мира.
— Предлагаешь пойти туда, где собираются местные, и ждать пока их не соберется достаточно?
— Да.
— Кантина? — спросил механик уже выискивая здание на карте.
— Кантина, — подтвердила Дади.
Девушка брела молча, смутно ощущая на себе взгляды из окон. По сторонам она тоже оглядывалась неохотно. Все здесь и сейчас напоминало ей о последних днях её родного монастыря. Она гнала прочь мысли о доме, из которого Недуг выел все что, делало его домом.
Подойдя к углу здания, за которое они планировали повернуть, Дади услышала звук. Этот звук словно выбил пробку из её головы, и все переживания утекли прочь. За поворотом звучала музыка, и паломница пошла ей навстречу.
Представшее перед ней здание кантины она узнала легко — от кантины Барнола-Семь её отличало только полное отсутствие следов пожара. И наличие человека, расположившегося в раскладном кресле рядом со входом.
Он был облачен в плащ-пончо, сидел скрестив ноги. Лицо было зрелым, сухим и смуглым, словно кора дерева. А тонкие и крепкие руки и перебирал струны сарода — источника музыки, текучей и редкой, как пустынный родник. Дин тоже попал под действие этой мелодии. Двадцать пять струн, десять пальцев и три пары ушей образовали единую замкнутую систему. И внутри этой системы все было в порядке, но Дин заставил себя отделиться первым.
— Приветствую, — обратился он к музыканту, — открыто?
— Нет, — ответил человек, — но вы можете войти. Если справитесь с дверью.
Дин поклонился и дал двери команду открыться. Где-то в дверной коробке натужно заскрежетали автоматы, но тщетно. Расправив свои манипуляторы и вручив им инструменты, которые не брал разве что в душ, Дин начал решать представшую перед ним головоломку.
Дади продолжала стоять и смотреть. Отзвуки музыки ещё не рассеялись в её сознании. Но она уже прекратила держаться за свой воротник. Её глаза зацепились за нечто похожее на короткий посох, торчащее из-под плаща. Она уже догадывалась, что это такое. Музыкант, тут же вынул предмет, явив поперечную флейту из микопалста. И без разговоров протянул музыкальный инструмент девушке.
В её руках оказалась точная копия инструментов, которые изготавливали из ветвей растущего в монастыре дерева. Дади всмотрелась в черную гладкую поверхность. Увидела собственное отражение, на котором едва заметно выделялся левый глаз.
Музыкант взял аккорд. Радужный перелив звука перекрыл жужжание инструментов. Дади уселась рядом, скрестив ноги. Она сыграла фразу поверх аккорда, словно написав строку на чистом листе. Музыкант ответил ей своей фразой. Так они вели разговор около минуты. Когда Дади играла “потерянность”, музыкант отвечал “смирением”. Когда в нотах девушки читалась “тревога”, мужчина играл “спокойствие. Когда из флейты исходила “печаль”, сарод отвечал “радостью”.
Музыка прекратилась. Дади ещё раз разглядела флейту. Ещё раз вспомнила её прообраз из золотого дерева с красной листвой. Вспомнила, как играла на ней в саду, наученная настоятелем Оргуном. Как Фаридин ушел с последними монахами монастыря Калат, забрав флейту с собой и закрыв за собой ворота.
Не вставая с кресла музыкант отложил сарод, сложил руки в молитвенном жесте и поклонился.
— Не ждал я встретить коллегу в таком месте в такое время, — сказал мужчина, принимая флейту обратно. — Я был монахом, как и вы. Я бы представился, но свое имя я оставил в монастыре. А ваше я и так знаю, сида, в каждом монастыре Края слышало историю про одноглазую девочку из Калат, которую… обошла стороной удача.
Порыв ветра грубо погладил монахиню и музыканта уличной пылью. Дади нахмурилась. Она не знала как стоило реагировать на встречу с бывшим монахом из другого монастыря, может даже другого ордена в такой ситуации. Но встревожило её то, что ближайшим монастырем был…
— Только не спрашивайте что за бардак творится в Ганден. Чемоданы я собрал давно, а о делах нынешних знаю только из новостей. То есть не больше вашего.
Бывший монах поднялся, потянулся и отправились к двери, которая уже была открыта настежь. Лицом бывший монах выразил почтение перед быстрой и довольно тихой работой. Дин, прильнувший к дверному проему с руками в карманах, пожал плечами и вошел.
— А вот о делах местных я осведомлен на порядок лучше. Пройдем внутрь, мне есть что рассказать оказавшейся тут паломнице.
*******
Музыкант встал за стойкой и пригласил двух своих гостей расположиться. Предлагать еды и напитков он не стал, ибо предлагать было почти нечего.
— Почему вы ушли, сид? — спросила Дади усаживаясь на стул.
— Учение подобно лодке, на которой пересекают реку между темнотой и просветлением. И нет резона тащить лодку за собой, сойдя на дальний берег, верно? — сказал музыкант, и Дади кивнула ему в ответ, эти слова она тоже читала в книгах, — А я из своей лодки выпал, и теперь течение несет меня хрен знает куда. Но моя биография никуда не денется, а у вас есть вопросы поважнее, сида. Да и времени у нас не так много.
Дади вопрошающе подняла бровь.
— У нас же монахиня в городе! Самая настоящая, пусть всего лишь паломница. Сеть вокруг уже волнуется как вода в ведре, об которое кто-то запнулся. Как только кто-то решится первым обратиться к тебе, остальные ринутся следом.
Девушка нахмурилась. Она не была обязана выполняться каждую просьбу, с которой к ней могли обратиться. Но каждый потенциальный отказ уже щемил её сердце.
— Кто говорит за жителей?
— Формально, даже должности управляющего в городе нет. Поэтому все сбиваются в отдельные корпорации со своим главами. Полагаю у кого-то из них достаточно авторитета, чтобы подпадать под требования вашего устава.
Воображение Дади уже рисовало картину того, как кантина набивается людьми. Вот она стоит спиной к стойке, а на неё смотрят две сотни уставших глаз без единой искры. Кто-то хочет что-то сказать, но его, или её, грубо останавливают. Запрос можно сделать лишь единожды, но чего же тогда просить? Тут и там выкрикивают идеи. Разгорается огонь обсуждения, из него растет пожар споров. Ведь каждый точно знает, что лучше для города. От этой картины у девушки засосало под ложечкой.
— Какой запрос ждать? — сглотнув спросила она.
— Я ставлю на запрос помощи. Преступность, нехватка продуктов, неэффективна сеть — задач решаемых монашеским вмешательством тут полно. А людей способных воспользоваться твоим знанием и умением куда меньше.
Это вселило в Дади тень надежды. Надежды сделать дело и уйти смело. Девушка устыдилась столь эгоистичной мысли, но ничего не могла поделать. Голос Акабы-Пять, непрерывно звучащий на задворках сознания, звучал слишком знакомо. Слишком похоже, на голос умирающего монастыря.
После этого Дади коротко пересказала все, что узнала от Дина (который сидел рядом, положив голову на кулак и манипулятором почесывая зудящую макушку) о бедствиях, постигших город в последние годы. Сама она все ещё сторонилась городской сети. Музыкант подтвердил все сказанное, от чего Дади только сильнее начала чувствовать следы Недуга вокруг.
— Я ничего не могу изменить, — сказала Дади, не обращаясь ни к кому конкретно, — только дать им время.
— Может быть. Впрочем, в одном вы правы, сида, здесь мы можем мало. Нужно смотреть выше, — сказал музыкант, устремив свой указательный палец к потолку. — Я имел удовольствие общаться с далеко не последними юристами по эту и даже ту сторону Третьего Круга. И по их словам, в руках губернатора Магистрали Акаба все же есть нужные полномочия для снятия чрезвычайного положения. Это не панацея, но дышать здесь станет легче. Одна подпись на одном документе. Но губернатор не торопится тратить калории на такой жест. Я бы сказал, что он один виноват в этом бардаке, но меня учили ничего не возводить в абсолют.
— Где находится управление магистрали? — спросила Дади, догадываясь каким будет ответ. У неё появилось ощущение, что она спустилась с горы и отправилась именно на восток совсем не случайно.
— Акаба-Четыре разумеется. Один переход на Запад отсюда. Но весьма длинный переход. Зачем было переносить все управление магистрали из Акабы-Один вглубь Края мне неведомо. Это большое и длинное неизвестное, которое может тянуться до спальни дома Хинан на Северном Краю. Может даже до властей Второго Круга, если не дальше.
Музыкант вздохнул и выпрямился, чтобы потянуть затекшую спину.
— Как же удручающе мало мы можем. Удача и правда обошла вас стороной, сида, если ваш путь пролегает здесь. Но, пожалуй вы единственная паломница на моей памяти, способная отказать в прошении.
— Отказать?!
— Нарушить правила монастыря, которого уже нет, нельзя. Стоит ли из-за них рисковать своим будущим?
Эти слова вызвали сначала недоумение, затем и гнев. И не простой гнев, а особенный, угнездившийся в её душе ещё когда ворота Калат закрылись за спинами уходящих братьев и сестёр. Гнев, проводником для которого мог служить только меч.
— Я помогу чем, смогу, — продолжил музыкант, вида как его собеседница начинает закипать, — раз вы правда болеете за нас, оставленных здесь.
Дади уже была готова разозлиться по настоящему, как в кантину вошел человек мужчина без особых примет, и гневу пришлось делить место с паникой. И даже прежде, чем обернуться к нему, девушка изготовила АПОСУМ. Мужчина сел за столик поодаль, стесняясь обращаться к кому-либо первым. Музыкант встретился с ним взглядом и жестом призвал подойти — бывший монах был человеком без имени, но явно не без авторитета.
Мужчина подошел к стойке в полной растерянности от незнания того, что в этой ситуации ему предписывал этикет. Он вытянул руки по швам и поклонился, произнося свое имя. Дади встала и поклонилась ответ, но не столько глубоко. Девушка представилась и более не произнесла ни слова, от чего мужчина замешкался только сильнее. Наконец он попросил разрешения рассказать свою историю. История была короткой. Рождение с болезнью сердца, жизнь с теломодами, выживание без средств на их обслуживание. А потом их коснулся Недуг.
Сердце Дади начало колотиться. Больше откладывать прямой контакт с местной сетью было нельзя. Глубоко вздохнув, она закрыла глаза, открыла свою Связь и потянулась. Закрыв внутренний взор всему, что не было связано с сердцем обратившегося за помощью мужчины, она добралась до обслуживающих его призраков. Они ощетинились оборванными сетевыми нитями, которые никуда не вели. Отблески красного говорили о контакте с Недугом, который был искоренен довольно грубо. Монахиня смогла сплести из отрубленных нитей маленькую сеть, теперь призраки в имплантах могли лучше общаться друг с другом. Несколькими код-мантрами она отсекла алгоритмы со следами недуга и заменила их новыми.
Мужчина не почувствовал особых изменений, но осознание того, что больше не придется хвататься за грудь гадая, остановиться ли сердце сейчас или потом, привело его в восторг. Мужчина был готов упасть на колени, но Дади быстро ответила формулой из своего справочника. Он засеменил к выходу, то и дело оборачиваясь и отвешивая очередной поклон. Как только дверь закрылась, Дади ощутила как по городской сети побежала волна благоговения — в город прибыла настоящая монахиня из неопороченного монастыря.
Девушка вновь уселась за стойкой. Пока она колдовала над сердцем, музыкант исчез на кухне. Вскоре он вернулся с подносом, на котором красовались два горячих консервированных обеда и две порции воды по квотам. Дин начал трапезу без особого энтузиазма, хотя и проголодался. Дади в очередной спросила себя, как поступил бы учитель. Решив, что от еды, которая пропадет в ином случае, он бы точно не отказался, тоже решила поесть.
Пока они молча жевали полуфабрикаты, кантина наполнялась народом. Дади не сразу заметила, как за её спиной начали перешептываться люди, пока ещё сидящие за столиками. Но сидячие места стремительно заканчивались, а шелестящий шепот перерастал в гул разговоров. Которые резко стихли, словно дернули выключатель.
Отодвинув от себя уже давно опустевшую тарелку, она снова изготовила АПОСУМ. Собравшись с духом, она обернулась и соскользнула со стула. Собравшиеся выглядели так, словно жили в горах не один месяц, хотя блага цивилизации были у них под боком. Несколько человек в первом ряду обменялись взглядами друг с другом. И со стоящим за стойкой музыкантом с улицы. Дади рассудила, что если в городе есть власть, то это они. Через связь музыкант кратко объяснял девушке, кто же сейчас предстал перед ней.
Дади чувствовала что разговоры перешли в сеть. Она сняла посох со спины, придала ему исходный размер и ударом уперла его в пол. Девушка вновь представила, как толпа распаляется перед ней. Как на неё изливается бурный поток стенаний, жалоб и просьб. Как все вокруг спорят о единственном шансе на запрос.
Но действительность в который раз отказалась соответствовать ожиданиям. Переглянувшись, троица городских глав выпустила вперед женщину, которая, со слов музыканта, занималась водоснабжением. Вместе с паломницей они обменялись поклонами и приветствиями. Произнеся все нужные формулы, чтобы Система обратила внимание на происходящее, женщина перешла к делу. Она заговорила, и Дади поняла, что с её словами согласны почти все присутствующие, и согласны уже давно. Лишь остальные в первом ряду выражали сомнение.
Если бы не перчатки, ногти Дади врезались бы в ладони. В сумраке помещения было не видно, как она мертвецки побледнела. Без раздора и с достоинством, Акаба-Пять поднесла ей свой запрос. И город просил мудрости.
*******
В тесной и грязной операционной на столе лежал человек, лицом вниз, высокий и тренированный. Он был надежно примотан к столу ремнями и раздет по пояс. Между трапециевидных мышц зияло ущелье разведенной расширителем раны, по дну которого пролегал обнаженный хребет. Из черных искусственных позвонков торчал кусок металла.
Над раненым склонился врач, одетый в нарушение всех санитарных норм. Густые черные волосы, уложенные назад, держались на месте только за счет пота и грязи. На защитных очках и респираторе темнели капли крови. Вместо халата он носил белое когда-то пальто, окрашенное теперь пылью во все оттенки серого и бурого. Под пальто была по горло застегнута черная курта медика, изучавшего врачевание в монастыре. Закатанные рукава обнажали матово-черные, с поблескивающими металлическими прожилками руки.
Левой рукой доктор держал расширитель для раны, щипцами в правой он осторожно потянулся к осколку. Когда до цели остался буквально сантиметр, вся комната накренилась. Стол не двинулся с места, удерживаемый гироскопом, и комната словно сделала четверть оборота вокруг него.
— Шкипер, веди ровнее, — спокойно сказал доктор через Связь штурману корабля, в трюме которого находилась операционная, и продолжил процедуру. Когда он ухватился за торчащий осколок, заговорил уже пациент.
— Док, я умру? — пробубнил он водя губами по столу.
— Зачем спрашивать каждый раз? — ответил Док, склонив голову на бок, и выдернул осколок. Медицинская аппаратура, к которой подключили раненого начала проверять позвоночник.
— Я выживаю каждый раз когда спрашиваю. Видимо я наткнулся на алгоритм в Системе и теперь могу пережить любую твою операцию подействовав тебе на нервы.
— Тогда напомни никогда не делать общий наркоз, — Док извлек поврежденный позвонок из раны.
Операционная вновь накренилась.
— Шкипер? — спросил Док через Связь, но вместо ответа получил изображение местности, на котором одна точка — его корабль — пыталась убраться подальше от другой — корабля преследователей. Док установил сменный позвонок на место сломанного и отдал приказ:.
— Поднимись на метр и подпусти их с бакборта, — Док отдал Шкиперу команду, подошел к двери, распахнул пальто. С правого бедра он снял свое оружие — одноручный полуметровый черный пистолет, больше похожий на обрезанный карабин. Он дал пол-Сердцу в оружии команду пробудиться. Крошечное Сердце, размером с человеческий глаз, очнулось ото сна.
С правого бедра он снял заостренный металлический стержень. Переломив пистолет, он отточенным, механическим движением не глядя зарядил стержень в казенник и запер ствол обратно. Оружие, готовое к бою, отозвалось.
По команде Дока дверь-трап в левом борту судна открылась. Трап опустился, внутрь ворвался холодный воздух. Снаружи по небу были разбросаны ошметки растерзанных ветром туч, рваные края которых горели ярким вечерним багрянцем.
Док вышел на трап, опустился на одно колено и левой рукой ухватился за боковину двери. Искусственные мышцы обещали удержать его на месте не хуже любой другой страховки. Подняв ствол он погрузился в Сеть, дотягиваясь до всего, что ему было нужно для стрельбы. Теперь и он сам был готов к бою.
Мир снова накренился. Корабль доктора сделал поворот вправо. Из операционной донесся грохот от падающих предметов, глухой звук удара и невнятный выкрик Малого. Док начал считать мгновения до того, как Шкипер закончит манёвр и резко повернет влево. Долго ждать не пришлось. Снова резкий крен, трап почти коснулся земли. Из-за кормы плавно, но быстро вошел в поле зрения корабль пиратов. Он был близко, лишь благодаря ловкости Шкипера он ещё не пустил в ход гарпуны.
Боевая программа взяла под контроль правую руку, не считая пальца на гашетке, и навела её на выбранную цель. Через Связь с оружием Док видел золотой луч траектории снаряда, словно прилипший к мачте судна. Он нажал на спусковой крючок.
Искусственные мускулы погасили отдачу, вынудив руку сделать размашистый жест. Ствол словно взорвался облаком теплоотводящего состава и яростно зашипел, выбрасывая лишний жар. Снаряд отправился точно по золотому пути, рассчитанному для него стимуляцией.
Пораженная мачта прогнулась под своим весом, но удержалась на месте тросами. Пиратский катер завилял, но остался на ходу. Док поднял глаза на мачту собственного корабля, и решил, что пиратам она теперь нужнее, а значит они будут гнаться до последнего. И шансы у них были — потеряв в управлении, их корабль всё ещё был быстрее.
— Шкипер, подставь им штирборт, — скомандовал Док и вернулся внутрь. Он перезарядил оружие, взял аппарат для обработки ран и закрепил его на спине Малого. Призрак отсалютовал, и машина начала очищать рану от занесенной ветром пыли и затем зашивать.
Трап с правого борта опустился по команде, Док занял свое место целясь уже левой рукой. Оружие вновь отозвалось о готовности. Второй выстрел также угодил точно в мачту и на этот раз металл лопнул под собственным весом. Упавшая, но все ещё удерживаемая тросами мачта теперь цеплялась за землю словно якорь. Пиратский катер перекосило на бок, но его штурман смог выправить судно и посадить его брюхом.
Док встал на ноги и прошелся взглядом по оружию, которое наконец-то смог опробовать. Глаза его задержались на ладони с черной искусственной кожей, на которой почти не было видно крови его пациента.
— Прекрасно… — отрешенно вымолвил он, услышанный только ветром. А затем обратил внимание на дело рук своих. Парой выстрелов из этой пушки он смог сразить целый корабль, пусть и не без уловок. Но прозвеневший в голове колокольчик заставил его обо всем этом забыть на какое-то время.
— Шкипер, разворачивайся, — скомандовал Док, возвращаясь в операционную и щелкнув по переносице, чтобы очки с респиратором отстегнулись и сложились на шее. Он вздохнул с тяжелой досадой, — Придется осмотреть раненных.
Экипаж не очень любил подобные выходки Дока, но спорить с ним никто не решался. Его корабль приземлился в паре десятков метров от сбитого пиратского судна. Док сошел на землю с перезаряжаемым оружием, которое успело остыть, и предупреждением от Шкипера — силовики тоже на хвосте.
Пять минут.
Пираты не спешили опускать трап, поэтому Док забрался на палубу по наружной лестнице. Он подошел к двери мостика и постучал. Дверь открылась. Внутри Док увидел потрепанного мужика с лицом упертым в пол, ногами на приборной панели и всем остальным в кресле. В боку приборной панели торчал снаряд, прошедший сквозь мачту.
— В порядке? — будничным тоном спросил Док.
— Да… — прохрипел мужик, пытаясь развязать узел в который завязалось его тело. Док решил, что этот пациент во его вмешательстве не нуждается и угрозы пока не представляет, и закрыл дверь.
Четыре минуты.
Пройдя мимо мостика он подошел к люку, ведущему внутрь, и постучал.
— Там все целы? — Спросил Док и сверился со временем.
Снизу донесся шум. Док сделал несколько тихих шагов в сторону от люка, подобрал какую-то железку и швырнул обратно на люк. С той стороны раздался залп карабина. Док склонил голову на бок, исполненный разочарования — его противники под палубой все же купились на совершенно дурацкий трюк. Не успел он досчитать до десяти, как люк отворился нараспашку и из него выплыло облако теплоотвода. Док щелкнул по подбородку, его лицо закрыл респиратор, и он спустился в трюм.
Три минуты.
Внутри его ждали ещё двое. Пар щипал глаза и кожу, пираты тщетно махали руками в попытке разогнать кумар. Один из пиратов держался за правое плечо. Второй все ещё отмахивался от пара и держал в руке разряженный карабин. Док взял его на прицел.
— У тебя вывих плеча, — обратился Док сперва к безоружному пирату, а затем и ко второму, — ты. Помоги ему.
Пираты переглянулись.
— Я — врач с заряженной пушкой, — продолжил Док, не давая им заговорить, — Если я выстрелю, мне придется обрабатывать чьи-то культи. Тогда мы потеряем время и нас всех сцапает патруль. Молчите, и выполняйте.
Два минуты.
— Возьми его за запястье и придержи локоть.
Пираты неохотно подчинились.
— Согни руку в суставе. Поверни её. Вот так, а теперь дергай.
Раненый пират взвыл от вспышки мучительной боли. Вправленной правой рукой он отвесил своему костоправу размашистый хук, после чего закричал и согнулся ещё раз. Док удовлетворенно поджал губы и велел опустить трап.
Одна минута.
Уже собираясь уходить он увидел подле трапа два ящика. На одном была ещё не сломанная печать и эмблема врачебной службы. Значит внутри были лекарства, детали для протезов, материалы для операций. Другой был приоткрыт и из-под крышки выглядывало оружие. Учитывая необходимость держать пиратов на прицеле всю дорогу обратно до судна, Док не мог забрать с собой оба. Проверив время и скрепя сердце, он сделал свой выбор.
Время вышло.
Док захлопнул ящик с оружием и боезапасом, схватил его за ручку и понесся со всех ног на свой корабль, уже готовый сорваться с места. По опущенному трапу он влетел в трюм и велел уходить на всех парах. Переводя дыхание, он бросил ящик на пол и проверил своего пациента. Он снял с его спины аппарат. По хребту пролегла длинная белая линия переплетенных шрамов от множества операций. Но белковая спайка была надежной, скоро Малой встанет на ноги как ни в чем не бывало.
— Как прошло? — спросил он, хлюпая слюной и косясь на добычу, принесенную с пиратского корабля. Плохо закрытая крышка приоткрылась и он разглядел в ней рукоятку карабина.
— Как обычно, — ответил Док, собирая свои инструменты в коробку.
— Кстати, Шкиппер передает новости из Пятой. Тебе понравится.