Происходила встреча Муслима с Ларисой. Под торжественное звучание симфоджаза он начинал диалог:
Люблю, я люблю,
Я люблю только тебя...
Переполненная чувствами Лариса отвечала на признание:
Тебе повторить я хочу
Те же слова...
И голоса их сливались в счастливом порыве:
Пусть светит нам
Солнце любви,
Большой любви...
Из-за кулис на влюбленную парочку округлившимися глазами взирали Мила Фиготина и Эгил Шварц. По-видимому, столь правдивая, не по-актерски откровенная демонстрация взаимного влечения явилась для них полной неожиданностью. Сюрпризом, который ставил в тупик: то ли восхищаться мастерской игрой исполнителей, то ли предполагать черт знает что... Добавлю больше. Я тоже, затаив дыхание, следил за Мондрус и Магомаевым (непродолжительное время я подрабатывал на ТВ и в момент съемки находился в студии). Не слишком ли натурально вжились они в роль влюбленных птиц? Нет, ревность, если таковая и снедала меня полгода назад в Киеве, ушла из моего сердца, все как-то притупилось, и какое-либо желание вступить в контакт с кардиналами вечности окончательно пропало.
Но что-то похожее на зависть еще царапало меня: вот Магомаев счастливчик, обнимает в свете софитов красивую женщину, и кто знает, какие там токи проходят между ними. Успокаивающе действовало лишь легкое злорадство: не один я свидетель весьма "откровенного разговора птиц", вон Эгил и Мила, изрядно озадаченные, тоже молча "проглатывают пилюлю". Каково им? Тоже, небось, мало радости взирать на сладкую парочку. Но ничего, крепятся. Таковы законы жанра.
Клип на песню Полада, показанный по Центральному телевидению в канун 1968 года, вызвал не только прилив популярности Ларисы Мондрус, но породил и новый слух о личной жизни певицы. Понятно какой. Ведь о Шварце, муже артистки и ее надежной опоре, широкая публика и представления не имела. Он всегда в тени. А тут, на экране, прилюдное объяснение с Магомаевым, счастливые улыбки, многообещающие взгляды, объятия. Наверняка и после съемок шуры-муры. Мол, знаем мы вас, сами такие...
Во всяком случае, на гастролях к Ларисе подходили толпы поклонниц, некоторые из них бесцеремонно допытывались: правда ли, что она жена Магомаева?
Когда "Огонек" показывали по телевизору, главные персонажи "Разговора птиц" собрались за праздничным столом в квартире Мондрус. Отмечали встречу Нового года, заодно обмывали и удачную съемку. Шла непрерывная пальба шампанского, застолье шумело веселым многоголосием. Сосед-инженер Володя только изумленно таращил глаза, когда в коридоре нос к носу сталкивался то с Муслимом Магомаевым, то с Поладом Бюль-Бюль-оглы, то с другими артистами, кого он только что видел на телеэкране.
С нового года Мондрус начали навещать и родственники, приезжавшие из Риги. Им ставили раскладушки, но единственная комната никому никогда не казалась тесной. Маленький островок в безбрежном столичном океане представлялся материком, надежным пристанищем. А подруга детства Рая Гуткина после отъезда Ларисы так заскучала в Риге, что тоже надумала перебраться в Москву. Каким-то макаром и ей удалось обменять свою квартиру на комнату в столице, так что подруги теперь встречались чаще.
Однажды в квартире на Ольховской появилась семья Лекухов, о которых я упоминал вначале. Они были для Мондрус почти как родственники. Лекухи переночевали только одну ночь, на другой день они улетали в Америку. Это событие потрясло Эгила до глубины души.
- О таком необычном для СССР феномене, как эмиграция,- рассказывал мне Шварц,- я узнал еще в начале 60-х в Риге. Во-первых, из Латвии немцы возвращались на свою историческую родину. В частности в Германию уехала моя консерваторская подруга Ирен Рейншюсель. Во-вторых, как-то мы гуляли по Бривидас с нашим директором Яшей Штукмейстером, и он неожиданно сказал: "Ты знаешь, поговаривают, что евреям скоро разрешат выезд в Израиль". Моя первая реакция была спонтанная: "Почему только евреям? За какие заслуги? Русские заслужили больше - они войну выиграли!" Потом я узнал из Библии, что евреи - привилегированная нация, избранный богом народ...
Черная зависть проникла в сердце Шварца. В ту ночь с Лекухами он долго не мог уснуть, ворочался, вздыхал про себя: "Конечно, евреи - особая нация. Могут уехать куда хотят. А мы - свои, и нам предписано оставаться здесь и не рыпаться". Страшно, неужели он никогда не увидит мир за пределами советской границы?.. Подобная перспектива вызывала чувство унижения и рождала некое внутреннее сопротивление. Вероятно, исподволь он уже созрел для эмиграции, но боялся себе в этом признаться. Нужен был только энергичный внешний стимул для принятия решения, но такой появится не скоро.
Приятной неожиданностью для них стали московские гастроли Инго Графа - того самого певца, с которым Мондрус выступала в дуэте на берлинском телевидении в мае прошлого года. Граф приехал ненадолго, но на правах как бы старого друга Ларисы все же нашел время, чтобы побывать на Ольховской. Разумеется, хозяева всячески умасливали гостя и старались произвести на него неизгладимое впечатление. Под конец разговора Эгил упросил дорогого Инго прислать частное приглашение, чтобы он с Ларисой мог поехать в ГДР на своей машине. Кто знает, вдруг эта затея получится и они смогут без всяких соглядатаев и "старших групп" самостоятельно ощутить все прелести заграничной жизни?..
Глава 6
ПОЙТЕ ПЕСНИ ВАНО МУРАДЕЛИ!
В "Москонцерте".- "Макси" и "мини".- Леня Гарин.- "Жигули" вне очереди.- Авантюра с кооперативом.- Шварц - член Союза композиторов."Зачем вам Бенилюкс?" - Люся Дороднова.- Крамольные мысли.
Настырный Паша Леонидов сумел-таки протолкнуть Мондрус в "Москонцерт". Этому способствовали объективные предпосылки. Во-первых, "Москонцерт" с его чиновниками и массой нерентабельных артистов (чтецы, "народники", танцоры и др.), которым надо было платить зарплату, испытывал вечные трудности с финансами. Во-вторых, "передовые" администраторы типа Леонидова давно освоились с мыслью, что зарабатывать надо по возможности сразу и много, но делать это можно не в филармонических залах (хотя и от них никто не отказывался), а во Дворцах спорта, еще лучше на стадионах. И для заполнения таких гигантских концертных площадок требовались исполнители экстра-класса, самые-самые сливки, кумиры толпы. С мужскими именами дело обстояло проще: Кобзон, Магомаев, Ободзинский могли обеспечить "кассу". С женщинами возникали проблемы. Одни (Великанова, Дорда, Лазаренко, Кравцова) уже не выдерживали конкуренции, теряли популярность, другие (Пьеха, Кристалинская) просто отказывались петь на стадионах. Поэтому игнорировать певицу, имевшую безусловно высокий рейтинг ведущей концертной организации столицы, просто не имело смысла.
Леонидов когда-то вспоминал, как он с другими администраторами сидел в кабинете директора "Москонцерта" Шапорина. Срочно составляли программу для Свердловска, там намечался какой-то юбилей. Требовались имена - "гвозди программы". Происходил примерно следующий разговор. "Давайте Кобзона включим?" - "Он за границей, будет только через неделю".- "Тогда Мулермана?" - "На гастролях по Кавказу".- "Кристалинскую?" - "На больничном".- "Да что же такое, никого, что ли, нет? А эта, как ее... Мондрус?" - "Да мы-то с удовольствием, но ведь она у нас не работает"."Как не работает?! Ну пригласите!"
19 января 1968 года был подписан приказ о включении в штат "Москонцерта" певицы Ларисы Мондрус, "с правом проведения сольных концертов". Заодно взяли на работу и ее мужа Эгила Шварца. Это был уже гарантированный заработок, или, говоря иначе, значительный шаг вперед.
Шварц в темпе набирает для Мондрус новый, условно говоря, "русский" ансамбль (в смысле не из рижских приятелей, а русских по происхождению музыкантов там как раз было меньше всего). В него вошли: Борис Рукенглуз (из "ВИО-66", тромбон), Александр Ван Зо Ли (сакс/флейта), Владимир Соколов (гитара), Георгий Турабелидзе (ударник), Леонид Гарин (виброфон) и Вадим Прудовский (фортепиано). Позже состав пополнился бас-гитаристом Львом Забежинским, саксофонистом Анатолием Герасимовым и пианистом Леонидом Зеликсоном.
Опеку над ансамблем принял администратор Феликс Кац, тогда только начинавший свою коммерческо-продюсерскую деятельность. Кровно заинтересованный в гастролях, в звездах, которых в нужный момент можно было бы распределить по гигантским спортзалам, он энергично и солидно взялся за материальное обеспечение ансамбля. Снабдил новейшей аппаратурой, ревербераторами, достал модные австрийские микрофоны, организовал пошив концертных костюмов - словом, все делал так, что Лариса и Эгил сразу почувствовали в нем настоящего хозяина.
А вот с составлением сольной программы получилась целая морока. "Москонцерт" - это вам не какая-нибудь периферийная шарашка типа донецкой или волгоградской филармонии, где вдали от государева ока можно петь все, что заблагорассудится, чего душа твоя пожелает. Там Мондрус была царицей бала, сама себе кооператив. "Москонцерт" - это фасад, авангард, идейный оплот советской эстрады. На его знамени трепетал лозунг "делай, как я!". Помимо прочего, он представлял собой хорошо отлаженную структуру с жесткой дисциплиной (работа на "графике") и традиционными "карательными" органами в виде парторганизации и худсовета. Вся система внутренних взаимоотношений была изрядно пропитана блатом, лестью, доносами и взятками. Но внешне все выглядело благочинно.
Мондрус немедленно заставили вступить в ряды ВЛКСМ. Так как в Рижском эстрадном оркестре комсомольской ячейки не создавали, то понятно, что после школы Лариса нигде на учете не состояла и как бы тихо покинула отряд передовой молодежи - "активного помощника и резерва КПСС". И вот ее опять загоняют туда же, в те же "ряды".
Секретарь ВЛКСМ вокального отдела "Москонцерта" Элла Гончарова допытывалась:
- Допустим, спросят тебя, Лариса: "В каком году принят действующий устав ВЛКСМ?" Что ты ответишь?
Лариса пожимала плечами. Не смешно ли все это? Она взрослая женщина, 25 лет, известная певица, а тут какой-то детский сад разводят.
- Запомни,- натаскивала Гончарова,- устав принят на XIV съезде, в 1962 году.
- О'кей.
- Что еще за "о'кей"? Ну а кто сейчас первый секретарь ЦК ВЛКСМ? Это ты хоть знаешь?
- Конечно, нет.
Присутствовавшая в кабинете замсекретаря партбюро Надежда Казанцева, бывшая солистка Радиокомитета и Большого театра, возмутилась:
- Как же ты вообще мыслишь себя в комсомоле?!
Гончарова примирительно закончила разговор:
- Запомни: Тяжельников Евгений Михайлович... Вот возьми-ка устав, перечитай еще разок.
Придет срок, и идейная комсомолка Элла Гончарова, любящая поучать всех и вся, выйдет замуж за кондового еврея и уедет в Израиль, начхав тем самым на светлые идеалы коммунизма, на верность заветам Ленина, на преданность партии во главе с "дорогим Леонидом Ильичом Брежневым".
На первых порах в "Москонцерте" Мондрус приняли за свою, то есть предполагалось само собой, что она будет чутко прислушиваться к голосу старших и все понимать с полуслова. Руководитель вокального отдела Кедров старался отечески помочь ей:
- Девочка, у тебя же никакой идеологии, сплошная лирика. Приближается пятидесятилетие Советской Армии. Почему бы тебе не подготовить цикл "Песни военных лет"? Если, девочка, ты споешь о славном прошлом, это оценят...
Легко сказать "споешь... оценят...". А если душа не лежит к таким песням? Если малейшая фальшь и надуманная патетика отбивают всякое желание прикасаться к этим произведениям? Неужели люди не понимают, что органичной можно чувствовать себя только в своем жанре? Ее стихия - лирика, а не гражданский пафос. Впрочем, неотъемлемая черта советского артиста - умение прогибаться, приспособляться. И наполнять любой песенный муляж внутренней правдой. У Кобзона надо учиться, который с одинаковым энтузиазмом и неподдельной искренностью поет и "А у нас во дворе" и "Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым". Может, так и следует поступать? И для того, чтобы делать карьеру в стране развитого социализма, надо ломать себя и доказывать, что тебе под силу и гражданская, "патриотическая" тема? Что делать, если так устроен мир, в котором она живет.
Мондрус подготовила блок военных песен и с этим репертуаром ее включили в программу представления в киноконцертном зале "Октябрь". Мысленно Лариса уже видела себя на сцене в компании со старейшинами официальной эстрады: Кобзоном, Вуячичем, Магомаевым, Зыкиной...
Неприятность, как всегда, пришла оттуда, откуда ее не ждали. Для престижного концерта Мондрус заказала новое платье во Всесоюзном доме моделей, что на Кузнецком мосту. Слава Зайцев, большой придумщик и авангардист, предложил артистке:
- Давай мы тебе сделаем "макси". Представление ведь торжественное, серьезное. Да и мода на "мини" уже проходит.
Лариса не возражала против "макси", по крайней мере никто из "ответственных товарищей" не станет цепляться к ее ногам, но она вовсе не считала, что "мини" выходит из моды.