- Возможно. Я благодарил его в душе, ибо этот материал мы и разучили к поездке. Потом я еще достал актуальные еврейские песни на иврите.
- В тот год,- вспоминает Мондрус,- одна тельавивская группа получила премию на Евровидении, и я позаимствовала у них одну песню, очень популярную в Израиле. Еврейским репертуаром мы заканчивали второе отделение.
- И как публика отнеслась к твоему еврейству?
- Был полный фурор. Люди, знавшие эти языки, просто удивлялись: "Деточка, где ты научилась? Откуда у тебя такой красивый слаженный идиш?" А загадки нет. Частично я впитывала еврейскую речь от своих дедушки и бабушки по отчиму. Хотя на базе немецкого языка мой идиш звучал несколько иначе, чем тот, на котором говорят в южных областях России.
- В первом отделении ты пела только на русском?
- Нет. Еще по-английски, по-итальянски. И наперекор им несколько вещей по-немецки.
- Почему наперекор?
- Знаешь, один израильтянин в самолете говорит другому: "Лечу в отпуск".- "Да, и куда?" - "В Германию".- "Вы - туда? Ваша нога еще ступит на эту землю?!" В принципе, там еще коренилось негативное отношение к Германии, но эмиграция постепенно менялась: теперь преобладали советские евреи, а не те, которые пострадали и боролись за свою свободу. Несколько коробок моих немецких пластинок, которые мы привезли, на первых же концертах разошлись, как теплые булочки.
- Где ты выступала? Кто аккомпанировал?
- Ансамбль для меня подобрали из литовских музыкантов, не очень сильных в профессиональном отношении. Мы поначалу возражали, но потом, поскольку концерты сопровождались аншлагами, смирились. Первое выступление состоялось в главном концертном зале Тель-Авива "Гейхал-Атарбут". Под открытым небом, две тысячи мест. Погода в январе там хотя и мягкая, но по вечерам было прохладно. Я работала с напряжением, затрачивала много энергии и к пятнице успела простыть. А мы остановились в "Шератоне". Просим в ресторане горячего молока прогреть горло, а они руками разводят: "У нас шабад, огонь зажигать нельзя, греть негде". Потом сообразили: можно на электрической плитке, там нет открытого огня. Очень мило, конечно, что пошли навстречу, но что же это за религия, где пытаются обмануть Бога? И еще. Евреи не едят свинину. Но мы куда ни придем, везде на углях, на вертелах жарят мясо. Спрашиваю: "Что это за мясо?" Мне отвечают: "Белое мясо".- "Что такое "белое мясо"?" А Шабтай на ухо бормочет: "Ну это свинина. Чтобы обойти запрет, мы ее назвали "белым мясом". Тогда зачем эти догмы? Зачем пудрить мозги?... Перед выходом в "Гейхал-Атарбут" я перекрестилась за кулисами, так устроители мне выговор сделали: "Ты что, находишься на сцене в Тель-Авиве и вдруг крестишься по-русски". Мы с этой еврейской фальшью столкнулись еще в Остии Лидо, но не предполагали, что она процветает и в самом Израиле.
Состоялись у меня еще концерты в Хайфе - в "Аудиториуме", в Иерусалиме - в "Биньяней Гаума", в других местах, не помню уже.
Эгил не дает угаснуть израильской теме:
- Вообще дни с 18-го по 29 января, проведенные на Земле обетованной, напомнили мне старые добрые времена в Советском Союзе. Какие-то знакомые "еще по Москве" подходили к нам, предлагали разные услуги. Встретились мы там с нашим Яшей Штукмейстером, бывшим директором Рижского эстрадного оркестра. Именно он когда-то познакомил меня с Ларисой. Свел на всю жизнь. Он и первый тогда сказал мне, что евреев скоро будут отпускать. Яша эмигрировал почти вслед за нами, но жизнь в Израиле его крупно разочаровала. Его жена Берта была стоматологом - профессия вроде престижная во всем мире. Но когда они привели нас к себе куда-то на окраину Тель-Авива, я увидел более чем скромненький зубоврачебный кабинет. Не знаю, каких людей лечила там Берта, потому что вся медицина в Израиле была оснащена по высшему классу, а тут будто в районную поликлинику попал.
Трудности в еврейской эмиграции возникали в основном у людей пожилого возраста, когда уже поздно переучиваться и начинать что-то с нуля. Яша страдал и от климата, и еще больше от того, что не находил себе применения. В Риге он считался фигурой, "уважаемым человеком", а в Израиле администраторов и устроителей концертов хоть пруд пруди. На прощание он сказал мне: "Здесь, в Тель-Авиве, я стал законченным антисемитом". Не знаю... Мы восхищаемся Израилем и по сей день, хотя кое-какие гримасы нас тогда поражали.
- Еще примеры есть?
- В середине 70-х израильская лира стремительно падала в цене. По случаю инфляции вывоз валюты был запрещен. Организаторы гастролей заявили, что могут рассчитаться с нами только местными деньгами. Их можно либо поменять на черном рынке, либо потратить на какие-то товары. Считалось, что в Израиле выгодно покупать бриллиантовые кольца. Якобы они стоили намного дешевле, чем в Европе. За советом мы обратились к одной парочке из окружения Шабтая Колмановича. Они будто бы знали нас и даже жили в Москве по соседству. "Мы, Грабовские, встречались с вами у общих знакомых..." Но я не помнил этой фамилии. В Тель-Авиве они держали антикварную лавку. И этот "друг" Миша Грабовский предлагает: "Заходите к нам, поможем". Но мы же с Ларой умные, сначала прошлись по главной улице, посмотрели ювелирные магазины, потом попросили Мишу: "Пойдем с нами, потому что мы ни черта не смыслим ни в бриллиантах, ни в ценах". А он: "Да зачем вам куда-то идти. Садитесь. Сейчас все устрою". Ладно. Сидим, болтаем с его женой. Является минут через пятнадцать и вываливает на стол две горсти бриллиантовых колец.
- Короче, мы клюнули,- продолжает Лариса.- Вроде бы наши соотечественники, никто никому не обязан. Попросили совета, а он сразу вознамерился поправить на нас свое материальное положение. Эти кольца каким-то образом ему одолжили в магазине. Он убрал ценники, все характеристики и так, на голубом глазу, заправляет нам: "Этот камень - один карат, этот - полкарата...Это кольцо - три тысячи баксов, это - десять тысяч..." Такую ерунду пошел плести, думает, я буду хватать все без ценников. "Выбирайте, выбирайте..." - "А цена?" - "Договоримся. Ты, главное, смотри, чтобы нравилось". Ткнула пальцем: "Ну это?" - "Десять тысяч". Даже глаз не отвел. Я дергаю Эгила за рукав и по-латышски ему: "Спокойно, уходим, нам здесь ничего не надо".
Отмежевались от него. Зашли в солидный магазин и купили себе на память какое-то колечко с бриллиантом. За нормальную цену. Вот тебе и гримаса. Вроде знакомые, свои, а каждый норовит поживиться за твой счет.
- И они ходили за нами,- встревает Шварц,- очень навязчиво. "Что угодно? Чем помочь?" Когда мы открывали свой магазин в Грюнвальде, то не звали своих соотечественников: "Ах, купите у нас пару туфель". Если ты не можешь продать свой товар местному населению, тогда все - закрывай лавочку.
За деревьями вновь прогремел трамвай, напоминая о быстро текущем времени.
- Сигнал к обеду! - смеется Лариса. Спросив что-то у Эгила по-немецки, она снова перешла на русский: - Пойду Лорена спрошу.
Обеденную паузу мы заполнили визитом в "Ферстхауз Вернбрун" ("Лесной дом в Вернбруне"), куда поехали вчетвером. Это живописное местечко с рестораном на открытом воздухе. Ели равиоли и пили фирменное пшеничное пиво "Вайсбур", известное в округе с начала семнадцатого века и по вкусу напоминающее нашу брагу. Как самые замечательные минуты, проведенные в Мюнхене, останутся, вероятно, в моей памяти эти обеды и ужины - неспешные, сытные, хмельные.
Немного раскисшие, мы вернулись домой и после часового отдыха вновь впряглись в работу, но уже в гостиной, поскольку Лорен переключился с рояля на компьютер и в доме воцарилась тишина.
- Что у нас дальше по программе? - бодро продемонстрировал я готовность к слушанию речей.
- Все тот же 76-й год, Борис. Ты заметил, что мы стараемся придерживаться хронологии и рассказываем как бы все по порядку. На самом деле многие проекты созревали и готовились спонтанно, без всякого продуманного плана, наслаиваясь часто один на другой. Многие вещи делались, как и в Москве, одновременно, то есть наша работа шла в нескольких направлениях. Скажем, собирали израильскую программу и параллельно готовили латышскую.
- А между поездками "Полидор" дал мне поручение записать сингл "Варе либе" - "Настоящую любовь не забыть".
- Да, Лара. Но саму запись сделали все-таки после поездки в Австралию. Я расскажу позже об этом.
После израильских гастролей к моему старшему коллеге по радиостанции Вилису Скултансу приехал в гости очень богатый и влиятельный эмигрант из Австралии Карлис Лидумс. Нас познакомили, и он как-то в разговоре оборонил фразу: "Обязательно приезжайте с концертами к нам в Австралию". Зеленый континент! Это как-то сразу отложилось в памяти. К счастью, слова Лидумса не стали пустым пожеланием, он связал нас с австралийскими латышами, которые и организовали концерты Мондрус в апреле месяце.
Программа у нас была обкатана, мы ее лишь подновили после гастролей в Израиль. Вообще говоря, латышские бытовые песни, что пела Лариса, вызрели на русских корнях. Они шли от русских романсов еще со времен Первой мировой войны. И после революции латышские стрелки принесли на родину много мелодий из России, наложив на них уже свои тексты. Эти песни в период между двумя войнами зазвучали совершенно по-новому и обрели свою самостоятельную жизнь. Но культивировались и песни, возникшие на основе немецких мелодий.
- Словом, каждый "гегемон", проходя через Латвию, оставлял свой культурный отпечаток.
- Точно так. Лариса, надо отдать ей должное, не только ремесленнически выучила эти песни на языке оригинала. Она освоила и точно передавала национальную ментальность народа, чем доводила латышей до слез. Они рыдали на ее концертах. Потому что в их душах хранился и теплился сильный сантимент к своей родине.
- Этот сантимент,- уточняет Мондрус,- есть и у меня - и к Латвии, и к Москве, и к моей молодости.
- Благодаря в том числе и Ларисе, у молодых латышей появлялась мотивация к изучению своего языка. Родители приводили детей на концерты, чтобы они, услышав настоящий латышский язык, поняли, что и у их небольшого народа есть своя, особая культура.
Применительно к Австралии репертуар Ларисы также имел идеологическую направленность и был ориентировал на возбуждение у латышей чувства национального самосознания. Превалировали песни с политизированным содержанием, которые потом зал пел, как гимны, стоя. Кстати, учитывая и эти моменты, мы не стремились особо поддерживать какие-либо контакты с друзьями в Москве. Ведь наша латышская программа - это сплошная антисоветчина. А как еще квалифицировать воспевание непокорного духа латышей, которых поработил большой сосед? Но в этой артикуляции национальной ментальности легко угадывалось и другое: латыши не вообще против русских, но против советского владычества.
В начале апреля мы вылетели во Франкфурт, оттуда "боингом" сингапурской авиакомпании взяли курс на восток. Нас заверили, что сингапурская авикомпания - лучшая в мире. Действительно, обслуживание в "джумбо-джете" удивило нас. Красивые девочки в коротких юбочках, с необыкновенным азиатским шармом, без конца поили нас шампанским и французским коньяком, весь рейс шла кормежка вкусными вещами, показывались какие-то фильмы, продавались сувениры. Громадный салон был заполнен наполовину, и мы отдыхали, растянувшись на три кресла. Заново приходили ощущения недавно обретенной свободы.
В Мельбурне сделали пересадку на самолет местной линии, и дальше последовал перелет в Аделаиду, где нас поджидала семья Лидумсов.
Концерты планировались в Аделаиде, Канберре, Мельбурне (везде по два) и Брисбене. По договору с молодежной организацией, устроившей турне, мы отдавали им всего пятнадцать процентов - это мизер. Правда, перелет туда и обратно за наш счет. Из своего кармана оплачивали и работу пианиста, которого взяли на месте. Этот музыкант, голландец, всю жизнь провел в Индонезии. Даже после получения страной независимости он, перебравшись в Австралию, так и остался в душе колониальным европейцем. И к нам явился будто из довоенного английского фильма: в пробковом шлеме, шортах и носках до колен...
Что интересно. Летом вышла латышская пластинка Мондрус "На чужбине сажаю снова розы" с моим шлягером "Йедер нетте летте". Я договорился с "Полидором", и они устроили так, что партию дисков отпечатали в Сиднее и разослали по всем пунктам наших остановок. Так что к каждому концерту в книжных магазинах уже продавались Ларисины пластинки. И латыши отчитались перед нами буквально за каждый диск. В Германии, как и в другой стране, любой бизнес строится на подсчете, бухгалтерии, документации. Не скажу, что люди здесь не обманывают, потому что они кристально честные. Просто действуют определенные правила. А в Австралии в принципе можно человека обмануть. Коммерческие отношения с латышами строились исключительно на доверии, на слове. Они в этом плане щепетильно порядочны. Даже через несколько лет к нам все еще приходили деньги за последние проданные пластинки, о которых мы давно забыли.
Заказанные нами диски реализовывались на концертах. Курс доллара держался высоким, билеты стоили приличную цену. Но выступления Мондрус все равно сопровождались аншлагами, благодаря чему наша поездка полностью окупилась.
Лариса прерывает мужа:
- Там были крупные латышские центры, арендовались большие залы. И мне понравилось то, чего я не видела в русской эмиграции,- женские комитеты устраивали на моих концертах буфеты. Пекли дома пирожки с капустой, шпеком, приносили яблочные пироги с корицей, другие яства, все это душисто пахло, возбуждало аппетит. Типично латышские лакомства. И все раскладывалось на скатерочках с узорами. Выручка шла в кассу их общины.
- А почему они там богатые такие?
- Как ты знаешь, Борис, осенью сорок четвертого из Латвии бежала в основном буржуазия, то есть люди имущие, с капиталом. Но покидали родину и интеллигенция, боявшаяся коммунистов, а также молодежь, запятнавшая себя участием в немецком Легионе. Для них эмиграция складывалась тяжело. Никаких пособий они в Америке и прочих странах не получали. Люди шли на фабрики, заводы ради самой возможности работать, иметь хоть кусок хлеба. Однако они знали, что главное - это образование. Молодые стремились поступить в университеты. В 70-е годы большинство из них уже имели хорошее местное образование и ловко интегрировались в различные отрасли. Австралия в этом отношении представляла некую целину, Эльдорадо, заповедную зону. И после войны сюда хлынул мощный поток эмигрантов...
Пока Эгил пел свою австралийскую песню, Лариса отвлеклась на кухню и доставила нам непочатую пузатую бутылку французского коньяка и конфеты. Шарман! Дальнейший экскурс в историю делового освоения Зеленого континента проходил под звон рюмок и шуршание фантиков.
- Да, Борис, каждый представитель любой европейской национальности нашел свое место под австралийским солнцем. Немцы открыли булочные. Другого хлеба, кроме, как вата, белых безвкусных булок, там не знали, и вообще Австралия до того отличалась жуткой кухней, полученной в наследство от англичан. Как известно, английская пища - самая невкусная, хуже только в Африке. И виноделие в Австралии развили немцы, частично итальянцы. Мясо, колбаса, паштеты - тоже заслуга немцев. Итальянцы пооткрывали ресторанчики, насаждали пиццу и спагетти. Японцы готовили рыбные блюда.
Латыши тоже нашли свое поле деятельности. К примеру, Лидумс, который принимал нас, стал одним из ведущих строителей. Он приехал из Латвии как инженер. Хорошо построил кому-то дом, получил сразу еще несколько заказов. Латыши - народ очень трудолюбивый и экономный. Они готовы трудиться где угодно и все равно кем - лишь бы заработать. Первые годы Лидумсы жили очень скромно, ограничивали себя во всем, откладывали деньги. При возможности под низкий процент покупали землю, строили дома. А через три года земля так вздорожала, что они продавали ее в два, а то и в три раза дороже. Так наращивали свой капитал.
Австралия - страна богатая, с огромным экономическим потенциалом. Но многого там еще не хватало. Поэтому у эмигрантов открывались большие возможности для коммерческих успехов.
- Наливать? - не забываю я и о коньяке.
- Наливай, наливай... Интересно, что мы оказались среди латышей с уже совершенно иной ментальностью. Лидумсы имели троих сыновей: один примерно моего возраста, по характеру, привычкам - легко узнаваемый латыш, а двое других, помоложе,- это новые для меня люди. Вроде тоже латыши, но у них другое ощущение жизни, по ментальности они настоящие австралийцы. Это своеобразие отчасти объясняется тем огромным расстоянием, что отделяет Австралию от Европы. По сравнению, допустим, со скупыми, не очень преуспевающими немцами, в основном пожилыми, которых в свое время по состоянию здоровья не пустили в Канаду, "новые латыши" имели широкую натуру, были добры, свободны, раскованны. Денег у всех полно - это мы чувствовали хотя бы по тому, как они нас таскали по ресторанам. Сплошные пиршества. Если наше израильское турне почти ничем не отличалось от гастролей в Союзе (автобус, ругань с администратором и музыкантами, скупердяйство; такого, правда, потом нигде больше не повторялось), то Австралия поразила нас своим радушием, немелочностью, изобилием, хлебосольством.