"Рено" покатил дальше. Посреди беспорядочно раскинувшейся деревушки мы повернули налево по дороге, перепачканной глиной и соломой. На перекрестке стоял выгоревший голубой знак с надписью: Шато де Что-то Там.
- Почти дома, - сказал дядя Ксавьер, и я вдруг занервничала. Пересохло во рту. Я начала внимательнее присматриваться к домам, мимо которых мы проезжали. Сперва на глаза попалась полуразвалившаяся ферма. Ставни почти сгнили и болтались на петлях; прямо перед открытой задней дверью - навозная куча. Но неподалеку в поле стояла новенькая бетонная сельскохозяйственная постройка, так что, возможно, здесь жили не совсем бедняки. Посреди двора с потрескавшейся на солнце грязью на стуле сидел старик. Он взмахнул палкой в знак приветствия, вспугнув гусей и возмущенных кур. А может, это была угроза, а не приветствие. Трудно сказать. Две злобные на вид собаки спали в тени чахлого грецкого ореха. Дядя Ксавьер посигналил и поехал дальше. Я вздохнула с облегчением. Впереди показалась маленькая аккуратная ферма, каменный дом угнездился среди любовно ухоженных, ровных посадок табака и винограда. Я была убеждена, что мы приехали. Но вместо того, чтобы притормозить, дядя Ксавьер прибавил газу. Мы быстро катили с горы. Дорога без предупреждения резко свернула направо.
- Река, - сказал дядя Ксавьер. - Вон там.
Внизу, в сотнях футов от нас между высокими берегами извивалась зеленая змейка воды.
- Un grand spectacle, uh?49 - спросил дядя Ксавьер. - Этого ты тоже, небось, не помнишь?
- Ровным счетом ничего не помню, - призналась я.
Он заложил крутой вираж - слишком скоростной и опасный. На другой стороне дороги высилась каменная стена утеса. Я про себя молилась, чтобы нам не попался встречный транспорт. В паре сотен ярдов после очередного линялого знака "Site Historique50" дядя Ксавьер свернул влево, на узкую каменистую тропу, ведущую, казалось, прямо к обрыву. Кусты и хилые побеги черной смородины торчали из трещин в камне. Прыснули во все стороны ящерицы. Небо лило на наши головы темную, тяжелую синеву. Тропа резко свернула, и глазам внезапно открылся огромный природный амфитеатр, в центре которого, словно высеченный в скале, возвышался натуральный замок, топорща серые башенки в виде солонок.
- Alors. Nous sommes la51, - сказал дядя Ксавьер.
- Это оно? - ошалело спросила я.
Он бросил на меня быстрый взгляд.
- Конечно, оно самое. А чего ты ожидала?
- Только не этого, - я была поражена. Высокие, изящные башни поднимались из скал, и над ними нависали великолепные естественные колонны и ниши, вырезанные в камне временем и ветрами.
- Я забыла, - сказала я: попытка срочно восстановить нанесенный моральный ущерб, - совсем забыла, насколько он великолепен.
Он скромно пожал плечами, будто я говорила не о замке, а о нем самом.
Чем ближе мы подъезжали, тем огромней и прекрасней становился замок.
- Здесь новая автостоянка, - сказал дядя Ксавьер, явно для того, чтобы я пришла в восхищение, что я и сделала, хотя кроме широченной, усыпанной гравием площадки, залитой жгучим солнцем, ничего примечательного не увидела. - В прошлом году построили. Здесь будет намного лучше, когда подрастут деревья. - Я разглядела несколько сомнительных, чахлых, изнывающих от жажды побегов. - Мы можем принять от пяти до шести десятков машин, - добавил он с гордостью.
- У вас бывает столько посетителей? - спросила я.
- Пока не бывало, - сказал он. - Не все сразу. Но в этот году, кто знает, может статься...
Перед нами была стена с бойницами, сильно смахивающая на театральный занавес. Дядя Ксавьер въехал в готическую арку, миновал маленькую будку у ворот, на стене которой были вывешены правила посещения замка: "Visities Guidees, tous les apres-midis52". Дорожка, покрытая гравием, бежала между высохшими, запущенными клумбами и сворачивала, так что главный средневековый замок немного переместился вправо, а впереди показалось сооружение поменьше - gentilhommerie53, скрытое стеной от глаз посетителей, - осыпающееся, но пышное и элегантное крыло в стиле Ренессанса. Кто-то совершил вялую попытку посадить под окнами цветы. У крыльца валялся трехколесный велосипед и потрепанные пластмассовые игрушки.
Машина резко затормозила, взвихрив гравий и едва не врезавшись в велосипед.
- Дома, - сказал дядя Ксавьер. Я спросила себя: ну как, нервничаешь? Стало ясно, что я собираюсь продолжать в том же духе, позволить себе плыть по течению. Во рту у меня пересохло, а ладони и белье были влажными от пота, но возможно, это просто из-за жары. Я стояла на гравии у крыльца, глядя вверх на круглые башенки-солонки, сверкающие на солнце чеканным серебром, и вдруг рассмеялась.
- Что смеешься? - спросил дядя Ксавьер.
Он выгружал из багажника чемоданы.
Я смеялась над собственной шуткой, не предназначенной для чужих ушей. Если бы меня попросили описать "дом", я была бы вынуждена набросать словесный рисунок нашего дома на две семьи на Бирчвуд-роуд в Хенли; но это... Это было именно то, что я понимала под словом "дом", материализовавшийся плод моего воображения. Кульминация целой серии преследовавших меня, начиная с искусственных цветов на улице Франсуа Премьер, забавных знаков, которые, будучи сами по себе незначительными и случайными, безошибочно привели меня - или мне это только казалось, пока я стояла под серебристыми башнями - к этой самой точке. Все это, разумеется, полная чушь, я понимала. И не просто чушь. Хуже. Это была часть некоего сложного оправдания, которое я сварганила, чтобы простить себя за то, что так далеко зашла. Но мысль все равно меня насмешила.
Из открытой двери вышла женщина и остановилась на верхней ступеньке.
- Матильда, - сказал дядя Ксавьер. - Voila. Иди, познакомься с Мари-Кристин.
Не знаю почему, но вероятность присутствия ещё одного лица, с которым придется уживаться и строить отношения, даже не приходила мне в голову. Я была совершенно сбита с толку. Она была в черном, эта женщина. Она долго смотрела на меня без всякого выражения на лице. Я стояла перед ней в парусиновых туфлях со стоптанными пятками, в джинсах, с волосами, забранными резинкой, и чувствовала себя глупее некуда.
- Elle a perdu tout son francais54, - сказал дядя Ксавьер, хихикая над моей беспомощностью. Он подтолкнул меня к ступеням. - Входи, входи, сказал он.
- Мы вам очень рады, - сказала женщина. И внезапно нагнула голову, как ястреб, заметивший движение в траве. До чего глупо было с моей стороны не учесть, что у него может быть жена. - Вы, должно быть, устали, - сказала она по-английски с изящным акцентом и официально поцеловала меня в обе щеки.
- Да, - сказала я. - Устала.
- Тогда позвольте, я провожу вас наверх. Я отвела вам комнату, где когда-то спали ваши родители. Помните?
- Ничего она не помнит, - сказал дядя Ксавьер.
Холл был просторный и скромный, и прохладный, как приветствие этой женщины. Она повела меня вверх по низкой, не покрытой ковром лестнице.
- А где все? - спросил дядя Ксавьер. - Почему не встречают?
Все? Тут ещё кто-то? И сколько же их?
- Я подумала, что Мари-Кристин приедет уставшая, и ей будет трудно сразу со всеми перезнакомиться, - сказала женщина, которую Крис, видимо, называла бы Tante55 Матильда. По-французски она добавила: - Франсуазу я послала в Фижеак, в банк. А Селеста повела детей купаться.
Она открыла тяжелую резную дверь.
- Voila, - сказала она. Комната была громадной, на обоях голубели гигантские, как кочаны капусты, розы.
- Красиво, - сказала я. Действительно красиво. Два высоких окна с эркером смотрели в небольшой сад. На траве стояли два шезлонга. Под одним из них растянулась сонная серая кошка. - Какая красивая комната.
- Чаю? - спросила Tante Матильда.
- Лучше чего-нибудь холодного.
Она кивнула.
- Ванная комната - следующая дверь по коридору. - Она критически оглядела меня. - Отдохнешь перед обедом или предпочитаешь выпить в саду?
- Она должна отдыхать, - сказал дядя Ксавьер. - Ты должна отдыхать. Каждый день. И есть. И толстеть. Мы тебя вылечим.
- В таком случае, - сказала Tante Матильда, - принесу минералки. Или чего-нибудь другого?
- Минералка будет в самый раз.
Она не сводила с меня неподвижных, холодных, тревожных глаз.
Дядя Ксавьер положил чемоданы на маленький обитый сундук в конце кровати.
- Нет, нет и нет, - сказал он. - Побудь здесь, поговори с Мари-Кристин. Я принесу минералку, - он улыбнулся мне. - Только погляди на её глаза, - сказал он Tante Матильде. - Совсем как у матери.