- Ты что, только встала? - спросила она.
- Плохо спала, - ответила я, взглянув на часы. Было начало одиннадцатого.
- Я уже в банк съездила, - она выгружала на стол покупки. - А про тебя там спрашивали.
- Про меня?
Она кивнула.
- В банке? Когда?
- Вчера, или сегодня утром. Не помню.
- Полиция?
Она подняла на меня взгляд, выражавший глуповатое удивление.
- С какой стати полицейским спрашивать о тебе в банке?
Что ж, не полиция, так Мэл, одно из двух.
- И что обо мне спрашивали?
Она пожала плечами.
- Кассир только сказал, что человек задавал о тебе вопросы. Высокий человек.
Значит, скорее всего, Пейрол. Хотя, может, и Мэл: он тоже высокий.
- В очках, - добавила она.
- В очках? - Высокий и в очках - кто бы это? - В темных очках, может?
- Он не уточнил. Просто в очках.
- И что он хотел знать, этот человек?
Она покрутила головой.
- Кассир сказал только, что о тебе спрашивали, и все.
Странно. Очень странно. Я приняла решение.
- Франсуаза, ты не знаешь, где твоя мама?
- А в комнате её нет?
- Да, может быть, - сказала я, хотя знала, что нет, потому что уже стучала. - Мне надо с ней поговорить.
Но это пришлось отложить. У дяди Ксавьера на одиннадцать было назначено заседание праздничного комитета. Если я не возражаю, сказал он, я могу немного подождать, и после этого мы отправимся обедать. Я не возражала. По шкале ценностей обед с дядей Ксавьером был намного важнее таких побочных обстоятельств, как затягивающаяся сеть полиции или загадочное соучастие в моих преступлениях Tante Матильды, важнее даже некоего неизвестного, интересовавшегося мною в банке. Все это могло подождать. В этот последний день дядя Ксавьер имел приоритет. Мне хотелось, чтобы сегодня ему было хорошо. Я залезла в машину и вытянула ноги под приборной доской.
- Не передумала? - спросил он, закладывая такой крутой вираж прямо перед утесом, что я зажмурилась. - Твое намерение завтра уезжать все ещё в силе?
- Это необходимо, - сказала я.
Он покачал головой. Дорога шла под откос.
- Чего хотели полицейские? - спросил он.
- Разве Tante Матильда не объяснила? - полюбопытствовала я.
- Сказала, что тебе вернули паспорт.
- Ну да, - мне было интересно услышать её версию события - что она ему рассказала, о чем умолчала. - Вернули.
Его насмешила моя глупая непрактичность.
- Ну, хорошо, тогда объясни мне, каким образом ты собиралась добираться до Англии без паспорта?
- Ай, - беспечно бросила я, - заехала бы по пути да забрала его. Они мне просто время сэкономили.
- И чего им приспичило так спешить, - проворчал он. Впереди на дороге показался трактор. Дядя Ксавьер резко затормозил и придержал меня рукой, чтобы я не врезалась в стекло. По некоторым причинам я бы предпочла, чтобы он обе руки держал на руле. И отвернулась, глядя в окно, на скалы вдоль дороги, чтобы он не видел моего лица.
Городок был увешен флагами. Для них через улицы были протянуты веревки - от водосточных труб к балконам. Деревья украшала иллюминация. Пока дядя Ксавьер заседал, я наблюдала за рабочими, сооружавшими танцплощадку на площади (в сквере?). Электрик подсоединял усилитель к сети и проверял уровень звука. Начали прибывать машины с прикрепленными на крышах гоночными велосипедами. Когда дядя Ксавьер и остальные члены комитета покинули сумрачную комнатушку позади кафе, - там проходило их заседание с выпивкой и закусками, - обсуждение вопроса, где хранить фейерверки, приготовленные для праздника, было в самом разгаре. Дядя Ксавьер подхватил меня под локоть и потащил через площадь.
- Пусть сами решают, - сказал он. - С меня довольно.
Мы снова направились к Отелю(ь) де Фалэс и сели за тот же столик. Может, дядя Ксавьер испытывал какую-то сентиментальную привязанность именно к этому месту, а может, просто всегда здесь сидел.
Так о чем же мы беседовали во время нашего последнего обеда? Не помню. Меня мучило только одно: что начиная с завтрашнего дня я больше его не увижу.
Помню, он много смеялся, как будто я говорила что-то невероятно смешное или умное, чего в принципе быть не могло, я никогда не была в этом сильна, хотя мне нравилось, что он всем своим видом пытался уверить меня в обратном. Он заставил меня съесть десерт.
- Давай, давай, - настаивал он. - Тебе же нравится сладкое. Выбирай. Ну, что ты будешь?
В конце концов, я сдалась и взяла mousse aux prunes88, потому что не хотела, чтобы этот обед закончился. Я ела его очень медленно. Отламывала по чуть-чуть и долго держала на кончике ложки, ощущая, как тают последние минуты моего бытия в роли его обожаемой Мари-Крестин, которую так неразумно балует дядюшка. Завтра он будет меня презирать. Завтра он узнает, как незаслуженно я пользовалась его любовью. Завтра я начну все с начала, как чистый лист бумаги, не ведающий пока, какую историю в него впишут.
Он заказал кофе. По негласному взаимному договору мы оба дожидались, пока он остынет, а потом пили потихоньку, словно он ещё слишком горячий.
- Может, ещё по чашечке? - спросила я в отчаянии, но нам так и не удалось его заказать. Член комитета поспешно вошел в зал с мегафоном в руке. Им срочно понадобился дядя Ксавьер. Вот-вот начнется велогонка.
Народу на площади было видимо-невидимо. Дети облепили центральный фонтан и ограды. Велосипедисты в изящных красно-зеленых костюмах заполонили площадь, как стая птиц. Человек с мегафоном сунул мне стартовый пистолет.
- Мне? - пораженно сказала я.
- Конечно, тебе, - сказал дядя Ксавьер. - Кому ж ещё объявлять старт? - Он выхватил мегафон из рук молодого человека и провозгласил на весь город: - Моя племянница Мари-Кристин. - Раздались одобряющие аплодисменты. Я помахала рукой и улыбнулась, словно всю жизнь только и делала, что давала залп из стартового пистолета. Я нацелила его в небо и выстрелила. Велосипедисты сорвались с места, как стайка испуганных скворцов.