- Зачем? - вопрос ему явно пришелся не по душе. - Потому что не верил, что ты погибла, - сказал он. - Тела не нашли. А я бы ни за что не поверил, пока своими глазами не увижу тело.
Я улыбнулась. Все тот же педант.
- Да, но человек, которого ты ищешь, мертв. Она вышла из туалета в кафе и просто пошла себе дальше.
Он отказывался принять это объяснение. Это был пример той самой туманной фразеологии, которая его больше всего бесила. Эта моя привычка всегда его раздражала.
- Значит, ты просто пошла дальше.
- Вот именно, я просто пошла дальше.
- И что потом?
Я покачала головой. Я не собиралась больше ничего рассказывать. Остальная часть этой истории принадлежала лично мне, и я не хотела, чтобы он расковыривал её и интерпретировал по-своему, подгоняя под собственный взгляд на мир. Стоит ему начать в ней копаться, и я, глядишь, сама перестану во все это верить. Так что я сменила тему.
- Это ты на днях расспрашивал обо мне в банке?
- Да, - сказал он. - Впрочем, нет. Я спрашивал о Мари-Кристин Масбу.
- Почему?
- Потому что не мог найти никакой зацепки. На прошлой неделе я был в Лиможе, копался в подшивках газет, надеясь что-то найти, хоть какой-то намек, и вдруг наткнулся на заметку о женщине, погибшей в результате несчастного случая на шоссе № 20, об англичанке, ловившей попутку. Она была датирована двумя днями позже твоего исчезновения. Все это, конечно, было вилами по воде писано, имя другое, но я решил, что попытаться стоит. В больнице мне не помогли, и я попытался найти водителя, Мари-Кристин Масбу.
Было так странно слышать это.
- А почему в банке?
Он пожал плечами.
- Ну, я же не знал наверняка. Приехал в Фижеак, зашел в банк разменять дорожные чеки, и заодно спросил кассира, не знаком ли он с семьей Масбу.
- Да, это наш банк, - сказала я.
Он посмотрел на меня с хорошо знакомым мне раздражением. Он всегда раздражался, когда я настаивала на своем видении мира, если мой взгляд отличался от его.
- Что ты ещё спрашивал?
- Только о семье. И все. Я хотел днем увидеться с мадмуазель Масбу, но кассир сказал, что из-за праздника никого там не будет. А потом я услышал, что умер её дядя, и решил подождать до конца похорон.
- И вот ты здесь.
Он, кажется, немного смутился.
- Вообще-то, женщина у ворот не пропускала меня, пока я не купил билет, ну, думаю, после тура спрошу экскурсовода, погляжу, удобно ли будет побеседовать с мадмуазель Масбу.
- Ты говоришь с ней, - сказала я.
Лицо его стало пунцовым.
- Прекрати. Прекрати!
- Возвращайся в Англию, Тони.
От отчаянно затряс головой.
- Не могу. Теперь, когда я знаю, где ты, не могу.
Я усадила его на стул.
- Ты ничего не знаешь, - сказала я, садясь рядом с ним за столик. - И, кроме того, человек, которого ты ищешь, погиб в автокатастрофе.
Он меня не слушал. Не хотел слышать. Жаль, потому что я говорила ему правду. В кои-то веки, впервые в жизни, я говорила ему настоящую правду о себе. Он заслонил лицо. Я подумала: может, он плачет. Подождала. Положила руку ему на плечо.
- Езжай домой, - сказала я.
Мы столько просидели в банкетном зале, что экскурсия успела закончиться. Франсуаза вернулась посмотреть, что стряслось.
- Прости, - сказала я Тони. - Из-за меня ты пропустил рассказ. Это Тони, - объяснила я Франсуазе. - Мы встречались в Англии. У нас были общие знакомые.
У него был такой вид, будто его ударили. Мне было жаль его, но я ничего не могла поделать. Франсуаза протянула ему руку. Он автоматически пожал её. Я подумала: как жаль, что он не может забрать с собой Франсуазу. Они так подходят друг другу. Он хороший человек.
Она смотрела на него с неуверенностью.
- Хотите присоединиться к следующей экскурсии? - спросила она.
- Нет, - твердо ответила я за него. - Не думаю. Ты же не хочешь, Тони?
Я поцеловала его в щеку. У него был незнакомый запах. Кожа его была холодной, наверное, от волнения.
- До свидания, - сказала я. - Лучше не возвращайся. Здесь ничего для тебя нет. Ничего хорошего.
Он послушно вышел. Когда он скрылся из виду, я рухнула на деревянный сундук и стала ждать, когда меня перестанет трясти. Больше всего меня тронуло и огорчило его упорство, его решимость во что бы то ни стало меня разыскать. Он пробивался через дебри бюрократии и равнодушия. Разве это могло не тронуть? Но что делать. Я ничем не могла облегчить его страдания. Его боль уже не была моей болью. Он взрослый мужчина. Должен сам справиться. У меня другие обязательства. Он должен как-то найти способ чувствовать себя цельным человеком, а не так, будто от него отрезали кусок.
Я сидела у входа, когда подошла Франсуаза со следующей экскурсией.
Она тронула меня за плечо.
- С тобой все в порядке? - шепнула она.
- Да.
- Твой друг был ужасно расстроен, - она старалась, чтобы в голосе не прозвучало любопытство.
- Я знаю.
- Он ещё придет?