Казимир проснулся от того, что телега вновь скакала по кочкам, подбрасывая его ещё не отошедшее от ночных грёз тело. Мечислава сменил за вожжами Юрас, который правил намного лучше, избегая попадания колёс в глубокие ямы и колдобины. Ратибор скакал впереди, то и дело привставая в седле. Ведун понял, что проспал дольше обычного, и они уже приближаются к городу. Повернув голову, он заметил, что лес кончился. Казимир привстал на локтях, выглядывая за борт телеги, да так и застыл с разинутым ртом. Перед ним лежало широкое поле, искрящееся в бликах солнечных лучей, скользящих по капелькам росы. Впереди на холме возвышался город, от величия которого захватывало дух.
Высокие стены простирались так далеко, что можно было лишь гадать, сколько же людей живёт внутри. Над стенами грозно нависали дозорные башни с узкими бойницами, а внизу простирался оборонительный ров. Подъёмный мост сейчас был опущен, а центральные ворота распахнуты настежь. Над воротами ведун заметил три воинских щита: круглый с белыми и красным полосами, вытянутый прямой со скруглёнными углами с изображением рыси, и третий в виде ромба, на котором нарисовано могучее дерево, раскинувшееся над озером. Казимир откашлялся, привлекая внимание Юраса.
— Чьи это гербы?
— Круглый щит варягов. Приходили они к нам, да не солоно хлебавши вороталися, — с явной гордостью в голосе отозвался воин. — Древо над озером — это наш Белозерский.
— А третий с рысью? — спросил Казимир, когда понял, что продолжения не последует.
Юрас почему-то не спешил с ответом, словно был недоволен нахождению этого герба над воротами.
— Это щит вогуличей. Мы с ними вроде как в дружбе.
— Но тебе это не особо по нраву? — Ведуну стало страсть как интересно, разговорить молчаливого воина.
— А чего тут хорошего? — буркнул в ответ Юрас, пожав плечами. — Дружба эта однажды нам боком встанет. Нет бы воевать, как должно, как деды завещали… А мы всё договариваемся, да свадебки справляем.
— Ты мне тут давай… — гаркнул Ратибор, незаметно поравнявшийся с телегой. — Мечом ещё махать начни, как языком машешь!
Воин в миг присмирел, недовольно зыркнув на ведуна, мол, из-за тебя всё. Воевода же, заметив на себе взгляд Казимира, пояснил:
— Юрас у нас не токмо говорить мастак, да и витязь он славный. Ему лишь бы руки размять, да кого-нибудь укокошить, — со смехом добавил Ратибор. — Только вот одна беда, сначала говорит, а опосля думает.
Бросив напускной гневный взгляд на притихшего воина, и довольный тем, как тот неловко умолк, воевода вновь обратился к Казимиру:
— Ну, ты, брат, спать! Мы уж решили издох, захворал или того хуже, обнаглел! — с усмешкой пробасил Ратибор. — Я думал ведёрко воды тебя в чувство приведёт.
— Хорошо, что до этого не дошло, — отозвался Казимир. — И на том спасибо.
— То не мне спасибо, — ухмыльнувшись в усы, ответил воевода. — Просто ведра с собой не было.
Когда они подъехали к воротам, навстречу вышли четверо всадников, вооружённых копьями и щитами с изображением дерева над озером. Ратибор не останавливаясь махнул им рукой, и воины, окружив телегу, двинулись следом, словно сопровождают пленника. Едва арка ворот мелькнула над головой, опешивший Казимир понял, почему они так сделали. Им открылась улица, мощёная деревом. По ней едва ли могли проехать строем четверо верховых, а потому, скакавшие впереди разгоняли толпу перед телегой. Народу было видимо невидимо! Ведун в жизни не встречал столько новых лиц одновременно. К его вящему удивлению, на них никто не обращал внимания, словно подобный конный разъезд для обывателей не являлся чем-то из ряда вон. По своим делам спешили мастеровые, погонявшие перед собой подростков, тащивших инструменты, суетились земледельцы, которые тянули и катили многочисленные тележки с товаром, расхаживали солидные, зажиточные хозяйки в сопровождении ни то дочек, ни то невесток, оглядывая разномастную продукцию многочисленных уличных торгашей. Весь город напоминал одну огромную ярмарку.
— У вас всегда так? — спросил Казимир, но Юрас ничего не ответил, то ли не слышал, то ли делал вид.
Гомон и правда стоял такой, что в пору и себя перекрикивать. Казимир решил, что его везут прямо к кнесу на поклон, но оказалось, что он ошибался. Телега остановилась подле вычурного терема с резными петушками на крыше. Ладные прилаженные одна к другой без малейшего зазора ставни были заперты. Воевода первым спрыгнул с коня, коротко свистнув. Из сеней тотчас выскочил пожилой мужичонка в простой серой рубахе, принимая из рук Ратибора уздечку. Бережно поглаживая животное по щеке, конюх повел того в стойло.
«Значит не к кнесу, — понял ведун, разглядывая дом воеводы. — Хорошо живёт. Доброе жилище».
В небольшом дворике росли ухоженные яблоньки, несколько кустов смородины, имелся и свой колодец-журавль. Из построек был хозяйский терем, конюшня и небольшая пристройка, видимо, для работников. Вместо забора улицу ограждала витая изгородь, сплетённая из тончайших веточек, протянутых между украшенными резными набалдашниками столбами.
«Да уж, — подумал Казимир. — Вряд ли Ратибор боится воров. Кто к нему полезет? Всё равно, что сразу на плаху голову положить».
Между тем, Мечислав и Юрас, дождавшись отмашки воеводы, откланялись по своим делам, коротко распрощавшись с ведуном. Казимир неловко застыл посреди двора, переминаясь с ноги на ногу. Он никогда не видал такого достатка. Люди в Белозерске жили совсем иначе, как ему даже и не снилось. Большой город, казалось, мог бы вместить сотню, а то и больше таких деревень, как его родные Вышки.
— Казимир! — прозвучал зычный голос воеводы, явно привыкший выкрикивать команды на поле брани. — Ты что там замер? Подь сюды!
Ведун прошёл в сени, стараясь ни на что не пялиться. Ему впервые в жизни было до одури неловко, что он настолько дик по сравнению с этими людьми, о существовании которых, раньше и не знал. Оказавшись в светлой и уютной горнице, Казимир снова застопорился, глядя на чисто подметённый дубовый пол. Зыркнув на свои изношенные и замаранные дорожной грязью лапти, ведун чуть сквозь землю не провалился от стыда. Заметив его замешательство, Ратибор его по-своему истолковал, спокойно бросив:
— Да не боись ты, иди, говорят! Вот, усаживайся, — продолжил воевода, указывая на лавку через стол от себя. — Чем богаты, как грится… — и толкнул к нему миску с остывшим супом, с кусочками куриного мяса.
Казимир тотчас почувствовал, как же он голоден. С прошлого вечера во рту и маковой росинки не было. Тем не менее есть он начал не спеша, хотя в пору было вылакать содержимое тарелки одним махом. После похлёбки закусили вчерашними лепёшками и парой головок лука, которые запили смородиновым компотом.
— Ну, что? — встрепенулся Ратибор, едва с трапезой было покончено. — Отдыхать с дороги, надеюсь, не надобно? Махнём сразу к рудокопам?
Казимир прочистил гордо и сказал то, что уже давно решил:
— Я должен идти туда один.
— Это ещё зачем? — с сомнением протянул воевода.
— Ежели подозреваешь своих в том, что они всю историю с нападением болотника выдумали, то увидав тебя все будут по струнке ходить. Лучше мне самому. Я поброжу по округе, поговорю с лесом, может чего интересное найду, а там глядишь и дух сам на меня выйдет.
— А если разбойники нагрянут? — поднял вверх бровь Ратибор. — Чего делать будешь?
— А что с меня взять? — пожал плечами Казимир. — Да ты и сам сказал, что прочесали всё, нет их.
— Ну, сказал, — нехотя согласился воевода. — Но всё равно не дело это. Ежели ты мне опосля доложишь, мол, так и так, извёл я вашего болотника. Как мне потом кнесу докладывать о том, чего я не видел сам?
— Если там и правда болотник, то изводить я его не стану, не в моих то силах выгонять лесного духа с его же дома. Да только вот сомневаюсь, что стал бы он понапрасну народ гонять. Здесь что-то иное… Не бывает так.
— Добро, — наконец, согласился Ратибор. — Сколько тебе времени понадобится?
— Не знаю, — честно ответил ведун. — Может один день, может несколько. Пока новое нападение не застану, буду ходить.
— А ты, я вижу, парень не промах, — оскалив свою немного жутковатую улыбку, пробасил воевода. — Добро. Как, что, приходи сюда переночевать, аль откушать. Я дворовых предупрежу. Провожатых до приисков тебе выделить?
— Не надо, — возразил Казимир. — Я лучше постепенно начну. С города.
На том и порешили. Выйдя из дома Ратибора, Казимир замер в нерешительности. За поясом прожигал кожу сребреник, который ведун взял с собой, прознав, что поедет в город. Ему страшно хотелось прогуляться по торговым рядам и что-нибудь купить… что угодно, лишь для того, чтобы потратить деньги, которых у него никогда не было. Медленно шагая по улицам, ведун, наконец, решил, что ничего дурного не станется, если он просто немного погуляет. Иногда Казимир останавливался у торговцев съестными припасами, напрочь теряя дар речи.
— Яблоки? Откуда? Не могли же они ещё народиться? — вопрошал он, тыкая пальцем в полотняные мешки, полные мелких краснобоких плодов.
— Так это не наши, а Таманские, — отвечала розовощёкая девчонка, лучезарно улыбаясь. — Тятенька с Фанагории привёз.
Казимир кивал, улыбаясь в ответ, хотя и слова не понимал в чужеземных названиях и никогда не слыхал про те края.
— Умелец, сколько просишь за такой кинжал? — интересовался Казимир, зачарованно глядя на тёмный металл безупречной работы клинка.
Торговец смерил ведуна брезгливым взглядом, хмыкнув, но всё же ответил:
— А что у тебя есть? Уж явно не червонное злато.
Стоящие рядом люди засмеялись. Казимир совсем не обиделся, гордо достав из-за пояса начищенный до блеска сребреник. Рядом кто-то ахнул. Не каждый из толкущихся здесь людей мог похвастаться таким, однако же торговец не выглядел впечатлённым.
— Вижу, человек, ты приличный, но этого всё равно будет мало.
— Ну, что ж поделать, — беззаботно отозвался Казимир. — Буду копить!
Его не оскорбило ни отношение людей, увидевших оборванца в чужом, неумело перекроенном соболином полушубке, ни надменность в голосе торговца. Казимир и не собирался покупать его товар, даже на глаз определив, что тот кинжал сущая драгоценность достойная если не кнеса, то его воеводы. Он уже хотел было, как вдруг кто-то настойчиво подёргал его за рукав. Обернувшись, ведун с удивлением вновь увидел торговца оружием. Тот поманил его, отводя в сторону и поинтересовался:
— Не местный? — он скорее утверждал, чем спрашивал.
— Ага, — ответил Казимир. — Воевода ваш меня привёз, кой-какая работёнка имеется.
— Вот оно, что, — понимающе покивал мужчина. — Слушай, это, конечно, твоё дело, ходить в обносках… Но можно же подобрать и что-то получше. Деньги у тебя есть. Могу посоветовать к кому обратиться.
Ведуну очень не хотелось в первый же день в большом городе оказаться обманутым, но желание поскорее расстаться с сребреником оказалось куда сильнее. Он довольно закивал, с трудом скрывая всколыхнувшееся в душе волнение. Скоро его подвели к прилавку, за которым стояла упитанная женщина в цветастом кокошнике, инкрустированном резными цветами, очень тонкой работы. Бабонька была в летах, однако вела себя бойко, тотчас взяв ведуна в оборот.
— Одеть, обуть, да накормить, — резюмировала она, оглядев покупателя с ног до головы.
— Накормить не надо, — робко улыбнулся Казимир. — Я недавно ел.
— То не тебе решать, — отрезала женщина, с прищуром снимая мерки одежды. — Такой тощий, что на тебе всё будет мешком висеть. Не бабские же вещи мне тебе предлагать!
— Бабские не надо, — смущённо протянул ведун.
— Ладно, заходи за прилавок, да сымай это тряпьё, — решительно заявила купчиха.
— Прямо здесь? — изумился Казимир, робея.
— Нет, можно до леса сбегать, — грозно отрезала бабонька, игнорируя его сомнения.
Готовых рубах было немного и все оказались сильно велики, но подобрав ту, что более прочих пришлась покупателю по нраву, женщина тотчас отдала её на перешивку дочери. Тот и глазом не успел моргнуть, как натягивал на грудь новёхонькую по колено длинной коричневую робу с зелёными манжетами. За место старых сношенных до дыр и множество раз штопаных тканых штанов, у него теперь были кожаные, непривычно жёсткие, но очень плотные. Это качество Казимир тотчас оценил особенно, помятуя, как страдали от мелких ран ноги в его долгих походах по лесу. Вместо лаптей, ведун обзавёлся бобровыми сапогами, которые сидели как влитые. В довершение всего на плечи Казимира лёг тёмно-синий плащ с медной застёжкой и головной обруч, подбирающий волосы. Купчиха была очень довольна собой, но Казимир тотчас смекнул, что его монета стоит немного больше. Он указал на пояс из тёмной кожи со множеством крючков и застёжек, про себя прикидывая, как будет удобно на нём развесить мешочки со снадобьями. Ведун поглядывал на него всё время, пока расторопная торговка с дочерями хлопотали вокруг. После непродолжительного торга та согласилась уступить, и к вящему удовольствие Казимира, он вернулся на улицу совершенно иным человеком. Не то, чтобы ведун шёл горделиво, он никогда не питал страсти к хвастовству, но всё-таки сиял, как новенький самовар.
Побродив вдоволь, изучая незнакомые улицы и чужие дома, ведун время от времени обращался к местным с простыми и бесхитростными вопросами.
— Не слыхали ль вы, что стряслось на шахте? Болотник людей гоняет? А где именно его видели? У какой-то одной шахты нечисть проказничает или где-то по дороге людей вылавливает?
Отвечали очень по-разному. Кто-то охотно излагал обросшие несущественными подробностями слухи, другие пересказывали одни и те же заученные версии произошедшего, иные же и вовсе ничего не слыхали. Очень быстро Казимир смекнул, что о «бушующем» на болотах подле шахт неизвестном духе вообще мало кто знает. Главное, что ему удалось понять — никто толком его не видел, кроме старателей, а те, чуть что давали дёру, хотя жертв пока не было. Это и удивило ведуна больше всего.
«Не станет болотник просто так людей гонять. Это в конце концов опасно. Значит, либо кто-то прикидывается болотником, либо его с кем-то путают».
Сказать по правде, болотник мог быть недоволен самим присутствием людей в непосредственной близости. Шахты по добыче железной руды ставились на болотистых участках. Сначала выкапывали яму, в ней строили деревянную клеть, возводили опоры и начинали углубляться. Дух мог быть разгневан тем, что в его вотчине постоянно стучали заступы и кирки. Такое можно понять. Но ведь кто он таков, супротив людей с города? Захотят извести ж, изведут, то вопрос лишь желания. Вот, ежель у него обида какая имеется… Но узнать про то, не обижали ли болотника, так и не удалось. Старатели по большей части были неразговорчивыми и отвечать на вопросы незнакомца не желали. Но ведун привык к упорству в работе, и, наконец, нашёл того, кто смог ему помочь.
Молодого мальчишку лет двенадцати, которого Казимир отыскал к исходу дня, звали Желан. Он был младшим сыном старателя и только обучался отцовскому ремеслу. Тот с двумя старшими братьями пропадал в шахте по паре недель, а опосля возвращался на отдых. Желан следил за хозяйством и сёстрами, выполняя роль единственного мужчины в доме, пока отсутствовали отец и братья. Ведун сразу смекнул, что ему очень хочется уходить на работы вместе с батькой, но поскольку довольствоваться приходилось сидением в городе, парень старался извлечь какой-то прок хотя бы из этого. Он делал вид, что гордится выполняемой функцией «головы» в доме.
— Тяжело поди, когда всё на тебе одном? — участливо осведомился Казимир.
— Ничего не поделаешь, кто-то должен за всем смотреть, — с достоинством ответствовал Желан. — Бабы ж без меня что? Пропадут сразу. Как без мужской руки, да твёрдого слова.
— Это точно, — кивнул Казимир. — Но ведь и родичам в шахтах тоже, поди, не сахар?
— Это наш родовой промысел. Старатель — почтенная работа. Кнес ценит наш труд и никогда не обижает. Всё, что добыли идёт на плавку лучшей стали до самых красных гор.
— Хорошо, когда свою работу любишь, — продолжил Казимир, стараясь его разговорить. — Но всё ж таки бывает и тяжело? Этого не надо стыдиться. Каждому бывает тяжело. Жизнь, она ведь не бывает лёгкой.
— Да нет, — рассеянно отвечал Желан. — Разве что вот болотник этот нынче выискался… Раньше ж такого не бывало, а теперь гоняет народ!
— А твои братья и отец его видали? — ухватился за нужную нить ведун.
— Не, — с явной досадой в голосе протяну парень. — Если б мой батька его увидал, то в раз бы в землю заколотил. Он у меня знаешь какой? Кулаки во! — Желан показал в воздухе кулак, размер которого превосходил его собственную голову. — Потому-то болотник и не разбойничает, когда мои на работу выходят.
— Но я слыхал, что пока болотник никого не забрал. Иль может кого-то скрал так, что никто и не знает?
— Мне про то неведомо, — пожав плечами, ответил Желан, жуя травинку. — Из тех, кого я знаю, никто не сгинул.
— А до этого? — не унимался Казимир. — Может, раньше кто-то из старателей пропал?
— Дык… это… на сколько раньше? — удивился парень. — Всяко ж бывало. Вот, помню годин пять тому назад, парнишка один на речке утоп, так его мамка до сих пор туда приходит, с ним, тобишь, всё попрощаться не может.
— Не то, — покачал головой ведун. — Вообще в тех местах пропадал кто из местных? В лесу, на самих болотах?
— Да мне откуда знать-то? Я ж не слежу за всеми, на мне вона свой дом, и того хватает.
— Может, кто из дому сбежал? Невеста иль муж заблудивший? — продолжал настаивать ведун. — Такие дела всегда на слуху! Уж ты бы точно знал, — добавил он, чтобы слегка поддеть самолюбие пацана.
— Да не, дядь, ничего такого не припомню… хотя… слушай, был год назад один случай… Точно! У Златомира сыновья Прозор и Тихомир в разбойники подались. Поговаривали, сперва они хотели свою банду среди местных собрать, а когда ничего не вышло к кому-то прибились. У нас же как… все люди мирные, живём мы у кнеса, как у Сварога за пазухой… На кой нам воду мутить-то? Батька сразу сказал, что Прозорка зря брата подбивает, что он дурак и плохо кончит.
— А что много кто знал об их замыслах?
— Ну батька мой знал, он вообще всегда и про всех знает.
— Это как?
— Так на шахте ж у кого хошь язык развязывается… работать-то оно всегда за болтовнёй приятнее.
— Эт ты верно говоришь, — улыбнулся Казимир. — А где, говоришь они жили Прозор и Тихомир эти?
Найти жилище Златомира отца семейства, в котором жили мятежные братья не составило труда. Мастеровые и старатели все селились неподалёку друг от друга. Однако, как зайти в дом, да выспрашивать у людей, при каких обстоятельствах исчезли их родичи, Казимир постеснялся. Он топтался у порога небольшой избы, уже собираясь уйти, как вдруг дверь отворилась и на улицу вышел крепкий и коренастый мужик. Его седые волосы облепили потный лоб, а тугие бугры мышц были видны даже через рубаху. Плечи по ширине едва протиснулись в дверной проём, а ноги ступали так, словно столбы вбиваются в землю. Заметив ведуна, он бросил на него подозрительный взгляд.
— Тебе чаво? — его голос был низким под стать звериной мощи обладателя.
— Ты Златомир? — обронил Казимир, собираясь с мыслями, что же сказать.
— Ну.
— Мне сказали, ты видел болотника, который наводит шороху на шахту, — на удачу пискнул ведун, глядя, как громадный мужик надвигается на него словно стена. — Правда ли то?
Ведун сказал первое, что пришло в голову, опасаясь поднимать тему о сбежавшем сыне в разговоре с таким-то медведем. Внезапно, он увидел, что по лицу Златомира словно тень пробежала. Вся суровость этого колосса, будто на миг потеряла яркость, отступая перед чем-то таким… чего он не мог понять или принять.
— Я не знаю, чего видел… — медленно произнёс тот. — Тебе кто такое сказал? — он оглянулся на свою избу. — А кто это об том треплется?
— Да так… — Казимир попытался небрежно махнуть рукой, но вышло не слишком убедительно. — На базаре слышал… от кого-то.
В глубине души ведун, едва ли не кричал! Он соврал на удачу, и попал в точку.
— И ты пришёл языком почесать к моему дому? — голос Златомира вдруг стал твёрже камня и наполнился гневом.
Казимир и глазом не успел моргнуть, как мужик сгрёб его за грудки, встряхнув так, что тот едва не подлетел в воздух.
— Я бродячий ведун, — быстро затараторил Казимир, пытаясь убрать огромные кисти с ворота нового плаща. — Меня попросили помочь с болотником.
Старатель вдруг переменился лицом, тотчас разжав пальцы. Поставив Казимира на место, он даже попытался разгладить его смятую рубаху, ведя себя так, словно ему до ужаса неловко.
— Ты это… не взыщи… Я ж думал, болтун какой-то припёрся, добрым людям докучать… А ты правда ведун?
— Правда, меня ваш воевода Ратибор нанял, чтобы помог разобраться, — нехотя признался Казимир.
Вообще ему очень не хотелось об этом упоминать, поскольку уговор с воеводой гласил, что помощь Белозерску должна быть оказана тайно. Но ведун попросту боялся, снова не угадать с ответом перед обладателем таких внушительных лап.
— Зайдём, — коротко буркнул тот, мельком глянув по сторонам.
Оказавшись в избе, Казимир тотчас почувствовал кисловатый запах браги. Ещё тут царил жуткий беспорядок и было очень грязно. Только теперь ведун понял, почему Златомир выглядел таким хмурым, когда вышел на порог, — он крепко пил, и судя по тому, как выглядел дом, пил уже не один день. Словно в подтверждение мыслей ведуна, хозяин достал из-под стола низкий дубовый бочонок, и потрясши им в воздухе, приложился к отверстию, сделав несколько глотков. Отбросив опустевшую тару прочь, старатель обвёл мутным взглядом свой дом, остановившись на Казимире.
— В общем так. Было дело месяца два назад. Земля уже подоттаяла, начали мы закладывать новую штольню. Копали долго, наконец добрались до жилы. Я проходчик, стал быть, рою первым, а как найду, пускаю молодых. В тот день, когда пошла рудная порода, я оставил парней трудиться, а сам решил смотаться отдохнуть денек другой, да выспаться в тепле. Иду я значит по тропинке… каждый же листик иль травинку знаю… сколько там хожено… Вдруг, глядь, а от трясины лезет тварь какая-то… Сам весь зелёный, ряской и тиной обмотанный… и орёт на меня.
— Орёт? — опешил Казимир. — Ты его понимал?
— Да нет, конечно…Он, как бы это сказать… То ли рычал, то ли хныкал… Выл, короче… Так заунывно, знаешь…
Златомир вдруг обхватил голову руками, икнув. Помолчал-помолчал, да и продолжил:
— Я ж трусом никогда не был… а тут… не знаю, что со мной случилось… словно ёкнуло в груди что-то… Он ко мне, я от него… И бежать…
— Это происходило не раз? — спросил Казимир, боясь, что тот замкнётся. — Болотник снова на тебя выходил.
Златомир снова икнул, и зажмурив глаза, затряс головой, кивая.
— Четырежды гад бросался из трясины… Иду… Вот она дорожка, нет никого… И раз… На тебе!.. Стоит… и руки свои тянет!
— А другие старатели его видали?
— Да, как-то с ребятами шли и опять он из трясины выполз… тьфу ты…
— И они что? Те, которые с тобой его увидали?
— Дык, что… драпали тоже… Это знаешь… вот сейчас при свете дня, да в городе кажется… как… А когда ты с этой тварью сталкиваешься… Он… я не знаю… Словно, всю душу одним взглядом скомкал, да вытянул!
— А без тебя его кто-то встречал? — спросил Казимир главное, что взбудоражило его разум ещё не оформившимися догадками.
— Да почем мне знать… Вроде, нет.
— И как теперь? Ходишь работать?
Златомир покачал головой.
— А другие?
— Пару семей работают, но на ближней шахте. Это они тут петухами ходят, что ничего не боятся, а сами поди там сидят, теней своих шарахаются. А у меня теперь… ничего… Жинка к родне ушла в Рощи. Сказала, проведать…, да я уж думаю, не вернётся… Я бы тоже не вернулся.
— Я знаю, как вашего болотника угомонить, — вдруг решительно заявил Казимир. — Но ты должен пойти со мной.
— Иди ты… — буркнул Златомир. — Я туда ни ногой.
— Надо, — ведун постарался, чтобы его голос звучал твёрдо. — Ты хочешь, чтобы эта тварь и дальше людей по болоту гоняла? Пока никого не поймал ваш болотник. Обождём, пока поймает?
Златомир угрюмо молчал, старательно отводя взгляд. Наконец, он тряхнул головой и тихо буркнул:
— Ладно уж.
День уже клонился к вечеру, но Казимир настаивал, что идти нужно прямо сейчас.
— Ты ж его не по утру встречал, так?
— Ну так…
— То-то и оно. Покажешь мне точное место, а как явится — беги.
— Чего это?
— Раньше ты что делал? Бежал?
— Ну…
— Вот потому и не погиб никто. Ты и теперь беги.
— А ты? Что? — неуверенно протянул Златомир, с сомнение глядя на ведуна. — Один супротив этого болотного?
— Тут сила не нужна, — ответил Казимир. — У меня с ним другой разговор будет.
Златомир снова глянул на ведуна, теперь в его глаза читалось уважение, смешанное с изумлением. Они двинулись в путь, не собираясь и больше ничего не обсуждая. Казимир вовсю глядел по сторонам, на всякий случай запоминая обратную дорогу, старатель помалкивал. Златомир мучался с похмелья, а ведун не хотел спрашивать лишнего. Тяжёлая судьба рудокопа открылась ему, как на ладони. Ведун боялся лишний раз растревожить истерзанную душу, а потому благоразумно молчал. А ну как передумает!
Всё случилось так неожиданно, что Казимир даже не сразу понял, что идёт один. Он оглянулся, увидав Златомира шагах в двадцати позади. Того подменили словно. Мужик стоял, как в землю вкопанный, выпучив глаза и следил за чем-то в недрах редких елей, растущих на болотце. Казимир проследил за его взглядом и охнул, тотчас почувствовал, как застучала правая нога, дрожа от окатившего, словно ведро холодной воды, приступа паники. Со стороны болот шло нечто, лишь отдалённо напоминающее человека. Тина и ряска облепляли тело так плотно, что не было видно кожи. На месте глаз сияли две чёрные, как смоль дыры. Тварь передвигалась на четырех ногах, в двух из которых с трудом можно было различить руки. Болотник явно увидал Златомира, а может учуяв, искал именно его. То и дело он глухо ревел, а звук, эхом отскакивая от деревьев, кратно усиливался, превращаясь в многоголосный рык.
— Беги! — крикнул Казимир, но старатель, казалось, его не слышит.
Заламывая руки, мужик топтался на месте. Его исказившееся лицо было бледным, как снег, а из глаз текли слёзы. Недолго думая, ведун подхватил с земли камень и что было силы швырнул в старателя. Получив удар, тот вздрогнул от неожиданности, словно очнувшись ото сна.
— Беги, Златомир! — снова закричал Казимир. — Беги!
Не заставляя просить себя трижды, старатель развернулся и побежал прочь, не оглядываясь. Болотник неуклюже пытался нагнать Златомира, то и дело испуская гортанный вой, но путь ему преградил ведун. Мрачно застыв перед завывающим чудищем, Казимир, собрав всю решимость, на какую был способен, замер. Покрытое болотной слизью существо рассерженно рыкнуло, а затем развернулось, уходя прочь. Оно шлёпало по замшелым кочкам, то и дело оглядываясь. Казимир преследовал его неотступно, все так же храня молчание. Уже начало смеркаться, тени деревьев удлинились, превращаясь в бесконечные чёрные полосы. Ведун уверенно брёл за болотником, который, казалось, позабыл о преследователе. Они миновали водянистую топь, в которой Казимир мог бы запросто утонуть, но тот, даром опытный в таких делах, ступал строго по следам болотника, чудом разминувшись со смертью.
Вскоре клокочущее чудовище выбралось не небольшой островок, скрывавшийся от глаз за частоколом побегов тростника. Болотник растянулся на животе, словно собрался отдыхать, а затем принялся шарить лапами. Наконец, найдя то, что искал, он развернулся к Казимиру, снова издав глухой и надрывный стон. Ведун приблизился. Перед ним лежал изъеденный червями и птицами труп. Плоть давно прогнила, но ещё не сошла с обнажившихся костей. Ошмётки одежды выцвели и свалялись, трудно было даже понять мужчина это или женщина. В боку у мертвеца торчала стрела. Казимир опустился на колени, вглядываясь. Острие прошло между рёбер, засев так, что несчастный не смог от неё избавиться.
— Его ранили, и он прибежал сюда, чтобы переждать, пока погоня отстанет, — тихо шепнул Казимир.
— Р-р-р-а-а-а, — взвыл болотник, мотая головой и тыча себя пальцем в грудь.
— Ты его принёс на себе, — догадался Казимир.
— Р-р-р-а-а-а! — простонал болотник, кивая.
— Это твой младший брат Тихомир, — грустно протянул ведун, повернувшись к чудовищу. — А ты никакой не болотник… ты Прозор… а ныне шишига… Спятивший от горя утопленник, который не может себе простить, что подбил брата на дурное дело и сгубил.
— Р-р-р-а-а-а-а-а-а-а! — взвыл шишига, обнимая костлявое тело и сотрясаясь над ним.
Казимир помолчал, глядя на тёмную болотную воду, в которой алыми бликами отражались последние лучи заходящего солнца. Он давно перестал бояться таких проявлений смерти, как несчастный шишига, рыдающий над гниющим телом брата. У нечисти много лиц и имён, но не каждый, кто не смог уйти в поводу смерти — зло. Многие из тех, кто остались бродить по земле, просто уставшие и истерзанные души. Им нужен покой и доброта. Последняя ласка, которой они лишились, отстав в погоне за уходящим к горизонту светом.
— Тебе нельзя здесь оставаться… Я буду говорить, а ты кивай или мотай головой… — быстро сказал ведун, понимая, что до темна времени осталось немного. — Вы погибли прошлым летом, а потом ты очнулся весной, когда сошёл лёд?
Кивок в ответ, сопровождающийся тяжелым стоном.
— Люди, которые убили твоего брата, это воины под рукой воеводы Ратибора?
— Р-р-р-а-а-а! — взревел шишига, снова кивая.
— Вы ускользнули от них, но потом Тихомир помер от ран, а ты не смог найти дорогу назад и утонул здесь же в болоте, — Казимир ткнул пальцем в сторону тёмной воды.
— Р-р-р-а-а-а! — простонал болотник, и уронил голову на грудь.
Пламя костра взметнулось к небесам, освещая мрачный и тёмный лес. Не было видно ни зги, но ведун все же успел насобирать хвороста. Огонь трепетал, то и дело разбрасывая искры, жадно пережёвывая сухие ветки. Казимир, вооружившись горящей ветвью, продолжал поиски дров, все время подбрасывая в пламя новые угощения. Когда жар поднялся такой, что стало больно приближаться к костру, ведун решительно подхватил истлевшее тело покойника, предварительно выдернув стрелу, и опрокинул мертвеца в огонь. Шишига оглушительно взвыл, глядя, как языки всепоглощающего пламени, разрывают на части останки его несчастного брата. Тело застывшего в кругу света чудовища начало мелко подрагивать. Вибрации, что исходили от него становились ощутимы даже для Казимира, словно он держал того за руку. Вой оборвался, а потом голова шишиги медленно повернулась… Чёрные провалы несуществующих глаз вперились в ведуна, исторгая потоки ненависти и злобы. Он прыгнул не разбегаясь, прямо с места, фыркая и рыча, загребая прогнившими пальцами. Казимир увернулся, едва не свалившись в воду, с чавкающим звуком выдернув ногу из трясины.
«Чуть не попался, — мелькнула шальная мысль. — Сейчас начнётся!».
Шишига снова прыгнул. Ведун пригнулся, прижавшись к земле и чудовище пролетело над ним, обрушившись в топь. Воспользовавшись его временным замешательством, а Казимир не сомневался, что шишига выберется, ведун бросился к ближайшему дереву. Активно работая руками и ногами, он взобрался настолько высоко, насколько смог, не опасаясь упасть. Внизу раздалось утробное ворчание. Тварь рыскала в темноте, то и дело показываясь в отблесках пламени костра, на котором уже вовсю занималось от огня тело Тихомира. То и дело упоение ночи нарушалось невыносимо тоскливыми и полнящимися слепой ненависти воплями. Казимир осторожно снял пояс, а затем перекинув его через ствол ели, пристегнул себя, так чтобы не упасть, если заснёт. Хотя этой ночью он так и не смог уснуть.