Ясная погода сменялась дождливой хмарью, а потом снова возвращалась удушливая жара. Войско упорно шагало вперёд, изредка задерживаясь лишь на переправах или, когда приходилось давать крюк. Таинственный и незримый образ, с леденящим душу звонким голосом больше не являлся во снах Казимиру, и в какой-то момент он понял, что начал тосковать. Однако не зная, как обратиться и позвать, был вынужден смиренно ждать… но безуспешно.
На вторую неделю пути, за ним пришёл Юрас. Завидев ведуна, он весело помахал тому рукой, словно они были старыми друзьями.
— Еле нашёл тебя, — буркнул воин, протягивая Казимиру руку. — Полезай-ка, прокатимся!
Ведун неловко вскарабкался на коня, не зная за что бы ухватиться. Едва он вцепился в седло, взгромоздившись позади воина, тот пустил животину в галоп, обгоняя мерно движущееся воинство.
«Зачем я понадобился? — гадал Казимир, глядя на мелькающих мимо бойцов, выстраивающихся в боевые порядки. — Мы у цели? Наверное, да? И что теперь? Что они от меня запросят?».
Юрас остановился на опушке леса. Здесь не было ни шатров, ни даже костра, хотя по всему выходило, что войско встало. Кнеса тоже не оказалось, зато присутствовал воевода. Заметив Казимира, он махнул рукой, подзывая к себе. Едва ведун подошёл к Ратибору, тот заговорил так быстро, что за ним едва удавалось поспевать:
— Значится так! Мы в полудневном переходе от Маушав. Это ихнее самое крупное поселение, вогулов тобишь. Вот здесь, здесь и здесь, — воевода указал палочкой, рисуя на земле подобие карты, — были замечены их конные разведчики. В лесу наверняка тоже есть, но нам их никогда не высмотреть. О нас уже знают, тут вопросов никаких. К Маушав ведут всего два пути. Один с северо-запада, там большая вырубка и можно пройти плотным строем, но и защита попрочнее, штурмуя укрепления придётся умыться кровушкой. Другой путь с юга, но тогда придётся переходить ручей, что течёт по дну ущелья, да ещё и под градом их стрел, а там каменистое дно, кони ноги поломают, потеряем разгон… в общем не то. Как именно мы их будем брать, тебя не касается. Ты нам нужен для другого, отрави ручей, Казимир.
— Отравить ручей? — эхом отозвался ведун, призадумавшись.
— Да, — строго ответил воевода. — Вогулы поклоняются какой-то там земной матери… Я, если честно, в их вере не сильно сведущ. Главное то, что они из уважения к ентой самой матери колодцы не роют. Нужно выманить их из поселения в поле. Для этого тебя и взяли, трави ручей, на хрен! Не будет питья, сами вылезут, выковыривать не придётся.
— Да как… — начал было Казимир, но брови Ратибора сошлись, скрывая переносицу. — Сделать-то можно… — сглотнув, добавил он, сообразив, что отказы не принимаются. — Но ручей не пруд какой. Варить придётся столько, чтобы потом лить в воду дня три. А они ж смекнут, кто их травит. Людей пошлют, искать вверх по течению.
— Это моя забота, — кивнул воевода. — Оградим тебя так, что и белка не проскочит.
Задача стояла прям сказать не из простых. Травить людей насмерть, Казимир, конечно же, не собирался. Этого от него, благо, и не требовали.
«Как заставить их отказаться пить воду, — ломал голову ведун, в который раз роясь в знахарских припасах. — Ратибору надо чтобы они вышли из ущелья… А что, если источник не один? Нет, про это думать не моя забота… Хорошо, тогда как отравить ручей так, чтобы никого не убить… Мы же не убивать пришли… а свататься. Хотя, кто их поймёт? Сами обещанье нарушили, ещё неизвестно кто названного брата кнеса погубил… Думай, Казимир! — обхватив голову руками, твердил себе ведун. — Что заставит людей переть наружу? Жажда… Может вовсе завалить русло? Не надёжно, пробьётся где-нибудь… Тогда что? Что заставит всех искать другую воду?».
И тут ведуну на глаза попался один из мужиков, что намедни заявился с жалобами на боли в животе. Болотной воды нахлебался или мясо не доварил. Глаза Казимира просияли.
«Травить на смерть мы вас не будем, но уж не взыщите, до ветру побегаете… и жаждой замучаетесь!».
— Цветки аниса, конский щавель, корень солодки, мелисса, ольховая кора, ягоды жостера, тысячелистник, крушина, волчьи ягоды — командовал он двум знахарям, стаскивавшим огромные мешки из обозной телеги в отдельную, запряжённую двумя лошадьми. — Донник, сурепка, ягоды бузины.
Помимо этого, было прихвачено вдоволь дров, хотя Казимир и понимал, что понадобится нарубить ещё очень много, погружено полдюжины пузатых котлов, плотная ткань для возведения шатра (ведун собирался вываривать зелье дни и ночи напролёт), а также взяты всевозможные атрибуты, вызвавшие у сопровождающих суеверный страх. Ведун не хотел прибегать к ворожбе, но обезопасить себя и подручных от посягательства нечисти был обязан. Одно дело топать по лесам с огромным войском, и совсем другое это травить реку… Мало ли, кто там может обитать? Ещё Казимир опасался шаманов вогуличей. Он так и не смог добиться от Ратибора ответа, кому те поклоняются и какого противодействия ждать. Про них вообще знали очень немного. Среди предметов, на которые нервозно косились воины охранения были два бараньих черепа, берцовые кости быка, дымокур, мешок рыбьей чешуи, вороньи перья, бубен, деревянные ступки, чаши для подношений и костяной кинжал, который как бы он не старался припрятать, заметили.
Он хранил его, бережно укутав тканью, вот уже более года. Зачем оставил при себе? Казимир и сам не знал. Злая вещь, хищная, но очень сильная — в том он не сомневался. Лезвие загнутое и тёмное из кости (Казимир старался не думать из чьей именно), а в рукояти камень — огромный кроваво-красный рубин. Когда всё было собрано, ведун явился к Ратибору, застав при нём кнеса. Велерад выглядел очень уставшим, словно много дней провёл в пути, однако его улыбка сияла.
— Ну, что? — зычно вопросил он, когда Казимир подошёл. — Готов? Вытравишь их из логова?
— Сделаю, — ответил ведун, хотя уверенность ему придавала неизбежность поручения, а не желание во что бы то ни стало отравить прорву народу. — Позволь сказать кнес…
— Говори.
— Когда ты планируешь начать осаду?
Кнес с воеводой переглянулись.
— Дня через три, — ответил Велерад. — Минувшей ночью мы уже немного пободались. Я их отбросил, теперь точно будут сидеть.
— Я всё обдумал… Начни завтра, — выпалил Казимир единым духом. — Если ты заставишь вогуличей сидеть за стенами, к нам смогут пробиться лишь малыми силами. Зелья, что я собираюсь заварить, на долго не хватит. Коли им хоть раз удастся нас выгнать и сжечь стоянку, то второй раз будет попросту не из чего варить. Но пока они заперты, то об этом не узнают.
— Ха! — гаркнул кнес, весело глянув на Ратибора. — Видал?
Тот тоже усмехнулся.
— Будет тебе спокойствие, не тушуйся, — сказал Велерад, глядя ведуну в глаза. — Займём вогуличей так, что не до вас будет!
Ночью Казимиру не удалось заснуть. Он ворочался, переходил с места на место, в который раз отправлялся проверить, всё ли уложил в телегу, ложился и снова не мог сомкнуть глаз. Правая нога то и дело начинала нервозно дрожать, от чего в конце концов свело мышцы. Шипя от боли, ведун щипал себя за икры, не чувствуя собственных прикосновений. На небо выплыла молодая луна, отбрасывающая тусклый свет на застывшие в ожидании боя острия копий. Серебристой россыпью наконечники мерцали во мраке, хищным роем, грозя звёздному небу. Казимир не мог даже есть, хотя желудок ещё с середины дня был пуст и требовал пищи, но кусок не лез в горло.
«Что нас ждёт завтра? Сколько у вогуличей воинов? — лихорадочно думал он. — Что если у меня ничего не выйдет? Это ж не в лужу соли набросать…».
На утро войско выстроилось на приступ вогульского ущелья. Ещё не встало солнце, а Казимир зажёг два костра на расстоянии семи саженей один от другого. Поочередно подходя то к одному, то к другому, он бросал в пламя пригоршни мокрых ольховых листьев. Две тонкие струйки белого дыма устремились ввысь. Достав из стоящей поодаль клети курицу, ведун прижал её коленом к земле, решительно обезглавив. Покуда уже мёртвая птица ещё трепыхалась, разбрасывая кровь, Казимир трижды обошел вокруг ритуальных костров. Кнес выступил вперёд, застыв между двумя языками пламени. Ведун сейчас глядел на него не как пресмыкающийся слуга. В его глазах разжигалось фанатичное пламя. Окропив ладонь в крови, Казимир решительно шагнул к Велераду, прочертя пальцем по его лицу четыре линии: две прямые под глазами, одна ломанная в виде молнии на лбу, и одна горизонтальная через губы.
— Перун! Мы призываем тебя! — зычно взревел Казимир, и всё войско повторяло за ним каждое слово. — Трижды славен будь ты! Здравия и множества рода всем чадам своим дай! Приди же в наши вены, о первый в чести! Войди в наши сердца, даруя им доблесть! Вселись в оружие наше и яви свой вещий огонь! Велика твоя суть Родом данная! Открой же нам пусть к неугасающей славе твоей! Прими наши души, родич Перун! Смотри же на нас, сегодня мы идём твоею тропой!
Пламя костров взвилось к небесам, а оттуда громыхнуло, да так, что все, кто стоял в предрассветных сумерках, пригнулись, но не устрашились. То был древний зов, следовать своей судьбе. Бог услышал и благословлял воинство. Первым очнулся от потрясения сам ведун. Отойдя в сторону, он низко поклонился кнесу, и стоял так, покуда тот не оседлал коня, и не прошёл через врата двух пылающий костров. Войско двинулось следом в напряжённом молчании, лишь кони всхрапывали, исторгая ноздрями облачка пара. Каждый удар подковы вбивал в землю суровый рок, когда первые рассветные лучи заиграли на качающемся частоколе из копий.
Казимир со своим небольшим отрядом двинулся в другую сторону, забирая на север. С ним отправили двенадцать варягов, лишь двое из которых говорили на русском. Узнав о том, что для его задачи отрядили иноземцев, ведун было запротестовал, но воевода его заверил, что так будет лучше.
— Мне что своих спешивать, чтобы тебе подсобить? — громыхнул Ратибор нарочито сердито. — Нурманы воюют пешими, они пойдут к южному выходу из ущелья в засаду к ручью. Дюжину даю тебе на подмогу.
— Но они же наёмники, — тихо шепнул Казимир, косясь на суровых викингов, топтавшихся у его телеги. — А если их перекупят вогуличи? Вдруг они побегут?
— Не страшись того, что ещё не случилось, — ответил воевода, ухмыляясь в усы. — Удачи тебе, Казимир-ворон! Не подведи нашего кнеса.
Обернувшись на своё воинство, ведун тяжело вздохнул.
«Ну, что есть, то есть, — мрачно подумал он, взирая на надменные лица северян. — Надеюсь, вы не боитесь темноты».
Кони с трудом тащили телегу по лесу, но нести на себе столько припасов, сколько нагрузил для варения зелья Казимир, не представлялось возможным. Колёса то и дело увязали во мху, а деревья, порой, росли так часто, что приходилось давать большие крюки, чтобы их обойти. К полудню в отдалении раздался шум. Словно исполинская волна, он накатил с востока, принеся неразличимый гвалт. Казимир нервно вслушивался, силясь понять, что это, пока не догадался — сражение началось. Многоголосные крики, звон металла, ржание лошадей и тяжёлое уханье камнемётов, бьющих по стенам Маушав, всё слилось воедино.
Ведун схватился за сбрую ближайшей лошади и потащил вперёд, повинуясь охватившему его порыву. Викингам передался его импульс, который незримо прошёл сквозь тела людей, заставляя идти быстрее.
«Началось!» — шептал лес, подгоняя их.
«Наши уже бьются!» — вторило, докатывающееся до людей, эхо сражения.
Первым почуял приближение ручья варяг по имени Свенельд, который мог изъясняться на русском.
— Журчит, — буркнул он, обращаясь к ведуну, и махнул рукой в направлении откуда услыхал звук. — Очень близко.
Перешли на бег. Сердце ведуна стучало так, словно готово было выпрыгнуть наружу. Руки мелко тряслись, потея, отчего он то и дело вытирал их о рубаху. Между деревьями что-то засеребрилось. Пройдя ещё полверсты, отряд вышел к звонкому ручейку, струящемуся между замшелых валунов. Казимир обернулся к Свенельду, тяжело дыша от возбуждения, и быстро заговорил:
— Варить будем долго, может дня три-четыре, если понадобится! Организуй мне охрану, чтобы к лагерю даже заяц не проскочил! Палатку ставим прямо здесь на берегу.
— Будет, — кивнул тот.
— Ещё нужно два человека на дрова, — продолжил ведун. — Рубить много, чтобы у меня не кончались, пусть как устанут подменяются.
— Будет, — снова ответил варяг, бесстрастно глядя на Казимира.
— И ещё двое пускай выворотят во-о-он те камни, — ведун указал на два больших валуна. — Течение небыстрое, ямы будут медленно заполняться. Нужно вычерпывать оттуда воду и выливать где-нибудь в стороне, лишь бы вниз утекало помедленней.
Викинг хмуро кивнул, подзывая своих людей. Они недолго переговаривались, кажется, даже успели повздорить, видимо, решая, кто займётся работой, порученной русом, но Казимир уже не глядел.
«Пускай сами разбираются, — думал он, лихорадочно разбирая повозку. — Быстрее, только быстрее, остальное сделаю я».
Разведя три костра, Казимир наполнил котлы снадобьями и принялся вываривать зелье. Он был полностью погружён в работу, не обращая на викингов внимания. Медленно растирая в ступке травы, он скрупулёзно изучал полученную кашицу, осторожно добавляя в кипящую воду. Надрезая ягоды, следил за тем, чтобы в варево попадал лишь сок, дотошно выжимая их до капли. Когда выдавалось время отвлечься, справлялся о запасе дров, всякий раз напоминая о необходимости его пополнения. Викинги не очень-то радовались тому, что попали в подчинение странного худосочного парня, который творит какую-то мерзкую «колдотню», как говорили они, но всё выполняли в точности, как требовал ведун. А Казимир настолько погрузился в родную стихию, что работал не покладая рук.
По мере того, как натягивались палатки, а в землю заколачивались заострённые частокольные жерди, ведун приступил к возведению собственной зашиты. Бычьи берцовые кости он закопал вокруг лагеря таким образом, чтобы образовать ими круг. Два бараньих черепа подвесил на деревья, один смотрит на север, второй на юг. Рыбьей чешуёй он отсыпал границу временного лагеря, наступать на которую варягам строго-настрого запретил.
— Если мы прогневаем речных духов, они не решатся перейти линию. — пояснил он для второго викинга, который говорил на русском.
Ёрунд молча выслушал и ничего не возразил, однако по его лицу было видно, что тот не прочь бы уже кого-нибудь прогневить, да и укокошить. Вдалеке всё отчётливее слышался гвалт битвы, то и дело трубили в сигнальный рог, громыхали удары камнемётов, словом, люди проводи время с пользой, а не возились с каким-то спятившим ведуном. Казимир же заканчивал с первыми тремя котлами, сняв их с огня и оставив пока «отдыхать». Следующие три тотчас взгромоздил на костры, которые непрерывно подпитывал поленьями, и продолжил промысел. Когда новая порция зелья поспела, началась самая трудная часть работы. Вливать зелье в оскудевший ручей, который непрестанно откачивали варяги, нужно было очень медленно, так, чтобы хватило до остывания следующих котлов и так далее… дня три… если не больше.
Наступила ночь, а Казимир уже был измотан донельзя. Руки налились свинцом и не слушались, пальцы утратили чувствительность, он то и дело ошибался, резался, но упрямо делал свою работу. Даже викингам было проще, те быстро смекнув, что сумасшедший ведун не шутил, и трудиться придётся очень долго, поочерёдно отдыхали, сменяясь по команде Свенельда. Казимир жутко хотел спать. Временами ему казалось, что он уже не понимает, что делает, но руки сами выполняли пусть и однообразную, но тяжёлую работу. Вдруг, его словно водой окатили. На миг стало холодно, и нервная дрожь пробежала по позвоночнику, затихая в макушке. Ведун резко вскинулся, вращая головой, но вокруг стояла глубокая и, казалось бы, тихая ночь. Ничего не видать, хоть глаз выколи!
— Свенельд, — тихо позвал ведун, стараясь говорить спокойно.
Викинг возник из темноты, словно призрак. Казимир тотчас увидел, что он сжимает в руках свой огромный топор. Кажется, воин тоже учуял подкрадывающееся лихо.
— Мы здесь не одни, — одними губами, прошептал ведун. — Поднимай людей, только без резких движений.
Нурман кивнул и исчез во мраке. Казимир продолжил вываривать зелье, делая вид, что ничего не произошло. Правая нога стучала от страха, он едва не падал, то и дело поскальзываясь.
«Ни на что не обращай внимания, — твердил он себе. — Ты делай свою работу, а они будут делать свою».
Но цепкие пальцы страха, уже впились в его сердце, всё глубже и глубже проникая в сознание. Казалось, что с каждым мигом уверенность улетучивается… Будто, обожди ещё чуть-чуть и всё… он бросится бежать… или закрыв голову руками, бессильно упадёт наземь. Рука метнулась к костяному кинжалу, висящему на шее под рубахой.
«Вонзить себе в горло и всё, — шептал его, но какой-то иной, искажённый голос. — Не будет страха и боли! Всё уйдёт прочь! Останется мягкая тьма!».
На силу уняв всколыхнувшее разум желание достать кинжал, ведун понял, что ждать более уже попросту опасно. Пальцы в миг развязали тесьму на одном из поясных мешочков, на ладонь просыпался мельчайший, словно пыльца, порошок. Не помня себя, Казимир с криком швырнул содержимое руки в костёр, прикрыв глаза. Пламя взметнулось ввысь, опаляя нижние ветви деревьев, которые тотчас загорелись. Пляшущие лучи света выхватили из тьмы пять силуэтов, хищно подкрадывающихся к лагерю… пять взъерошенных рысей с клыками, что торчали из-под верхней губы у каждого порождения ночи, что добрый кинжал… Кони в исступлении забились, заливаясь ржанием, в безнадёжных попытках вырваться они тянули перевязанные поводья в разные стороны, судорожно вращая наполненными ужасом глазами.
Рыси прыгнули одновременно, врываясь в лагерь, будто ураган. И Казимир готов был поклясться, что всякая рысь преодолела саженей пять, распластавшись, перелетая частокол. Сверкнули мечи, с хищным воем рассекали ночь топоры, истошные вопли и полнящиеся яростью крики наполнили лесное забвение яростью скоротечной битвы. Викинги рубились отчаянно и бесстрашно. Двух кошек в миг насадили на копья, но те ещё долго жили, пытаясь дотянуться до людей огромными лапами. Одному нурману не повезло, прыгнувшая ему на спину рысь, в мгновение ока оттащила того за границу света, где освежевала до того, как подоспела подмога. Ещё одну кошку ранили, но та успевала выскочить.
Всё кончилось очень быстро, и снова повисла чарующая тишина. На земле остались лежать четыре рыси и один викинг. Ещё два воителя были ранены: прокушено бедро у первого и рассечено лицо у второго. Спохватившись, что чересчур передержал котлы на огне, Казимир на силу уняв дрожь, продолжил свою работу. Рядом возник Свенельд, вытирая пот со лба.
— Что за бешеные отродья? — буркнул он, наблюдая за тем, как ведун разминает травы. — Оголодали чтоль? Зима ж ещё далеко…
— Отрубите им головы, — не отвлекаясь бросил Казимир, стараясь не смотреть на трупы. — Это не животные…
— Духи? — тяжело выдохнув, осведомился викинг.
Он не испугался, напротив, от известия, что им удалось заставить сбежать нечестивые сущности, взгляд нурмана просиял.
— Люди… — сказал ведун, оборачиваясь. — Это шаманы вогуличей… я никогда не видел их, но чую… это именно они… утройте бдительность! Всё только начинается!
Однако его догадке не суждено было сбыться. С приходом рассвета страхи рассеялись, но никто так и не напал на лагерь. В отдалении снова трубили рога, лязгал металл, разнося по округе гвалт беспощадной рубки, а камнемёты занудно и безостановочно лупили по частоколу.
«Когда его уже сомнут-то?!».
Казимир был рад, что им удалось пережить первое испытание, но с каждым часом становилось всё тяжелее хотя бы устоять на ногах. Он то и дело ловил себя на мысли, что начинал работать спустя рукава: не слишком тщательно шинковал заготовки, бросал пучки трав на глаз, иной раз забывая размять, ягоды выдавливал не полностью, торопливо отбрасывая прочь мякиши. В конце концов, ведун сдался и велел Ёрунду разбудить его, как только зелье приобретёт тёмно-зелёный окрас.
«Ничего не случится, если я покемарю… совсем чуть-чуть, — сказал он себе, будто оправдываясь. — Выварить то, что уже в котле и без меня сумеют…».
Но казалось, едва голова коснулась земли, а его уже будили! Казимир злобно оскалился, отмахнувшись.
«Ничего не могут! — в раздражении подумал он. — Ну, что ещё там?».
Однако раскрыв глаза, ведун обомлел, едва ль не потеряв дар речи. Лагерь окутали сумерки, а костры… почти прогорели!
«Сколько времени прошло? Почему не разбудили раньше? Что стряслось? Снова напали?».
Ведун хотел было вскочить, но рука викинга опустилась ему плечо, останавливая. Казимир глянул на Свенельда, лицо нурмана было напряжено, он лишь поднял указательный палец, прижав к губам. Ведун замер, прислушиваясь… и тогда тоже услышал. Сначала ему почудилось, что это шум ручья, мягкий воркующий рокот, катящий мелкие камешки в потоках воды… Но вслушиваясь внимательнее, Казимир понял, что это переступание множества ног. Словно гигантский рак выбрался на сушу и с шелестом, нарезает круги окрест их лагеря. Вокруг было настолько тихо, что каждый шаг ещё незримого существа казался оглушительно громким. Ведун глянул вокруг. Викинги тоже замерли в ожидании, напряжённо вглядываясь в провалы между деревьями. Не успел Казимир порадоваться, что они начеку… как вдруг его глаза увидели такое… отчего поджилки тотчас затряслись. Рыбьей чешуи, которую он накануне щедро рассыпал вокруг, заключая стоянку в кольцо, не было! Кто-то её убрал… кто-то очень умный… и коварный. Видимо, пережитый ужас отразился на его лице, потому, что Ёрунд нервно сглотнул, глядя на ведуна.
Не веря себе, не чувствуя рук и ног, Казимир поднялся и продолжил работу. Нож снова нарезал травы и ягоды, сбрасывая полученное сырьё в зелье. Он старался подавить собственный слух, силился то и дело не поднимать глаза, в поисках рассерженного водяного, что подкрадывался к лагерю.
«Они перехитрили нас! — кричало сознание. — Беги! Беги, всё кончено!».
Руки окончательно отмерли, став холодными и чужими, рассудок визжал раненной дичью, сердце забилось в самые потаённые и тёмные уголки души, подвывая от страха. Ведуну казалось, что, если водяной не нападёт спустя мгновение другое, он сам с воплями ринется во тьму.
«Лучше так. Лучше сразу покончить с этим. Пусть он заберёт меня… лишь бы не ждать!».
— Я больше не могу бояться! — закричал ведун, окончательно потеряв контроль, ни к кому не обращаясь, заливаясь слезами. — Ну, где же… Давай… Ну!
Тьма вскипела, приходя в хаотическое движение. Там, где ещё недавно ничего не было, закружился водяной смерч, который бил прямо из земли. Он рос прямо на глазах, набирая силу и раздаваясь в стороны. В его силуэте угадывались множественные острые, как копья ноги, две пары похожих на клешни лап и тело, больше всего напоминавшее студень — прозрачная смесь требухи и воздушный пузырь, как у рыбы. Головы не было, шесть щупалец венчали верхнюю часть туловища глазами без век и ресниц. Водяной издал протяжный стон, похожий на чавканье болота… и атаковал.
Дух ворвался в лагерь, сметая частокол, словно тот состоял из невесомых тростинок. Его клешни без труда перерубали древки копий и дротиков прямо на лету. Викинги прыснули в разные стороны, беря чудище в кольцо. Топоры и мечи взмывали в воздух и опускались, оставляя глубокие борозды на истекающем слизью теле, но тварь, словно не чувствовала боли. Водяной метался в стороны, то и дело кого-нибудь хватая, и тогда жуткие клешни рвали людские тела, перерезая прочные кольчуги, как листья. Он ревел, исторгая пар и брызги, и с каждой новой атакой на земле оставались мертвецы. Кони уже были попросту вне себя от ужаса, и людям приходилось уворачиваться ещё и от них, чтобы не получить ненароком удар копытом.
Отойдя от потрясения, Казимир метнулся к телеге, не глядя шаря руками, он подхватил мешок с волчьей ягодой и принялся разминать плоды, бросая в котёл. Пальцы уже давно были изрезаны, отчего ядовитый сок попадал в кровь.
— Плевать, — шептал себе под нос Казимир, не обращая на это внимания. — Уже плевать. Быстрее же, ты, размазня!
Костры едва ли горели, и ведун выхватывал горящие поленья, сбрасывая их под один единственный котёл. Когда пламя вспыхнуло ярче, а варево запузырилась, пятерых нурманов не было в живых, ещё двое тяжелораненые, отползали прочь, зажимая чудовищные раны. Свенельд, Ёрунд и один варяг, имени которого ведун не знал, кружили вокруг водяного, то и дело совершая молниеносные выпады. Чудовище силилось зацепить их, но на ногах остались самые лучшие бойцы и они были намерены дорого продать свои жизни.
Когда жидкость в котле потемнела, Казимир бросил в него сушёные цветки веха, наскоро размятый мякиш бузины и листья дурмана. Он сам не помнил уже зачем взял эти травы и ягоды… Думал, на всякий случай… Но не гадал, что пригодится. Варево почти сразу пахнуло горечью, выбрасывая вверх желтоватые испарения. То, что ведун делал потом, происходило как во сне. Схватив котёл за ухватки, он поднял его, едва на опрокинув на себя… Руки обожгло нестерпимой болью, от чего Казимир пронзительно закричал… Викинги обернулись на него… А ведун уже бежал вперёд… Бежал, спотыкаясь на каждом шагу. Кажется, они всё поняли. Заревев, словно волки, воители набросились на водяного с утроенной яростью, увлекая за собой, а когда от ведуна до чудища осталось шага три, прыснули врассыпную. Казимир уже не мог опрокинуть варево, не хватало сил! Он врезался в спину водяного, толкая котёл вперёд, и упал. Кто-то схватил его…
«Попался, — отстранённо подумал ведун. — Сейчас разорвёт… Но где же боль?!».
Нет, ведуна тащили прочь от визжащего духа! Свенельд подскочил к нему, в последний миг, вырывая из-под удара жуткой клешни. Казимир, едва мог стоять на ногах, но поняв, что, ещё жив, отмахнулся от викинга.
— Назад! — хрипло выдавил из себя ведун, вставая на четвереньки. — Добить!
Водяной лежал на брюхе, рыча и завывая. Нет, зелье не прожгло его насквозь, и даже не опалило, дух был отравлен и почти не мог двигаться. Викинги, обезумившие от боевого ража, рубили клешни и ноги, кромсали безобразное тело, но тварь сопротивлялась… Она стонала и бурлила, обдавая нападавших облачками брызг и пара. Шатаясь, словно был пьян, Казимир полз на четвереньках обратно, сжимая в руке костяной кинжал. Силы оставили его, когда до водяного оставалось шагов пять… Он попросту сник, окончательно проваливаясь в дурман.
«Видимо, слишком много сока попало в раны, — успел подумать ведун, теряя сознание. — Воткните кинжал в его сердце! Если надо вбейте молотом… Интересно, я это подумал… или сказал… А что я сказал? Я?».