5. Габи,ноябрь 1939
В ночной клуб «Нуба» ее затащили Валь и Морг Мишильер — «троюродные кузины по линии отца». Обе они были чуть младше Габи и приходились друг другу настоящими кузинами. Приехав всего лишь три недели назад из провинции вместе с отцом Морг, которому Трис поручил возглавить постепенно оживавший семейный банк, они с энтузиазмом, достойным лучшего применения, — буквально при любой возможности, — сопровождали теперь свою Э, составляя ей веселую и готовую на все компанию. В императорский дворец им конечно ходу не было, не тот уровень, но вот в шато дю То к герцогине Перигор они с Габи уже пару раз ездили. Да и так, по мелочам, то здесь, то там они сопровождали ее на вечеринки и прочие увеселительные мероприятия, составляя добровольную свиту и с упоением «играя» свою королеву. Габи они не мешали, а, напротив, не то, чтобы нравились, но явно вызывали симпатию. Своей непосредственность, своей вполне подростковой уверенностью, что Габриэлла Мишильер земное воплощение девы Паллады — они иногда даже называли ее «Парфенос», обращаясь к ней, как к Афине, — но при этом обе две могли запросто упиться вместе с ней шампанским, предложить между делом «побаловаться» или, как сегодня, затащить в модный этой осенью ночной клуб. Впрочем, ночным он являлся лишь отчасти, поскольку полураздетые девушки здесь, разумеется, танцевали, но только для создания атмосферы, без стриптиза и прочих излишеств.
Габи в клубе понравилось. Оригинальный дизайн, хороший подбор действительно современных джазовых композиций, да и публика куда лучше, чем в том же Модерне, куда она ходила пару раз с Марией Перигорской. И еще кое-что немаловажное. Судя по тому, что она видела, здесь совсем не было нуворишей из «новых дворян», как не было и представителей высшей аристократии. Нормальные молодые мужчины и женщины из хороших семей, хотя и постарше в среднем, чем Габи и ее кузины. Однако в этом и состояла прелесть момента. Мужчины постарше, — но, естественно, не старые, — нравились ей по внутренним ощущениям больше безусых юнцов, на губах которых еще не обсохло материнское молоко. Кто-нибудь, вроде, ее старшего брата или того же Зандера…
«Или того вот мужчины…»
Возможный кандидат в любовники выпивал у барной стойки с хорошо знакомым ей Руди, который Жером, или наоборот, но суть не в нем, а в его приятеле. Мужчина был, и в самом деле, хоть куда. Высокий, — его рост Габи оценила, сравнив с Руди, — где-то сильно за метр восемьдесят, если, вообще, не метр девяносто. Во всяком случае, с этим красавчиком она могла бы ходить на каблуках любой высоты. Максимум, будет выглядеть чуть выше кавалера.
«Кавалера? — переспросила она саму себя, удивившись спонтанно выбранному термину. — А, впрочем, почему бы и нет? Мне явно нужен мужчина, и этот ничуть не хуже других, а, пожалуй, что и лучше!»
Правду сказать, их отношения с Эвой Сабинией Габи никак не удовлетворяли. Во-первых, одно дело «ласкаться» с пьяных глаз, — достаточно мило и отнюдь не отвратительно, — и совсем другое заниматься «этим делом» на трезвую голову. Что характерно, неловко и даже стыдно, — в особенности, в первый раз, — было обеим, из чего Габи сделала вывод, что Эва Сабиния отнюдь не законченная лесбиянка, но поняла она и другое. Принцесса отчего-то хочет именно сапфической любви, и желание это никак не связано с ее сексуальной ориентацией. Есть, должно быть, этому иная причина. Вопрос: какая? Временами, вообще, казалось, что наследница и сама толком не знает, зачем заманивает Габи в постель. Но поскольку от своих планов Эва Сабиния отказываться явно не собиралась, Габи вынуждена была ей подыгрывать. Сказать принцессе-наследнице и своей, — вот же судьба, — лучшей подруге «Нет!», первая дама клана Мишильер попросту не могла. Никто бы ее не понял, да и сама она была того же мнения: от таких предложений в здравом уме и твердой памяти не отказываются. Поскольку подруга-то она подруга, — любит, заботится, переживает, как и следует, пребывая в этом статусе, — но в первую голову она принцесса. И не просто так принцесса, а единственная наследница престола и, значит, будущая императрица. Так что, получив предложение, Габи не стала ломаться, тем более, что, как вскоре выяснилось, отношения подобного рода ее ничуть не тяготят. Другое дело, что, чем чаще она занималась любовью с Эвой Сабинией, тем яснее ей становилось, что «шалостей» с другой женщиной ей явно недостаточно. Иногда, когда в охотку, да под настроение, очень даже неплохо. Но это все в кратковременной перспективе, потому что в долговременной перспективе ей однозначно нужен был мужчина. Пусть в параллель с Эвой Сабинией, но все-таки нужен, и принцесса, по-видимому, это тоже понимала, поскольку однажды, — дело было дней несколько назад, — пребывая в подпитии и в более чем благодушном настроении, дала ей однозначный «карт-бланш на блядки с каким-нибудь годным для этого дела самцом». Письменный карт-бланш, «чтобы не сомневалась!» И что характерно, даже протрезвев, назад свое слово не забрала. Напротив, потребовав у Габи составленный с пьяных глаз документ, озаглавила свою филькину грамоту «Императорский ордонанс[1]», подписал полным титулом и шлепнула прямо на подпись свою печать:
— Только не увлекайся! — предупредила, возвращая Габи документ. — Мне ты тоже нужна!
«Настоящая подруга!» — хмыкнула Габи мысленно, вспомнив по случаю, что имеет полное право «на разврат».
— А ну-ка, фемины, — сказала она вслух, — пойдемте познакомлю вас с нашим Руди!
Сказано — сделано, и еще через пару мгновений, подойдя к своему приятелю со спины, Габи положила ему руку на плечо, одновременно встретившись взглядом со стоявшим к ней анфас «кандидатом в любовники». Мужчину ее панибратское поведение явно удивило, ну или он счел правильным несколько акцентировать свои эмоции, и, если так, то он был даже лучше, чем она подумала о нем в начале. Мало того, что хорош собой и отлично сложен, не говоря уже о том, что со вкусом одет, но и соображает быстро.
«Очень может быть, что я сегодня повеселюсь наконец, как хочется, а не так, как можется», — подумала мимолетно, заглянув в синие глаза незнакомца.
— Дорогой, — шепнула она «жарко» и достаточно громко на ухо Жерому, — отчего, милый друг, ты не ночевал сегодня дома?
— Следила или слуги доложили? — ничуть не смутившись, спросил мужчина, плавно поворачиваясь к Габи. — Привет, порфироносная!
— Привет, привет! — улыбнулась Габи. — А тебя, Же[2], в последнее время действительно что-то невидно. Переехал?
— Это тебя, мон шер, невидно, неслышно, а если слышно, то громко и ни разу не обыденно! — возразил Жером. — Но твоя правда, я переехал в город. Снял студию в центре на улице Первых Волонтеров.
— То-то я смотрю, еды за завтраком стало много оставаться! — усмехнулась донельзя довольная ходом разговора Габи. Дружеская пикировка с Жеромом отлично маскировала ее желание познакомиться с новым лицом мужеского пола.
— Вот тут ты права, Беллиссима! — не стал спорить собеседник. — Если мне чего теперь и не хватает, то это твоего общества и твоих великолепных завтраков, обедов и ужинов. Но мы с тобой заговорились. Позволь представиться твоим очаровательным спутницам.
— Рудольф де лас Куэвас к вашим услугам, фройляйн! Вы ведь алеманки, не правда ли?
— Валери и Моргана Мишильер, — представила девушек Габи. — Мои кузины. И, как все Мишильеры, как минимум, наполовину алеманки.
Сразу после этого произошел короткий обмен любезностями, завершившийся знакомством с приятелем Жерома.
— Гийом де Ламот-Уданкур из Сентонжа, — назвался мужчина. — Можно просто Ги, а вы, мадмуазель? — посмотрел он выжидательно на Габи.
— Я Габриэлла Мишильер, — представилась Габи, мечтая, чтобы мужчина не знал, кто она такая на самом деле. Но, увы, он знал.
— Э клана Мишильер? — спросил он, явно шокированный такого рода знакомством.
— Для вас, Ги, — уклончиво ответила она, — здесь и сейчас я просто Габи. Ведь так, Же? — повернулась она к Руди.
— Так и есть, — чуть поклонился Жером. — Но ты же знаешь, Габи, как это у нас: два пишем, три — в уме.
— Что же мне теперь вообще на люди не выходить? — возмутилась Габи.
— А вы, значит, скучаете в золотой клетке? — поинтересовался Ги.
— Клетки, как таковой, на самом деле, нет, — чуть поморщилась Габи, — зато есть пьедестал, трон и котурны[3], и их мне все время пририсовывают. А так я свободна, как птица. Кто попытается стреножить коннетабля клана?
— Вы действительно настолько смертоносны? — поинтересовался мужчина.
— Вы знаете, Ги, — улыбнулась она в ответ, — тигры ведь тоже кошки и, как все кошки, любят ласку. Сытый и довольный жизнью тигр никогда никого не тронет. Понимаете?
— Возможно, — улыбнулся мужчина, — но я лучше проверю. Разрешите ангажировать вас на танец?
«Вот так сразу? — приятно удивилась Габи. — Решительный мужчина!»
— Ангажируйте, — усмехнулась она в ответ. — Но аккуратно!
— Я буду сама деликатность, — пообещал Ги, и они направились к танцполу.
На удачу следующим танцем оказался медленный слоуфокс[4]. А в медленном фокстроте, как и в вальсе, содержатся скрытые намеки на «интим». Меньше, чем в танго, но тоже есть. Что тут скажешь, парный танец, но оно и к лучшему, поскольку в первом же танце Габи узнала о своем партнере достаточно, чтобы решить, следует ли продолжать знакомство или ну его! Получалось, что гнать пока не за что. Прежде всего, он был действительно высок. При своих отнюдь не женских метре семидесяти семи и десятисантиметровых каблуках, она оказалась все-таки чуточку ниже Гийома, что было хорошо, поскольку женщина должна хоть в чем-нибудь уступать мужчине. И рост был как раз той сферой, в которой Габи согласна была уступить. Однако, с другой стороны, примерное равенство в росте позволило ей рассмотреть мужчину, что называется, в упор. Что тут скажешь! Первое впечатление ее не обмануло. Красивый мужчина, если не вдаваться в подробности, но при этом никакой слащавости или женственности в лице. Мужчина в лучших традициях рыцарских романов, да и сложен к тому же, как отлет.
«Вполне! — решила Габи. — И танцует хорошо…»
Танцевал Ги, и в самом деле, хорошо. Двигался легко и плавно и правильно вел свою даму.
А еще он хорошо пах, и откровенно ее возбуждал. Если честно, с ней такое случилось впервые. Не то, чтобы при дворе и вокруг совсем не встречалось красивых мужчин, но все это, как она поняла только сейчас, было «совсем не то». Ближе всего к идеалу приблизился Зандер, но и то, Габи четко знала, что с ним бы она легла без отвращения, но, вряд ли испытывая страсть. А вот с этим совершенно незнакомым ей человеком она, пожалуй, занялась бы сексом прямо здесь, прямо сейчас. Разумеется, если бы позволяли правила хорошего тона, но такого варианта развития событий они не предусматривали, и Габи похвалила себя за предусмотрительность: если бы не прокладки[5], сейчас точно намочила бы трусы.
После фокстрота Ги уговорил ее еще на один танец, оказавшийся, по случаю, чарльстоном, но затем она танцевала уже с Руди и каким-то отдаленно знакомым ей Артюром, с которым, с его слов, пересеклась как-то в клубе «Королева ночи». Потом они все вместе, включая подошедшего к ним чуть позже графа Адемара д’Отье — жениха Селин Перигорской, уселись за один стол и пили под неспешный разговор с анекдотами полусладкое розовое шампанское, заедая его глазированными птифурами[6] и виноградом. Было достаточно весело, и Габи уже раздумывала над тем, как бы, не нарушая приличий, оказаться с Ги в одной постели, но именно в этот момент, — и, разумеется, никак не вовремя, — она почувствовала «прикосновение» чужой воли. Самое любопытное, что, хотя профессор д’Анкона не описывал в своей книге такого рода эффекты, едва почувствовав это «нечто», Габи сразу же поняла: кто-то пытается влезть ей в голову. Поняла она и другое: закройся она сейчас на все замки, и враг догадается, что она умеет ставить ментальный щит. Такой оборот они с Трисом, в принципе, рассматривали, поэтому Габи знала, что ей следует делать в таком случае, и, надо сказать, выполнила трюк «уклонения» на раз, забив свои мысли потоком полудетских скабрезностей и прочей женской порнографии. Не думая больше ни о чем, кроме мужчины, сидевшего напротив нее, она представляла себе в красках, — спасибо науке, преподанной Золотым человеком, — что и как будет делать с ней красавчик Ги.
«Вот так и так, и еще можно как-нибудь эдак…»
«Упражнения в прекрасном» не прошли, впрочем, даром. Мало того, что трусы промочила, — и прокладка не помогла, — так еще и пропотела насквозь, и глаза, как ей рассказали позже, засияли вдруг, а потом без видимого перехода начали закатываться. Но в тот момент ей уже было практически безразлично, что и как с ней происходит, — она была уже практически «не здесь и сейчас», — но вот какая странность, у нее нашлось все-таки достаточно сил, чтобы подумать сквозь заволакивающий ее сознание бред:
«Ох, вот же я дура какая… Не надо было брать двойную дозу нектара!»
Видимо, именно этой мысли не хватало ее противнику, чтобы понять, что здесь ловить нечего. «Услышав» это чистосердечное признание, он тут же отстал от Габи, наверняка, переключившись на кого-нибудь другого. «Давление» спало, и облегченно вздохнувшая Габи уже готова была грохнуться в обморок, но Ги не позволил. Влез неожиданно со своей нежданной и непрошенной заботой.
— Вы в порядке? — спросил, перегибаясь к ней через стол. — Может быть, воды?
— Коньяка, — выдохнула Габи, выныривая из своего сумеречного состояния. — Бокал… полный…
К чести своей, Ги не стал спрашивать, что за дурацкий каприз, и отговаривать не стал тоже. Сам, не дожидаясь гарсона, стремительно переместился к бару и так же быстро вернулся к замершей в недоумении компании с бокалом коньяка. Грамм, наверное, сто или больше. Но Габи было не до оценки объема. Важен был сам напиток, а почему — это совсем другой вопрос. Ответа на него Габи не знала, но интуиция подсказывала — надо пить, что она и сделала без лишних раздумий, на которые у нее в тот момент попросту не было ни физических, ни душевных сил.
Выпила. Выдохнула. Проморгалась, возвращаясь к себе и к окружающим ее встревоженным «собутыльникам», и, почувствовав скрестившиеся на ней в большинстве своем недоумевающие взгляды, покачала головой:
— Прошу прощения, дамы и господа! Mea culpa[7] — передоз.
Отмазка так себе, но вполне уместная в этой компании.
— Нектар? — нахмурился Руди.
— Хотела «полетать», — «виновато» вздохнула Габи, ненароком, — из-под опущенных ресниц, — обыскивая взглядом окружающее пространство.
«Кто?»
Увы, в клубном зале находилось слишком много большей частью незнакомых ей людей. Но врагом при этом мог быть любой, знакомый или нет, мужчина или женщина. Разве что, это определенно не один из тех, кто сидит с ней за столом. Этих бы она, пожалуй, почувствовала. Но нет, не они. А кто именно, знают одни лишь боги, но боги предпочитают молчать. Так что сукин сын, — «Или, может быть, сука драная?» — и на этот раз останется анонимом. Впрочем, он себя все-таки проявил. Показался перед Габи и, значит, телепат больше не являлся ни плодом ее больного воображения, ни смелой гипотезой, разом перейдя в разряд фактов объективной реальности.
— Руди! — позвала она через стол. — Будь другом, вызови нам с девочками такси! Домой поедем… И, господа, — обвела она взглядом всех присутствующих мужчин, — прошу извинить меня, что испортила вам вечер. Возмещение за мной. Вы все приглашены завтра к девяти вечера в палаццо Каро!
[1] Ордонансы — королевские указы во Франции и Англии, имевшие силу государственных законов.
[2] Же — уменьшительное от Жером.
[3] Котурн (платформа) — высокий открытый сапог из мягкой кожи на высокой подошве. В Древнем Риме ботинки-котурны надевали актёры трагедии, изображающие богов, а иногда и императоры, равнявшие себя с божествами. Актёры же комедии носили специальную обувь сокк (лат. Soccus) — обувь на низкой подошве. Эти термины вошли в переносном смысле в латинский язык, как обозначение высокого и низкого стиля и тона. Котурны носили некоторые мужчины, но это рассматривалось как вызов или как знак пренебрежения к другим людям.
[4] Слоуфокс — медленный фокстрот.
[5] В нашей реальности, например, прокладки «Cotex» появились в США уже в 1921 году.
[6] Птифур — небольшое сдобное печенье (или маленькое пирожное). Как правило, продаётся набором из разных сортов изделий (ассорти). Glacé — глазированные птифуры.
[7] Mea culpa (лат.) — моя вина.