– Игорь Юрьевич просил зайти, как появитесь. – Лицо хмурое, нет в глазах приятной и мудрой усмешечки, губы поджаты, уголки загнулись книзу. И Чащин, почувствовав нечто похожее на ужас – неужели в прошлом номере напортачил?! – чуть не вошел к Игорю так, в пальто и с портфелем. Опомнился, кивнул секретарше:
– Понял. Спасибо.
Да, было страшно, как когда-то, когда учительница писала в его дневнике: “Родители! Срочно явитесь в школу!”; когда его, в числе полусотни вчера еще свободных пацанов, вводили в ворота части, а из окон казармы засвистели, заорали с веселой кровожадностью:
“Шпротяры, вешайтесь!”.
Подрагивающими пальцами не сразу попал ключом в щелку замка.
Крутанул, открыл дверь. Вошел. Воздух за два дня выходных стал неживым, каким-то синтетическим, едко пахнуло кожзаменителем…
Чащин включил свет. Бросил портфель в кресло, стащил пальто. Уловил отражение своих шевелений в зеркале. Повернулся, присмотрелся…
Жалкий видок. Жалкий. Ничем не замаскируешь несколько сумбурных недель, ежедневные, то крупные, то мелкие вливания алкоголя внутрь; никак не спрячешь этот страх расплаты за сделанную кое-как работу…
Вчерашний трезвый и более-менее спокойный денек, сидение дома, молчащие телефоны – Чащин отключил и мобильный, и домашний, – кажется, восстановили силы. Даже работать появилось желание. Но вот одна фраза этой то ли Анны, то ли Алены – и все насмарку.
Потер туфли обувной щеткой, поправил прическу, вышел из кабинета.
Захотелось спросить секретаршу, зачем вызывают, что стряслось, но сдержался – это уж будет совсем неприлично. Стукнул костяшками в дверь. Приоткрыл.
– Можно?
Не получив ответа, открыл шире.
Игорь сидел в глубоком кресле возле журнального столика. На столике
– бутылка коньяка, рюмка, тарелка с лимоном.
– Можно? – повторил Чащин громче. – Вызывал?
Игорь поднял голову:
– Что?.. А, Денис, да… Заходи.
– Что-то случилось?
– Случилось. Случи-илось… – Игорь наклонился, достал из тумбочки еще одну рюмку, плеснул в нее коньяка. – Падай.
Чащин опустился на край соседнего кресла. “Ну вот, сейчас начнется”.
Дыхание перехватило, словно он уже хлопнул коньяка и подавился.
– Помянем давай Геннадия Борисыча.
– В смысле? А что?
– Выпей сначала.
Чащин выпил и не почувствовал вкуса коньяка. Только тепло. Сначала в груди, потом в животе.
– Утонул. Такие дела… Вчера вечером позвонили… дочь его… В том же месте, где мы тогда рыбачили… Я как раз на “Эксплоитед” собирался… не пошел, конечно. Тебе звонил, что-то не дозвонился. У тебя мобила, что ли, сломалась?
– Да нет… так, – Чащин вспомнил, что мобильный у него до сих пор отключен, – разрядился.
– Э-эх-х, – протяжно вздохнул Игорь, – прав он был, не так мы живем.
Совсем не так. Вроде, и возможности есть, и силы, а… Ведь этот журнал-то я зачем замутил? Чтоб легче было свои группы пробивать, пиарить. И тебя, Дэн… И вот – затянуло, и ничего уже не хочется.
Музыку не слушаю практически, ничего не читаю, ни за чем не слежу.
Жена, дочки, а тоже… настоящей любви к ним нет. Одноцветность изо дня в день. И как из нее выбраться… Как у “Зоопарка”, помнишь? -
“Ты видела свет, ты писала стихи. Скажи, куда все это ушло”. А вот ушло, и хрен знает куда.
В дверь поцарапались.
– Можно? – голос Наташи.
– Да, заходи, – отозвался Игорь. – Садись. – Полез за рюмкой.
Чащин уступил ей кресло; Наталья тут же провалилась, колени взметнулись выше лица.
– Ой! – Выбралась, торопливо-смущенно стала оправлять юбку, пряча под ней продолговатые, стянутые коричневыми колготками ляжки; Чащину вспомнилось стихотворение про женщину, которой все дарят цветы, но не делают главного. Наталье, наверно, и цветы не особо дарят – просто поглядывают на нее с ленивым, полусонным вожделением…
– Выпьешь, Наташ? Сегодня надо, – говорил Игорь, наполняя рюмки. -
Геннадий Борисыч погиб. Поехал на рыбалку, и – лед провалился…
Помянем.
Наталья смотрела на начальника и сочувствующе кивала. Выпила, осторожно соснула дольку лимона. Наконец отважилась спросить:
– Извини, Игорь, а кто это?
– Что?
– Геннадий Борисович?
– Да Дегтярев! Приходил к нам такой… богатырь. Мы его статьи давали о туристах. Помнишь?
– А, да, да. Ужас какой…
– Да-а. У меня статьи лежат его новые, фото. Надо дать в ближайшем номере… Вообще, – Игорь отвалился на спинку кресла, – посвятить бы ему, по-хорошему, большой материал. Таких людей теперь единицы…
Пришел верстальщик Егор, и ему Игорь сообщил о гибели Дегтярева.