– Если не трудно…
– Все-таки страшно одной. Понимаете? Вот мы и решили… Вы уж меня извините – все-таки, конечно, привыкли. И я к вам привыкла.
– Хорошо, – еле ворочая языком, произнес Чащин. – Все ясно… К первому июня квартиру освободить.
– Да, Денис Валерьевич…
Он аккуратно положил трубку на рычажки. Посидел, глядя на палас.
Потом поднял тяжелые глаза, оглядел комнату. На панелях телевизора, музыкального центра, дивиди светились желтые точки… Представилось, сколько вещей придется упаковывать, таскать, перевозить – за шесть лет много чем обзавелся… Этот диван. Как его?.. Его можно оставить
– хрен с ним. Копейки стоит, из ИКЕА… А одежда, посуда… “И куда,
– вспомнил Чащин о главном, – куда?!” Где, как найти квартиру?
Теперь дешевле пятисот долларов в более-менее нормальном районе однокомнаток нет… Пятьсот долларов… По агентствам бегать, еще агентству платить, а там, говорят, мошенников каждый первый. Деньги возьмут, а квартиру…
Чащин поднял бутылку, сделал глоток пива. Чуть не вырвало. Поставил обратно, с трудом привстал, выключил свет. Лег, потер грудь. Грудь чесалась, но чесалась не кожа, а где-то там, под ребрами… Драло, дергало… Закрыл глаза, постарался ни о чем не думать. Но мысли, черные, склизкие, как черви, наползали в голову, копались в мозгах, и Чащин топил их в разноцветных, теплых бликах. И чем глубже он зарывался лицом в подушку, тем теплее и ярче блики становились…
Хотелось остаться так, вжавшись, зарывшись, навечно. И ничего больше не видеть, ничего не знать, никуда не ходить… Не хватало воздуха, но оторвать от подушки лицо он был не в силах. И зачем?
Все же приоткрыл глаза. Уловил беспокойную огнистую полутьму, клубящиеся, словно жирный пар, тени на потолке, стенах, мебели.
Услышал глухой, как из-под воды, гул огромного города… В его же груди была мертвая тишина и бездвижность… Попытался понять, что случилось, но уже не успел.