Сиволдая отнесло в надполье. Поп летит и переку выркивается через голову. Потом объяснил, что это он земны поклоны клал. Видно, большого лишку выпил поп -- его как прорвало!
Дак хошь верь, хошь не верь -- через семь деревень радугой!
Воротился Сиволдай без вредимости. Упал на кучу сена, свежекошено было.
Теперича летать нипочем. Примус разведут, прила-дятся и летят. А в старо время только наша деревня летала.
редьку маком, редьку так! Из редьки кисель варили, с редькой чай пили. '
Вот приехала к нам городска кума Рукавичка, она привередлива была, важничала: чаю не пила, только кофей, и первы восемнадцать чашек без сахару! А как редьку попробовала, дак и первы восемнадцать, и вторы восемнадцать, и дальше -- все с редькой.
Я не оговариваю, пускай ее пьет в полну сытость, этим хозяев славит.
А я до того навалился на сахарну редьку, что от сладкого зубы заболели, и так заболели, что свету невзвидел!
По людскому совету на стену лез, вызнялся до второгоэтажа, в горнице по полу катался. Не помогло.
Побежал к железной дороге на станцию. Поезд отходить собирался. Я за второй вагон с конца веревку привязал, а другой конец прицепил к зубу больному. Хотел, привязаться к последнему вагону, да там кон-духтор стоял.
Поезд все свистки проделал и пошел. И я пошел. Поезд шибче, я -- бегом. Поезд полным ходом. Я упал, .за землю ухватился. И знаешь что? Два вагона оторвало!
"Ох,-- думаю,-- оштрафуют, да еще засудят". В старо-то время нашему брату хошь прав, хоть неправ -- плати.
Я разбежался, в вагоны толконулся да так поддал, что вагоны догонили-таки поезд, и у той самой станции, где им отцепляться надобно.
Покеда бегал, вагоны толкал, зубна боль у меня из ума выпала, зубы болеть перестали.
Домой воротился, а кума Рукавичка с жоной все еще кофей с редькой пьют.
Держал на уме спросить: "Кольку чашку, кумушка, пьешь да куды в тебя лезет?" А язык в другу сторону оборотился, я и выговорил:
-- Я от конпании не отстатчик, наливай-ко, жона, и мне.
БЕЛУХА
Сидел я у моря, ждал белуху. Она быть не сулилась, да я и ждал не в гости, а ради корысти. Белуху мы на сало промышлям.
Да ты, гостюшко, не думай, что я рыбу белугу дожидался,-нет, другу белуху, котора зверь и с рыбиной и не в родстве. Может стать, через каку-нибудь куму-кан-балу и в свойстве.
Так вот сижу, жду. По моим догадкам, пора быть белухину ходу. Меня товарищи-артель караулить послали. Как заподымаются белы спины, я должен артели знать дать.
Без дела сидеть нельзя. Это городски жители быва-лошны без дела много сиживали, время мимо рук пропускали, а потом столько же на оханье тратили. "Ах, да как это мы недосмотрели, время мимо носу, мимо глазу пропустили. Да кабы знатье, кабы ум в пору!"
Я сидел, два дела делал: на море глядел, белуху ждал да гарпун налаживал.
Берег высокой, море глубоко; чтобы гарпун в воду не опустить, я веревку круг себя обвязал и работаю глазами и руками. Море взбелилось!
Белуха пришла, играт, белы спины выставлят, хвостами фигурныма вертит.
Я в становище шапкой помахал, товарищам знать дал. Гарпуном в белушьего вожака запустил и попал !
Рванулся белуший вожак и так рывком сорвал меня с высокого берега в глубоку воду. Я в воду угрузнул мало не до дна. Кабы море в этом месте было мельче верст на пять, я мог бы о каку-нибудь подводность головой стук нуться.
Все белушье стадо поворотило в море, в голоменье -в открыто место, значит, от берега дальше.
Все выскакивают, спины над водой выгибают, мне то же надо делать. Люби не люби -- чаще взглядывай, плыви не плыви -- чаще над водой выскакивай!
Я плыву, я выскакиваю да над водой спину выги-наю.
Все белы, я один черный. Я нижно белье с себя стащило поверх верхней одежи натянул. Тут-то и я по виду взаправдашней белухой стал: то над водой спиной выстану, то ноги скручу и бахилами как хвостом вывертываю. Со стороны поглядеть -- у меня от белух никакого отлику нет, ничем не разнился, только весом меньше, белухи пудов на семьдесят, а я своего весу.
Пока я белушьи фасоны выделывал, мы уж много дали захватили, берег краешком чуть темнел.
Иностранны промышленники на своих судах досмотрели белуху, а меня не признали; кабы признали меня -- подальше бы.увернулись. Иностранцы в наших местах безо всякого дозволенья промысел вели. Они вороваты да увертливы.
Иностранцы погнались за белухами да за мной. Я в воде булькаю и раздумываю: настигнут, в спину гарпун влепят.
Я кинул в вожака запасной гарпун да двумя веревками от гарпунов на мелко место правлю. Мы-то, белушье стадо, проскочили через мель, а иностранцы с полного разбегу на мели застопорились.
Я вожжи натянул и к дому повернул. Тут туман растянулся по морю и толсто лег на воду.
Чайки в тумане летят, крыльями шевелят, от чаячь-их крыл узорочье осталось в густоте туманной. Те узоры я в память взял, нашим бабам, девкам обсказал.
И по ею пору наши вышивки да кружева всем на удивленье!
Я ногами выкинул и на тумане "мыслете"' написал. Так "мыслете" и полетело к нашему становищу.
Я дальше ногами писать принялся и отписал товарищам:
"Други, гоню стадо белух, не стреляйте, сетями ловите, чтобы мне поврежденья не сделать".
Мы с промыслом управились. Туман ушел. А иностранцы перед нами на мели сидят. Мы море раскачали!
Рубахами, шапками махали-махали. Море сморщилось, и волна пошла, и валы поднялись, и белы гребешки побежали, вода стенкой поднялась и смыла иностранны суда, как слизнула с мели.
КИСЛЫ шти
Сегодня, гостюшко, я тебя угощу для разнолику кислыма штями -- это квас такой бутылошный, ты, поди, и не слыхивал про квас такой. Скоро и званья не останется от этого названья.
В нашей Уйме кислы шти были первеющи, и такой крепости, что пробки, как пули, выскакивали из бутылок.
Я вот охотник и на белку с кислымя штями завсегда хожу. Приослаблю пробку, белку высмотрю и палю. И шкурка не рвана, очень ладно выходит. Раз я в белку только наметил стрелить, гляжу -
' Название буквы "и", первая буква имени Малина.
волки обступили. Глазищами сверлят, зубищами щел кают по-страшному.