— Есть вообще и такие, которые с разными женщинами живёт всю жизнь, ни разу не женившись, детей наплодит, а в старости одиноким остается из-за своей беспечности.
— Это вообще! — он негодующе развел руками.
— Если с одной стороны посмотреть, если бы у главы снова родился наследник, так это был бы выход. Слушай, а как это вы узнаёте, что она та самая, единственная? Я не просто так спрашиваю. Я ведь тоже пытался семью создать, вот вроде все нормально- но не то, понимаешь? — пробормотал я.
— Так сердце заговорит. То, что ты говоришь- это все эмоции, страсть. А это все быстро проходящее. Ты сам все поймешь, когда придет время. Описать разве можно такое? — его глаза закрылись.
— У тебя было Сафрон?
— Конечно. Все было. И пара и дети. Всех потерял.
Ох! Как же так? Что произошло? Но спросить просто не посмел.
Сафрон отвернулся от меня и вскоре его дыхание выровнялось. Уснул. Вот и хорошо. Сдается мне, не мало пришлось пережить этому старику. Принять решение умереть, скрыться от всего мира и ждать смерти- не от веселой жизни.
Я закрыл глаза. Завтра новый день и, надеюсь, новая информация.
* * *
Я вскочил ни свет, ни заря. Подбросил дровишек и собрался встречать рассвет. Вышли сонные животные. Я хмыкнул- малышня то уже мне по пояс будет. Пока с Сафроном разговоры вел, на них особо внимания не обращал.
— Куда собрались, Роман?
— Рассвет встречать.
— Так и я с вами. Чего разлеживаться? Хоть что-то новое в свою жизнь внесу, а то одно и тоже- он кряхтел, вставая с кровати. Наверно все- таки мышцы еще болят от ударов, но он мужественно молчал.
Мы молчаливой толпой спустились в долину.
Сафрон сидел прищурив глаза и довольно улыбался. Сегодня рассвет был осторожным. Лучик осторожно выглянул из-за горизонта, словно оглядываясь и снова спрятался, стесняясь. Немного погодя уже два золотистых лучика выглянули, а через минуту показалась и сама хозяйка, освещая долину слабым тусклым светом. Постепенно свет увеличивался, захватывая все большую территорию, пока не выплыла словно пава.
Я комментировал свои ощущения, а Сафрон смеялся.
— Ром, у вас там принято да, солнце встречать?
— Нет, Сафрон. Я только здесь узнал красоту рассвета. Есть вещи, к которым мы настолько привыкаем, что они делаются для нас незаметными и несуществующими. Здесь я понял, что каждый рассвет разный и по- своему красив. Так вот я понял, что нельзя дважды увидеть одинаковый рассвет. Если хоть один пропустишь, его уже никогда не увидишь и будешь сожалеть об этом всю жизнь. А пропустить его из-за того, что хочется спать вообще преступление. Так всю жизнь проспать можно. Тогда зачем жить?
Старик задумчиво обвел глазами вокруг.
Ко мне подошли малыши. Я гладил их, а они смешно щурили носы.
— Пора вам уже именами обзавестись.
Посмотрел на их мать. Она спокойно прогуливалась, водя носом по ветру.
— Дора- сорвалось у меня с губ.
Волчица повернула ко мне голову.
— Дора-дорогая значит, а ты мне действительно стала дорога за это время.
Она спокойно подняла глаза к небу, замерев на некоторое время, словно обдумывая, а затем медленно кивнула. Все таки она меня понимает.
Я посмотрел на малышню. Пацан отличался от сестры крупными чертами лица, хм… морды то есть. И челюсть мощнее, и тело коренастее. У девчушки и шея тоньше чем у брата, и глаза… Да как сказать то? Красивее что ли? А когда ходит даже лапки по другому переставляет- изящнее. Хм… Над их кличками нужно будет подумать, что я сделаю попозже.
Кстати..
— А это ваш бог- я поднял глаза наверх.
— Больше не появлялся здесь?
— Так был один раз еще. Встречался только с Тару, с будущим родоначальником Рода Печати. О чем разговаривали, никто не знает. Только однажды среди ночи спящий Тару исчез из своей кровати. Мать его орала безостановочно, еле успокоили, чтобы добиться, что же случилось. Говорит, что тело поднялось над кроватью и медленно вылетело в окно. Быстро снарядили отряд поисковый и двинулись во всех направлениях. И увидели, что ближнее поле окружено синим пламенем. Ни шума, ни потрескивания, как от огня бывает- полная тишина. И увидели, что мальчик сидит на поляне и разговаривает с кем-то. А больше никого не было видно. Звали, звали, а пройти туда не смогли. Только подходят к синему пламени, пламя до неба поднимается. Тогда- то ажарийцы и поверили в рассказ детей. Думали, что травы какой наелись дурманящей, разве можно было в такое поверить? В общем, к утру огонь угас и Тару целый и невредимый спокойно вышел к ажарийцам. Потер усталые глаза и просто сказал:
— Храм нужно построить- пошатнулся и закрыл глаза.
Проспал малец несколько дней беспробудным снов. В это время детей как следует расспросили.
— В небе еще долго видели светящиеся стрелы. Наверно их война долго продолжалась, видно не до нас Даалу было. А потом- он просто махнул рукой.
— А храм построили?
— Конечно! — но откуда на его лице эта загадочная улыбка.
— А построили именно на том месте, где синее пламя горело.
— Насколько я помню, ты говорил- «Постройте храм имени меня и будете услышаны»
— Храм построили, почему к нему за помощью не взываете?
Сафрон глубоко вздохнул.
— Частично разрушен храм. Теперь и помочь нам некому.
Не понимаю. Сидят, ждут с моря погоды. Их селения разрушают, жителей убивают. Конечно, легче всего спрятаться и стенать- ой бедные мы несчастные. И все? Я еще не выяснил, что за фигня с детьми творится. Я повернул голову и увидел шедших к нам таморов. Сафрон моментально вскочил и собрался бежать. А я почему-то был спокоен и стоял на месте. Ко мне так же спокойно подошли животные и встали по бокам.
— Рома, дуем отсюда, иначе быть беде- его взволнованный голос доносился до меня сквозь какую-то пелену.
— Не так их много. Отпор мы им дадим, а мне интересно, что они делать будут.
Таморы, в количестве пяти особей, подошли к нам и остановились неподалёку. Из стаи выделялся вожак. Весьма потрёпанный, в шрамах, но в нем чувствовалась власть над остальными. Вожак обвел взглядом нашу компанию и уперся в меня внимательным взглядом. Так стояли и смотрели друг на друга, а сзади слышалось прерывистое дыхание старика. Вожак повернул голову к своим, сопоставляя силу, и отступил на шаг назад.
Я усмехнулся, наблюдая, как стая удаляется.
— На каждую силу есть своя сила, Сафрон- и повернулся к нему.
На его лицо было написано сильное потрясение: