Его величество король Вильгельм Рыжий любил охоту не меньше, чем его августейший родитель, и всем своим угодьям предпочитал Нью-Форест. Про это место рассказывали всякие легенды. Говорили (но, без сомнения, из слепой ненависти к его величеству и всему королевскому роду венценосца), что за преступления, совершенные здесь Завоевателем, этому месту суждено быть роковым для его потомков. Один из братьев Рыжего и его племянник действительно были убиты, когда охотились там; а в 1100 году, однажды утром, когда его величество отправлялся на охоту, подошел какой-то монах, предрек ему скорую смерть и посоветовал остаться дома.
Но собаки уже взяли след, и король приказал дать пророку кошелек, полный денег, а сам умчался со своими гончими.
Его нашли в лесу мертвым, со стрелой в груди, и никто не знал, кем была пущена эта стрела. Более того, дорогие, боюсь, что никого это и не интересует. Полагали, что это сделал один француз по фамилии Тирель, но он решительно отрицал обвинение. В тот день, когда произошло несчастье, его королевское высочество принц Генрих охотился вместе с королем, и так как бедный Роберт Коротконогий был далеко и воевал против турок, принц Генрих стал править Англией, в тех самых башмаках, в которых охотился вместе со своим покойным братом.
Кстати, о башмаках, - из-за них в Англии поднялся ужасный религиозный бунт. В моде было носить башмаки с невероятно длинными носами, а священники, которые готовы были простить любые грехи, никому не прощали утконосых башмаков. Вам смешно? Но это так, клянусь вам, и скажу даже больше - все эти папы и священники, которые возводили королей на трон, и низвергали их, и посылали миллионы людей в крестовые походы, оказались бессильны перед длинноносыми башмаками. Мода была сильней папы, и утконосые башмаки по-прежнему господствовали повсюду, несмотря на его проклятия, так и не уступив ни дюйма, пока... пока в моду не вошли тупоносые башмаки.
Лекция шестая
Генрих I. - Мод. - Стивен. - Генрих II
Нам придется сказать еще несколько слов о Роберте Коротконогом. Бедняге, как всегда, не повезло, - он примчался в Англию из Иерусалима через месяц после того, как его брат Генрих захватил престол. И хотя Роберт сначала поднял страшный шум и собрал войско, с которым этот храбрый военачальник мог причинить брату немало хлопот, но тот откупился от него деньгами, которых Коротконогому всегда не хватало, после чего оба пошли на уступки, договорившись, что Роберту достанется Нормандия, а Генриху Англия, и тот, кто переживет другого, будет владеть обеими странами.
Итак, Коротконогий отправился с деньгами, полученными от брата, домой, где жил в веселии, покуда они не кончились. Если верить историкам, он был такой ужасный мот и пошел у него такой пир горой, что ему потом несколько дней пришлось пролежать в постели, так как у него не было даже пары штанов.
(Громкий смех, вызванный той невозмутимостью, с какой мисс Тиклтоби произнесла роковое слово "штаны".)
Но Генрих, нарушив договор, не дал брату долго владеть прекрасным герцогством Нормандским. Он все время затевал с ним ссоры и в конце концов захватил герцогство и самого Коротконогого, несмотря на его храбрость, и заточил брата в его замке без малого на двадцать пять лет. Его судьба достойна сожаления, так как душа у него была честная и открытая, и один раз, во время осады, он спас брата от голодной смерти, спас того самого человека, который его ограбил. Но он был глуп и не умел сохранить свои владения, а Генрих был мудр, и когда бедный Коротконогий сошел со сцены, это было для общего блага. Мир его праху! Мы о нем больше не услышим, но все же это что-нибудь да значит - найти среди всех этих лживых, бессовестных тиранов и мошенников человека, который был хоть и беспутен и груб, но все же честен.
Король Генрих, первый из королей, носивших это имя и прозванный за свою ученость (которая, я думаю, была не очень-то велика, и сдается мне, что многие юные леди в нашей академии знают куда больше) Боклерком, был хитрый и изворотливый, держался в стороне от тогдашних неприятностей и дрязг и всегда ухитрялся добиться своего. Вся Европа восхищалась его мудростью. У него было два прекрасных королевства, некогда мятежных и непокорных, но он утихомирил их и получал немалые доходы. А чтобы не было сомнений насчет наследника престола, он велел короновать своего сына, принца Вильгельма, и сделал его своим соправителем, после чего ни о каких сомнениях не могло быть и речи.
Однако вскоре возникло одно затруднение, - дело в том, что принц Вильгельм умер. Он утонул, и с тех пор его отец ни разу не улыбнулся. И, несмотря на все свои победоносные войны, несмотря, на хитрости, уловки, ум и осторожность, он оставил трон после смерти пустым, и тогда началась борьба между его дочерью и племянником, неким Стивеном. Не стану останавливаться на этом подробно, скажу только, что они боролись за корону с переменным успехом, и она доставалась то одной, то другому. Наконец Стивен умер, и в 1154 году нашей страной начал править сын Мод - Генрих II.
Это был славный государь, мудрый, отважный и милосердный. Он тоже многое сделал бы для своего народа, который горячо его любил, если б священники и дамы хоть на минуту оставили его в покое.
Для скромной женщины (при этих словах лицо мисс Т. зарделось, как роза) тема, которой я сейчас вынуждена коснуться, - гм! - несколько скользкая. Дело в том, что король в совсем еще юном возрасте женился на очень богатой женщине, которая, однако, пользовалась сомнительной репутацией и, будучи в молодости не слишком нравственна, к старости стала ужасно ревнивой, что, оказывается, нередко случается с особами нашего удивительного пола.
Королева Элеонора родила своему супругу четверых сыновей, в которых он души не чаял, и, как я имею основания полагать, не воспитывала их с той строгостью, каковая необходима всем юношам (сильное волнение среди учеников), дабы они, возмужав, не стали своевольными и распущенными. Как это ни печально, но именно таковы были все четыре юных принца. Старший, которого отец, во избежание недоразумений, короновал еще при своей жизни, сразу же после коронации скромненько предложил отцу отдать ему королевство, а получив отказ, поднял мятеж и бежал под защиту короля Франции. Все его братья тоже подняли мятеж. Не было конца волнениям и смутам, которые пришлось пережить несчастному королю.
Я уже говорила, что королева была ревнива, и - ах! - мне стыдно признать, поскольку речь идет о священной особе его величества покойного короля Англии, что в данном случае его супруга имела для этого все основания. Ничтожная, распутная, испорченная, никчемная, безнравственная, порочная, низменная, жалкая дрянь, которую историки расписали под именем прекрасной Розамунды (скажите на милость, прекрасная Розамунда! До чего же дошло дело, если эту потаскуху восхваляют!), так вот, самая порочная, ужасная и распутная женщина в мире, мисс Розамунда Клиффорд, похитила любовь короля у его супруги, королевы Элеоноры. Положим, королева была стара и своенравна {Мы с сожалением вынуждены отметить, что мисс Тиклтоби, не стесняясь в выражениях, что не чуждо пожилым девственницам, вроде нее, не упускает случая уколоть королеву Элеонору и оскорбить прекрасную Розамунду. А ведь судьба этой несчастной женщины должна бы хоть отчасти обезоружить гнев непорочной Тиклтоби.}, но разве не для того люди женятся, чтобы "делить радость и горе"? Положим у ее величества был дурной нрав и вздорный характер, но разве король, когда женился, не знал, кого берет в жены? Хорошенькие дела творились бы в мире, если б разрешить мужчинам бросать жен, потому что у них плохой характер, или желать чужих жен, потому что их собственные недостаточно красивы или не устраивают их по какой-либо другой причине.
(Бурные аплодисменты со стороны присутствующих дам. И здесь кое-кто заметил, - хотя мы-то не верим ни единому слову этой выдумки, - что миссис Бинкс как-то особенно пристально взглянула на мистера Бинкса и сказала: "Б., ты слышишь?" - а Бинкс в эту минуту имел особенно дурацкий вид.)
Как начались интимные отношения короля с презренной мисс Клиффорд и долго ли они продолжались, - это нас не интересует. Но, друзья мои, всякому ясно, что такая связь не могла долго ускользать от бдительности заботливой и любящей жены. Правда, Генрих отвез эту особу в Вудсток и запер ее там в каком-то замке или лабиринте, но он часто навещал ее, и - я обращаюсь ко всем присутствующим здесь женщинам, - мог ли муж королевы, мог ли любой мужчина постоянно бывать в Вудстоке, в сорока пяти милях от Лондона, не возбуждая подозрений? ("Нет, нет!")
"Не может быть, чтобы он все время ездил в этот противный Вудсток ухаживать за цветами", - подумала с возмущением ее величество королева Элеонора и послала туда своих доверенных людей. И что же? Она узнала, что король действительно ездит туда ухаживать, но отнюдь не за цветами. Она немедля села в карету и поскакала в Вудсток, проникла к этой наглой особе и, вынув из кармана кинжал и флакон с ядом, велела ей выбирать одно из двух. Говорят, та предпочла синильную кислоту и, без сомнения, умерла от этого снадобья в страшных судорогах. (Крики: "Позор!") Позор? Кто это крикнул "позор"? Я утверждаю, во имя оскорбленной женщины, что по тем жестоким временам, когда личная месть была в порядке вещей, королева Элеонора лишь воздалаэтой дряни по заслугам! ("Правильно, правильно!" - воскликнули дамы. "Нет, нет!" - вскричали мужчины. Ученики же попросту подняли невообразимый шум.)
После этого всю свою долгую жизнь Генрих не имел ни минуты покоя. Он все время воевал с каким-нибудь из своих сыновей, а то и со всеми разом, да еще с королем Франции, который их поддерживал; почти всегда он выходил победителем, но был милостив, а молодые люди снова поднимали мятеж, стоило только их освободить. И вот однажды, когда на короля напал один из принцев, этот молодой человек сам подвергся такому нападению, какому не в силах противостоять ни молодой, ни старик, - на него напала лихорадка, и он умер. Умирая, он молил отца о прощении, но его смерть, как видно, нисколько не повлияла на его братьев, и наконец умер сам Генрих, надо думать, от огорчения, что у него такие испорченные сыновья, умер, не простив им обиды.
А кого следовало ему благодарить за их непослушание? Самого себя и прекрасную Розамунду. Да, я повторяю, не влюбись он без памяти в эту дрянь, королева не ревновала бы; а если б она не ревновала, то не подбила бы своих сыновей пойти на него, и он жил бы себе да поживал в свое удовольствие, на благо подданным.
Смотрите же, мои юные друзья, если вам придется править королевством или же, что более вероятно, попросту заниматься достойным делом и с прибылью торговать в собственных лавках, смотрите, никогда не оскорбляйте своих жен. ("Правильно, правильно!") Вспомните о бедном короле Генрихе и о несчастьях, которые он навлек на себя. А чтобы не оскорблять жен, надо обращаться с ними бережно и делать решительно все, чего они требуют.
В конце этой лекции некоторые дамы подошли пожать мисс Тиклтоби руку, уверяя, что никогда не слышали ничего более поучительного. Однако необходимо отметить, что мужчины отнеслись к взглядам достойной леди без должного внимания, и один из них сказал, что после такой откровенности ей, даже будь она молода и красива, никто не сделал бы предложения.
- А вы, сэр, никому и не нужны, - заявила мисс Тиклтоби; и на другой день суровее обычного обращалась с сынишкой этого человека.
Лекция седьмая
Ричард I
О том, как опасно превозносить рыцарские достоинства. В королях они заслуживают особого осуждения. - Ужасная картина войны. - Ее последствия для мужчин. - Последствия для женщин. - Страшная опасность, которой едва не подверглась мисс Тиклтоби. - Крестовые походы. - Зависть Филиппа-Августа. Доблесть Ричарда. - Саладин, его характер и уважение, которым он пользовался у английского монарха. - Аскалон. - Иерусалим. - Возвращение Ричарда из Палестины. - Его пленение. - Романтические обстоятельства его выкупа. - Его смерть. - Соображение, высказанное мимоходом.
Боюсь, милые мои крошки, что некоторых из вас, и в особенности юного Спрая, этот государь приведет в совершенный восторг, потому что он был драчливее и храбрее всех людей на свете. Он воевал всю свою жизнь - воевал с братьями, воевал с отцом, воевал со всяким, кто соглашайся воевать, и, разумеется, покорял всякого, кто не соглашался покориться. Его бедный старик отец, измученный ссорами между сыновьями, интригами духовенства в бесконечными тревогами и заботами, с которыми сопряжено царствование, умер в горести и печали, оставив принцу Ричарду, по прозвищу "Львиное Сердце", свое королевство и проклятие в придачу, ибо тот не исполняв сыновнего долга и омрачил последние годы его жизни.
Ричард необычайно сожалел о тех огорчениях, который причинил отцу, и вместо того чтобы выместить свою досаду на отцовских министрах (которые во время царствования короля Генриха обращались с ним крайне сурово, а теперь небось дрожали, как овечий хвост, от страха, что король Ричард их по головке не погладит), этот человек с львиным сердцем оставил их всех на прежних местах - и, будьте уверены, это были тепленькие места - и сказал, что они хорошо послужили его отцу и, без сомнения, будут столь же преданы ему. В самом деле, Ричард не умел таить злобу в сердце своем. Он хотел только повоевать вволю и делал это с полнейшим добродушием.
Юный Спрай. Ура! Вот это здорово!
Замолчите, Спрай, глупый вы мальчишка. Конечно, мистеру Криббу или высокородному маркизу Уотерфордскому пристало забавляться, колотя людей по голове и разбивая им носы, а до и после этого жать им руку, но у королей есть другие обязанности, что нам в наше время прекрасно известно. Вот представьте себе, что вы перебили десяток уличных фонарей, или оборвали столько же дверных молотков, или сбили с ног и покалечили нескольких полисменов, с кого спросят возмещение, если у вас в кармане нет и шестипенсовика?
Спрай. С папы, ясное дело.
Да, конечно, не захочет же он, чтобы вас отправили в колонии. То же самое, мои дорогие, получается и со всеми великими королями, - они дерутся, а платить приходится нам. Страдают бедные подданные: мужчины, которые не ссорились ни с одним государем в христианском мире, - да и как могли они поссориться, если ни одного и в глаза не видели? - должны, во-первых, платить налоги, а, во-вторых, идти сражаться и умирать, оставляя нас, бедных женщин, безутешных жен и дочерей, оплакивать их или врачевать их раны, если они вернутся. Лет сорок тому назад (когда я была молода, мои дорогие, и, как говорили, очень недурна собой) император Бонапарт со своими французами чуть не вторгся в нашу страну. Представьте себе, что сталось бы с нами, явись сюда эти чудовища! Даже сейчас при одной мысли об этом я содрогаюсь. Представьте себе, что моего покойного папу, прапорщика добровольческого корпуса, принесли бы домой смертельно раненного. Представьте, что банда солдат стала бы на постой в нашем доме. Представьте, что здоровенный, свирепый французский генерал с густыми черными бакенбардами - вполне возможно, сам Бонапарт или, по крайней мере, маршал Ней - влюбился бы в прелестную юную девушку и принудил ее выйти за себя замуж! Дорогие мои, да я скорее бросилась бы с моста в Темзу! (Всеобщее одобрение, отчасти, однако, ироническое.)
Такова... да, такова война! И, скажу вам, мне лично глубоко отвратительна вся эта воинская слава. Надеюсь, наступит время, когда треуголки и штыки сохранятся только как диковины в музеях, а красное сукно пойдет на плащи для старух.
Но вернемся к королю Ричарду - хотя он и заявил, что раскаивается в своем буйстве во время царствования отца, но сам нисколько не изменился. Так, увы, бывает со всеми драчунами! Первым делом он стал готовиться к большой войне и, чтобы добыть денег, не только обложил тяжкими налогами свой народ, но продал за бесценок Шотландское королевство, завоеванное его отцом. Не знаю, какова была сумма, которая в то время считалась бесценком как плата за эту страну {Крайнее предубеждение мисс Тиклтоби против Шотландии и шотландцев можно объяснить тем, что директором соперничавшей с ней академии был мистер Мак-Уиртер, который, как говорят, некогда делал авансы мисс Т. Когда же ему удалось переменить к себе значительное число ее учеников, мистер Мак-Уиртер тотчас прекратил свои ухаживания.}, и, в самом деле, мнения историков тут расходятся. Но вообразите себе, насколько он был стеснен в деньгах, если расстался с таким добром.
В той части земли, которая тогда именовалась христианским миром, крепло желание вырвать Иерусалим из лап турок, и для этого собирались несметные полчища. Многие из государей, примкнувших к этому союзу, были самыми лживыми, порочными и деспотичными людьми на свете. Но Ричард Львиное Сердце был бесхитростен и присоединился к делу, которое считал богоугодным, всей душой. Вышибать из турок мозги здоровенной секирой казалось ему верхом христианской добродетели, и, безусловно, никто на свете не исполнял этот сомнительный долг лучше его. Этот крестовый поход он возглавлял вместе с королем Франции. Но француз из зависти, или из осторожности, или из отвращения к этому делу вскоре возвратился в свои владения и оставил всю славу и все сражения на долю короля Ричарда. Говорят, свет еще не видел столь несокрушимого и отважного бойца. Турки проигрывали ему битву за битвой, а при осаде Аскалона он со своим войском особенно отличился, вырезав не менее сорока тысяч сарацинов и наголову разгромив их вождя султана Саладина.
В перерывах между сражениями эти два государя постоянно обменивались любезностями, так, например, когда. Ричард заболел, Саладин прислал ему коробочку пилюль от своего придворного аптекаря. А Ричарду, говорят, однажды вздумалось посвятить храброго сарацина в рыцари, словно тот был олдерменом или членом Королевской академии. И хотя король со львиным сердцем считал своим христианским долгом преследовать турка и, если удастся его поймать, выпустить ему мозги, все же он признавал, что это благородный и щедрый государь, и восхищался им больше, чем любым из своих августейших союзников. Разве это не великодушно? Еще как!
Наконец, после несчетных побед, Ричард увидел перед собой город Иерусалим, сильно укрепленный турецким султаном. И тут Ричард Львиное Сердце, к своему огорчению, обнаружил, что взять город нет никакой возможности. Войско сильно поредело в результате всех его славных побед. Его союзники, другие короли, герцоги д прочие властелины роптали, и в конце концов пришлось ему двинуться назад к морю. Можете себе представить, как злорадствовал при виде этого султан Саладин.
В общем, Ричард покинул страну тайком и пешком (не важно, что сталось с его армией: если мы станем оплакивать простых солдат, то будем плакать, покуда не состаримся, как Мафусаил, и все равно нам не хватит времени), так вот, Ричард покинул страну и с кучкой друзей отправился восвояси.
Но когда он добрался до Австрии, там его узнали, и герцог австрийский, который ненавидел Ричарда, велел схватить его и без разговоров швырнуть в тюрьму. И Ричард, сидя в темнице, конечно, горько сожалел, что решил добираться по суше, а не поехал пароходом, идущим на Мальту, откуда до дому рукой подать.
Представьте же себе, мои дорогие слушатели, этого несчастного монарха в тюрьме. Представьте, как он, в арестантской одежде, вынужден работать вместе с преступниками и получать пинту жидкой овсяной каши и один пенсовый хлебец в день. Это он-то, который привык к самым изысканным яствам и, если верить ныне покойному знаменитому сэру Вальтеру Скотту, питал необычайное пристрастие к вину! А теперь он, король и великий рыцарь, совсем недавно повелевавший сотнями тысяч людей, сидит в отвратительной тюрьме! Где же его армия? Этот вопрос поневоле возникает снова. Ах, не все ли равно: этих людей давно уже нет, они избавились от страданий. И жалеть, как видите, надо короля Ричарда, потому что он остался в живых.
По всей видимости, тюремный режим в Австрии был не таким строгим, как в наше время в Англии, ведь если у нас услышат, что арестант поет или играет на скрипке, по его спине хорошенько погуляет палка надзирателя. А у короля Ричарда, по-видимому, было пианино, и, кроме того, он часто играл на гитаре. Вероятно, герцог австрийский решил, что не будет никакого вреда, если Ричард забавляется в своей одиночной камере, коль скоро про это не ведает ни одна живая душа.
Не знаю, очень ли скучали подданные Ричарда без своего короля. Так или иначе, мы, как я уже говорила, довольно быстро привыкаем к отсутствию наших королей и их ближайших родственников. Вот, к примеру, наш возлюбленный герцог Камберлендский уехал и стал королем Ганновера, и мы расстались с этим августейшим принцем без особой грусти.
Так вот, к счастью для короля, ему было позволено играть на пианино. Случилось так, что одному бедному менестрелю (а вернее, попросту бродячему музыканту), которому, без сомнения, часто доводилось играть перед королевским дворцом на улице Сент-Джеймс, - ведь теперешней полиции еще не было и некому было его прогнать, - так вот этому музыканту Бландлу случилось проходить мимо того самого замка в Австрии, где был заточен Ричард, и он, увидев такой большой дом, решился сыграть. И он заиграл чувствительную песенку "Цветут вишни, цветут вишни, а я пла-а-чу", и австрийские солдаты, большие любители музыки, воскликнули, покуривая трубки: "Potztausend, was ist das fur ein herrliches Lied?" {Черт возьми, какая красивая песня! (нем.).}
Когда Ричард услышал эту известнейшую мелодию, которую в лучшие времена ему так часто пела мадам Вестрис {Это решает важный вопрос, еженедельно обсуждаемый "Санди таймс", - вопрос о возрасте упомянутой дамы.}, он сразу же откликнулся, сыграв на пианино "Родина, милая родина".
"Эге! - сказал этот Бландл, или Блондель. - Видно, там какой-то англичанин", - и, не раздумывая долго, заиграл "Правь, Британия", "Британия все-е-егда впереди"; и так далее, на что Ричард отозвался: "Боже, спаси короля".
"Возможно ли... мыслимо ли... нет... да... а ведь ей-богу; это наш августейший государь!" - подумал менестрель и со слезами на глазах заиграл нежную мелодию: "Кто ты, скажи?"
На это король ответил импровизацией, состоявшей из двух мелодий: "Будь благословен король" и "Дикки Сплетник, Дикки Сплетник - это я". Хотя его звали вовсе не Сплетник, - у него не было другого способа объяснить, кто он.
Окончательно укрепившись в своей уверенности, мистер Бландл быстро заиграл: "Чарли, любовь моя", "Все прекрасно", "За разлукой настанет встреча", - короче говоря, все песни, какие, по его мнению, могли утешить августейшего пленника. Затем (задержавшись лишь у ворот для того, чтобы наскоро собрать деньги) он со всех ног помчался назад в Лондон и сообщил парламенту, что узнал, где заточен наш возлюбленный монарх.