Глава 27
Джулиан
Джон появился в хижине этим утром, постучав в дверь еще до восхода солнца.
— Она знает, — сказал он мне.
Я не знал почему, но в тот момент мою душу пронзило облегчение. Кто-то, кроме Бэка и Джона, знал правду. Ложь медленно грызла меня.
Фэллон знала, и я, наконец, смог вздохнуть. Фэллон знала, и, возможно, это было к лучшему. Мне не нужно было беспокоиться о возможности причинить ей боль, убить ее, разбить ей сердце. Я буду тем, кто что-то с ней сделает. Она будет той, кто сделает это со мной. И меня это устраивало.
Я предпочитал, чтобы все было именно так. Я убил трехлетнего мальчика, кто мог смотреть на это сквозь пальцы? Я заслуживал не меньшего, чем боль, которую она, действительно и неосознанно, причинила бы.
Ненавидь меня, моя луна. Ненавидь меня так, как я ненавижу себя.
Потому что, если ты этого не сделаешь, ты умрешь, и, вероятно, это тоже будет моя вина.
У всех нас была своя история. Они сказали, что наше прошлое не определяет нас, но это так. Мое прошлое привело меня к этому. Это было причиной, по которой я сменил курс. В возрасте четырнадцати лет я начал понимать, почему существуют правила. Я начал ценить кодекс и следовать ему, уважал Орден. Я не просто подыгрывал ради того, чтобы снять проклятие. Я укоренил правила в своем мозгу, потому что видел, как быть самим собой может поставить под угрозу жизни. Я превратился в маску, которую носил.
Перед смертью Джонни я раздвинул границы дозволенного, потому что в моих венах текли магия и невежество. Когда-то я был мальчиком, который бегал голышом по лесу, выл в ночи, проводил время с мальчиками, смеялся, играл и совершал ошибки. У меня было все это — до того, как Джонни умер.
Потому что когда-то я был слишком диким и слишком свободным.
Поскольку я был папиным первенцем, я был единственной надеждой продолжить родословную элемента духа. От отца больше не было никакой пользы, и он был идеальным язычником, чтобы взять вину на себя. От меня зависело продолжить родословную Блэквеллов, родив сына, и ее нельзя было прервать, как это сделали Дэнверы.
Я был единственной надеждой, по крайней мере, так объяснил Джон после того, как я признался в отправке письма в Орден, чтобы признать свою вину. Джон вмешался и перехватил мое признание, прежде чем оно попало не в те руки, более чем готовый пожертвовать жизнью отца после недавних убийств, которые он совершил — из-за нашей теневой крови. Это была идеальная ложь.
И я жил с бессонницей до возвращения Фэллон.
Теперь она тоже уйдет. Но это было к лучшему.
Я был одним из проклятых. Быть монстром было моим неотъемлемым правом.
Я бросил камень по поверхности Атлантики. Солнце выглянуло из-за горизонта, мягко подмигнув бледно-желтым. Я почувствовал, как она притягивает меня, как луна притягивает прилив. Она была здесь.
Я повернулся к ней. Она стояла в нескольких футах от меня, наблюдая за мной с восхищением, которого я не мог понять. На ней был большой свитер, прикрывающий те маленькие шорты, которые она обычно носила, ее длинные ноги занимали больше половины ее тела. Она всегда была либо в одном, либо в другом. Она была либо в пижаме, без макияжа, со спутанными волосами и выставленной напоказ невинностью. Или же у нее были фирменные джинсы, дорогие туфли, каждая прядь на идеальном месте и упрямство на пути.
Но я бы взял Фэллон любым способом, каким только мог ее заполучить. Возможно, она чувствовала то же самое в ответ. Возможно, она забрала бы меня любым способом, каким смогла бы заполучить меня, и мою теневую кровь тоже, пока не позволила бы ей убить себя.
Фэллон подошла ближе, ее взгляд скользнул ниже по камням, прежде чем она ступила на каждый из них. Оказавшись рядом со мной, она протянула мне руку. Я бросил несколько камешков ей на ладонь. Мы снова повернулись лицом к морю.
Мы продолжали пропускать камни в течение долгого времени, позволяя ее спокойствию превратить нас в единое целое.
Какое-то время луна и солнце находились на одном небе. Так же, как мы делили одну и ту же скалу, на которой стояли.
— Я вижу призраков, — внезапно сказала она в пространство между нами. В воздух. Я не знал, как ей это удавалось, как она говорила так свободно. Я завидовал этому в ней. — Я никогда никому раньше не говорила, но это правда. Я их вижу. Говорю с ними. В большинстве случаев помогаю им. Однако был один человек, которому я так и не смогла помочь. Я никогда не знала его имени, но я не думаю, что он тоже знал. У него были белые волосы и черные глаза. Он всегда был таким холодным. Как будто он был заморожен.
Бэк был прав, и это меня не удивило. Фэллон была такой же, как ее мать.
Фэллон могла разговаривать с мертвыми. Я молчал, прислушиваясь.
— Я думаю, что часть меня никогда не хотела помогать ему, потому что я никогда не хотела, чтобы он уходил. Какое-то время он был моим единственным другом. Но однажды он так и не вернулся, и я так и не поняла почему. Я даже не знаю, дала ли я ему покой, и это заставляет меня чувствовать, что я подвела его…
Я открыл рот, чтобы прервать ее, зная, к чему это приведет, но ничего не сказал.
— Я видела Джонни, — заявила она, и моя голова откинулась назад под небеса от внезапного вторжения эмоций. — Его здесь нет, когда ты приходишь к океану, но он слышит твои сообщения.
Я сжал кулак. Камни пронзили мою кожу, потекла кровь.
— Я не хочу… -
говорить об этом, я хотел закончить.
— Джулиан, он прощает тебя. Он знает, что это была не твоя вина. Он так сильно тебя любит, — прошептала она.
Я крепко зажмурился. Мое прошлое разрезало меня на части, мой младший брат бился о мою грудь при воспоминании с шумом волн.
Джонни Блэквелл, мой младший брат, который боялся воды. Мой младший брат, который боялся, что океан поглотит его целиком, и в конце концов это произошло из-за меня.
— Он был с тобой все это время, и ему так грустно, когда ты кричишь.
Краем глаза я заметил, что она повернулась ко мне.
— Весь мир грустит, когда ты кричишь, Джулиан.
Его обезумевшие конечности метались в моих руках, когда он хватал ртом воздух, задыхаясь от своего кошмара, море моего лица крало его дыхание.
Почему мы не могли избежать этого? Почему я не мог освободить нас?
Он был слишком маленьким, слишком слабым, слишком хрупким, чтобы преодолеть свой страх. Мои руки дрожали, когда я погрузился в воспоминания. Обладая всей властью в мире, я был совершенно бессилен! Мое горло горело, вспоминая крик, который вырвался из него.
— Я убил его, — мой шепот прервался, когда мое признание проскользнуло в утро. Это был я. Я сделал это. Я убил своего младшего брата. — Я не хотел этого делать!
Я повернулся, держа руки по швам. Камни выпали у меня из рук. — ПРОСТИ МЕНЯ, ДЖОННИ! — Я закричал, оглядывая океан, скалы, надеясь, что он меня услышит. Слова срывались с моих губ, но мой разум был в тумане. Ветер бушевал против меня, солнце теперь было слепящим и опасным.
Я не помнил остального, пока мои колени не ударились о камень.
— Нет, Джулиан. Твоей боли достаточно. Ты любил его, и он знает, и этого достаточно, — прошептала Фэллон, и моя маска соскользнула, когда она притянула меня к своей шее. Ее руки накрыли меня, как солнечное затмение. Я вдыхал ее, находя убежище. — Он знает, Джулиан. Джонни знает, и он все еще так сильно тебя любит. Он всегда рядом, когда ты находишься в этом темном месте. Он всегда рядом с тобой. Ты никогда не был одинок, и он никогда не переставал любить тебя.
И под сияющим солнцем я почувствовал, как частичка человека, которым я был раньше, вернулась на место.