Глава 30
Фэллон
Я была очень сильно влюблена.
И это было совсем не так, как говорили знаменитые поэты.
Это была странная любовь… такая, от которой не всегда было хорошо… такая, в которой закрадывались мои самые большие страхи, но и бессмертное принятие тоже. Такая любовь, где мне приходилось стоять перед зеркалом, заставляя видеть себя такой, какая я есть. Что это было. Такая, где подвергаешь сомнению себя и все, что ты знаешь. Я была уверен, что это не похоже ни на что другое… хотя мне не с чем было сравнивать. Может быть, никто и никогда не смог бы. И, возможно, именно этого мы не могли видеть. Нет двух одинаковых… и никогда не будет. И никогда не было бы ответа на то, что это было, но я была влюблена… в ту любовь, о которой сказал Кинг: «Кровь взывала к крови».
Потому что я была так сильно влюблена.
И, может быть…он тоже был.
«О, посмотрите — еще одно великолепное утро. Полнолуние в самом разгаре, и что может быть лучше, чем отпраздновать наших владельцев малого бизнеса в Воющей Лощине, чем во время сегодняшнего осеннего фестиваля в Лощине? Покажите свою поддержку и танцуйте на городской площади со своими кошельками. С вами был Скорбящий Фредди, хорошего вам злого воскресенья, ведьмы, и помните, никто не в безопасности после трех часов ночи», — вой Фредди из динамиков беседки перешёл в Thriller Майкла Джексона, и я закрыла глаза, откинув голову назад, солнце воскресного утра грело мне лицо. Тыква, яблоко и корица из пирогов Мины Мэй вплелись в свежий осенний воздух, который коснулся моей кожи, и Мандэй ударила меня в бок.
Мои глаза резко открылись, и ее рыжие локоны задели мою руку, когда она прошептала: — Это отстой.
Смех вырвался из моих сжатых губ, и я обратила свое внимание на горстку жителей, выстраивающихся в шеренги на траве, окружающей беседку.
— Что происходит? — спросила я, оглядывая толпу. Затем, внезапно, горожане совершенно синхронно пустились в танец под Thriller. — Нет, — засмеялась я, ударяя ладонями по столу под нашей палаткой, — это здорово.
Мандэй со стоном откинула голову назад. — Это убого, просто подожди.
Рядом со мной Мандэй скрестила руки на наших одинаковых красных рубашках, которые Джон заставил нас надеть. На футболках написано «Мой день начинается, когда заканчивается твой», а на спине логотип похоронного бюро.
Только сегодня утром Джон появился в доме дедушки и предложил мне вернуться на работу, и я не могла не думать, что Джулиан как-то связан с этим. Моим наказанием было поработать на осеннем фестивале и заставить трех человек внести задаток на сосновую шинель — то, что дедушка любил называть гробом, — и могилу. Было десять утра, а я еще ни одного не получила.
— Ииии, вот оно, — прошептала Мандэй, указывая пальцем на Майло, который лунной походкой прошел по траве к центру как раз в тот момент, когда из динамиков зазвучал припев. Майло пустился в пляс в подтяжках и шляпе газетчика.
— Не может быть, — слова вылетели из меня. — Майло! — моя ладонь ударила меня в грудь.
— Мандэй, этого не может быть. Это ненормально.
— К сожалению, это наша норма.
Она вздохнула, и моя улыбка загорелась, когда я смотрела, как люди танцуют, а голос Майкла Джексона скользит по площади. Некоторые люди были в костюмах, некоторые в повседневной одежде, некоторые старые, некоторые молодые.
— Это происходит каждый год. Майло говорит, что делает это ради детей, но брось, посмотри на него, — она цокнула, направив плоскую ладонь в его сторону, — ему это нравится.
Я покачала головой, недоверие пронзило меня, а затем мои глаза продолжили блуждать в поисках Джулиана, как они всегда делали.
И воспоминание о нас, произошедших всего несколько дней назад, врезалось в меня, как будто мой возлюбленный был в гостях — жар, закручивающийся спиралью между нами, лед, кружащийся вокруг нас, рябь удовольствия и боли. Почему я чувствовала себя такой счастливой и в то же время такой несчастной? Что иметь возможность думать и жить своим днем после той ночи, которую мы провели вместе, и того, как он ушел, о! Это было похоже на пробуждение при луне цвета слоновой кости с темным облаком, надвигающимся сзади. Каким-то образом Джулиан был неоспоримо близким мне, теперь он у меня в крови. Я полагаю, что именно слабость Любви отвела наши глаза от того, что стояло на пути, позволив нашим сердцам блуждать в этом чувстве. Или, может быть, это сила Любви? И я знала, где были мои мысли… Если бы Джулиан только знал…
Джулиан однажды сказал, что никогда никому не отдаст себя полностью, но в ту ночь он отдал мне все, как и я ему. Могу ли я забыть о его постоянном отсутствии? Его призрак после того, как солнце полностью взошло, сразу после его ухода? Он всегда уходил, но никогда по-настоящему не покидал меня. Он сказал, что никогда не хотел покидать меня, и, возможно, он имел в виду это каким-то другим образом. Вот так — внутри меня, повсюду вокруг меня, в моем сердце, в моей голове, теперь такие громкие, прочные и постоянные.
Я проснулась в одиночестве, и беспокойство о том, что с ним что-то случится, заставляло мои мысли прилипать к нему, заставляло мои глаза всюду искать его. Держать узел в животе, боль в груди.
Но как я могла знать, что с ним не все в порядке, если я не могла пойти к нему?
— К нам гости, — прошептала Мандэй, выпрямляя спину и изображая фальшивую улыбку, ту улыбку, которую я так хорошо знала.
Сзади появился Джон с коробкой в руках.
— Есть успехи?
— Нет, — сказала я, глядя на Мандэй. — Я не думаю, что кто-то спешит выбирать материал для своего гроба.
— Они придут, — настаивал Джон, его глаза сканировали толпу. — Никто не хочет быть похороненным рядом с Джаспером… Мисс Дрисколл, доброе утро!
Тон Джона изменился, как только она приблизилась к палатке. — Еще раз спасибо за рубашки.
— Джон, мы говорили об этом, — улыбнулась она, моргая своими длинными густыми ресницами, — Зови меня Кэрри. Ты заставляешь меня чувствовать себя старухой.
Когда ее взгляд упал на меня, ее глаза были похожи на голубые молнии — острые и быстрые, они пронзили меня насквозь. Она снова посмотрела на Джона, и черты ее лица смягчились по мере продолжения разговора. Я замерла, восхищаясь ее осанкой, золотистыми завитками, безупречной кожей.
— Она настолько совершенна, что это вызывает отвращение, — прошептала Мандэй, когда Джон и Кэрри отошли от палатки, бок о бок беззаботно подшучивая.
— Это нечестно. Почему вселенная тратит красоту на придурков и сук?
Я рассмеялась.
— Я не знаю, — я пожала плечами, — Баланс?
— Если она займет мое место на посвящении в Священное Море в октябре этого года, я буду зла, — продолжала Мандэй. — Они просто так никого не впускают, и я работаю над этим уже три года.
— Почему ты так сильно хочешь быть в их ковене? — спросила я, переключая свое внимание на разгрузку коробки, наполненной ручками, блокнотами и бланками регистрации, которые оставил Джон.
Мне было трудно держаться от нее на расстоянии, когда приходилось работать с ней. Было трудно держать кого-либо из жителей Священного Моря на расстоянии вытянутой руки, когда этот город был невероятно мал.
Краем глаза я заметила, как Мандэй повернулась и наклонилась к столу, ее ярко-рыжие волосы рассыпались по спине.
— Ты не понимаешь. Это как быть частью семьи. Место, где ты будешь принадлежать, и люди, которые будут сражаться за тебя.
— А как насчет твоих родителей? — спросила я, переводя взгляд с нее на чашку, которую я наполняла синими ручками.
— Им всегда было насрать на меня. Мандэй повернулась, прищурившись, оглядывая площадь. Я тоже повернулась, проследив за ее взглядом. С другой стороны беседки под тентом стояли три человека «Злые Куличи» было напечатано на баннере, идущем сверху. — Я всегда была другой, — прошептала она. — Ребенок молочника.
Резкость в ее голосе, боль в глазах, тоска на лице — все это было слишком знакомо. У нее была семья, дом в этом городе, и она все еще чувствовала себя отвергнутой ими. На краткий миг я посочувствовала ей. Я могла бы понять ее.
— Это твой брат? — спросила я и прикрыла глаза рукой, чтобы лучше видеть. Под тентом стоял светловолосый мальчик со светловолосыми родителями. Мои глаза вернулись к выражению лица Мандэй.
— Да, тот, кто не может сделать ничего плохого.
— Их потеря, — сказал я, пытаясь успокоить ее. Хотя я знала, что ничем не могу помочь.
Она улыбнулась, но улыбка была пустой.
— Определенно.
В течение дня я уговорила легендарного Джаспера Эббота, болтливого сумасшедшего в городе, задонатить на две могилы. Одну для него, одну для его собаки Куджо. Джон не упомянул, должны быть только люди. Мне нужен был только еще один, когда мы с Мандэй допили кофе.
— Я схожу в «Бобы», принесу нам еще два. Следи за палаткой, — сказала я ей.
Мандэй кивнула, когда Кейн и Маверик подошли к нашему столику как раз в тот момент, когда я уходила. — Я вижу, как это работает, — крикнул Кейн, и я повернулась и подняла ладони по бокам, пожав плечами, идеальное время.
Джоли помахала мне из-под киоска своей мамы возле аптеки, когда я проходила мимо, тюки сена украшали обе стороны. Мой взгляд блуждал по их стенду и внутри магазина, надеясь мельком увидеть Джулиана, но зная, что это безнадежное дело.
Мои пальцы коснулись холодного металла ручки, когда ветер донес — Фэллон.
Сначала я думала, что все это у меня в голове. Пока я не услышала это снова.
Я повернула голову в сторону и прищурилась, увидев, что он стоит там, прислонившись к углу «Бобы», его страстные глаза касаются меня так, как будто это был беглый язык, на котором говорили только мы. Солнце висело прямо за его спиной, обрисовывая его контуры серебром. Он казался окруженным ореолом света, когда подошел ближе. Я подняла руку ко лбу, чтобы защитить глаза, когда он посмотрел на меня сверху вниз.
— Пойдем со мной, — прошептал Джулиан, затем наклонил голову и посмотрел в сторону.
Я не могла поверить, что он был здесь, такой незащищенный, в этот час, на Городской площади. Дикость в его глазах говорила о секрете и заставила меня улыбнуться.
— Я не могу, мне нужно забить еще одну могилу, — объяснила я, пытаясь скрыть эффект, который произвело на меня его присутствие.
— Тебе интересно?
— Фэллон Гримальди, — Джулиан цокнул языком, — я знал, что ты хотела меня только ради моего тела.
Я усмехнулась и оглядела площадь, чтобы посмотреть, наблюдает ли кто-нибудь за нами, но никто сюда не смотрел. Никто не наблюдал за фриками. Никому не было дела ни до меня, ни до того, что я делала. Мы как-то странно уставились друг на друга, как будто это был безмолвный спор. Наши взгляды боролись друг с другом, пока не раздался мой голос.
— Джулиан…
— Фэллон, — настаивал он, кивнув головой. — Пойдем со мной. Мне нужно всего лишь мгновение вашего времени.
Я огляделась еще раз, прежде чем скользнуть за угол «Бобов» вслед за ним.
Я последовала за Джулианом по Приморской улице в переулок, и моя грудь затрепетала, как будто в моем сердце бешено колотилось сердце. Как только тени поглотили нас, Джулиан повернулся и схватил меня за бедра. Мое дыхание замерло на краткий миг, предвкушая его.
Его пальцы сомкнулись на моих боках, толкая меня назад. Спираль жара поднялась внутри меня, влилась в мою кровь. И его полные крика глаза впились в мои, когда я ударилась спиной о кирпичную стену.
— Давным-давно, — торопливо сказал он, наклоняясь ко мне. — Жил-был один Язычник, такой потерянный, он кричал так громко… — он поднял мои руки высоко на стене и переплел свои пальцы с моими,
— Он следовал правилам, следовал кодексу, но никогда не следовал бесполезной вещи в своей груди.
Его руки скользили по моим вытянутым рукам, его ладони гладили меня, как холодный лосьон по моей коже.
Мое тело прислонилось к стене, и я прочистила пересохшее горло, не сводя с него глаз. — До сих пор. Ты должен был сказать… до сих пор.
Джулиан прижался своими бедрами к моим и наклонился губами к моему уху.
— До сих пор.
Мой рот приоткрылся, и я закрыла глаза. У меня перехватило дыхание, когда он обхватил ладонями тепло моей шеи, заменив его своим холодом. Его дыхание было как корица, обжигающее, когда он соблазнял мои чувства.
Его голос упал до шепота:
— До тебя. И я услышала в нем надлом, бездну боли, которая скрывалась за изгибами его слогов.
До тебя. Два слова, которые связали нас.
Два слова, которые создали пространство, в котором мы были поняты друг другом.
Никаких вопросов.
— Прости, — продолжил он мне на ухо. — За то, что меня не было там утром после—
— Все в порядке, — обрываю я его, качая головой. — Ты в порядке.
Я прикусила губу, положила руку ему на грудь. Теперь он был здесь. — Это все, что имеет значение.
Потом он поцеловал меня. О, боже! И он целовал меня. Я не могла дышать, когда его язык двигался против моего, как обсидиановый вихрь, отчаянная сила требовала принять его таким, какой он есть, принять это положение, в котором мы были. Я поцеловала его в ответ, толкая и притягивая, сопротивляясь и крича.
Я слышу тебя, Джулиан. Я слышу! Секреты и обещания, которыми мы обменивались, как пактом. Он обхватил мое лицо ладонями и приподнял меня на цыпочки, и я была волной, которую несло его течением, на его губах.
Он целовал меня, и я летела…
— А-а-а-а-а! — раздался крик! И пронзил мои барабанные перепонки!
Словно рефлекс, ладонь Джулиана закрыла мои глаза в тот же момент, когда его голова дернулась в сторону. Его грудь вздымалась, прижимаясь к моей, его мышцы подергивались под кожей, готовые броситься… бежать.
— КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ!
— Мне так жаль.
Боль запечатлелась в его словах — боль, потому что он должен был уйти.
Три слова, которые были намного больше, чем три слова.
Они были пространством между нами.
Никаких вопросов.
Затем его рука упала с моего лица, и порыв холодного ветра коснулся моей кожи.
Мне не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что Джулиан ушел.
Я была потрясена тем, как холод пронзил его отсутствие.
— ФЭЛЛОН, БОЖЕ МОЙ, ФЭЛЛОН!
Моя кожа, мои губы, везде, где он был, теперь это казалось странным по сравнению с остальным моим телом. Больше не полностью моя. Это чувство ускользнуло от меня. Резко упали. Прыгнул и покинул стратосферу.
— Ты ранена?!
Кэрри Дрисколл появилась передо мной, изучая мои черты. — Не волнуйся, помощь идет, — сказала она мне, и я хотел что-то сказать. Я хотела сказать ей, что мне не нужна помощь, что он не сделал ничего плохого! — Слава богу, я пришла как раз вовремя.
Как раз вовремя, ее слова отозвались эхом.
Джулиан
Я бежал быстрее, сильнее, мои ноги угрожали подогнуться. Я бежал до тех пор, пока мое зрение не затуманилось. Мое дыхание эхом отдавалось в моей голове, сотрясая грудь. Вдыхая, выдыхая, я бежал, преодолевая боль, к норвежским лесам, где меня любили и не боялись.
И я на этом не остановился. Я бежал, моя грудь горела. Я почувствовал, как предательство моего колдовства просило освободить меня — подергивание моих рук, вибрация в моих венах. Это притянуло меня, а ведь еще даже не наступила ночь! Я не мог этого понять. Моя маска исчезла, потерялась где-то по пути. Температура кусала мое лицо, впиваясь ногтями в глаза. Я заставил их открыться, сухие, горящие и бегущие.
Потом я рухнул где-то в сердце скандинавских лесов.
Покров из листьев деревьев пропускал мало света. Не было слышно ни звука, кроме моих изголодавшихся легких. Мои руки раскинулись по бокам, и я сжал ладони в кулаки под темными ветвями деревьев, цепляясь за бархатную плоть лесной земли, отчаянно пытаясь избавиться от этого напора.
Я не чувствовал своих ног, но все же ощущал каждый кусочек неизбежной муки. Когда я открыл глаза, солнечные лучи отражались от красных и золотых осенних листьев — октябрьский калейдоскоп. Одна безумная вспышка пламени вокруг меня, внутри меня. Я в огне!
Я зажмурился и высвободил это.
Мой крик отразился эхом, высвобождая меня. Он горел у меня в груди, разрывал горло и наполнял лес. Я кричал, изгоняя огонь, пока больше не осталось сил. Я кричал, пока темнота не поглотила меня, не заставила замолчать. Все, что освещало мне путь, — это желание лечь здесь, потому что я не мог лечь с ней. И деревья ответили, как всегда, шепотом леса, говоря мне, что все будет хорошо. Скандинавские леса не покинули меня, хотя мое сердце покинуло скандинавские леса.
И ничто уже никогда не будет прежним.
Фэллон
Горожане столпились вокруг, их лица были размыты. Кэрри Дрисколл потащила меня к скамейке возле «Бобы» и положила руку мне на плечо, пока Мандэй, Кейн и незнакомые люди разговаривали вокруг меня, проклиная язычников. Возмущение росло, и я уже отходила от шока, когда всё превратилось в кипящую суматоху.
— Нет, — повторяла я, — все было не так, не так! Ты все неправильно поняла.
Я не знала, слышат ли они меня, поскольку они искажали мои слова, заполняли промежутки между ними. Моя голова затряслась, затуманилась, и я не могла дышать.
Я стояла, в поисках воздуха, пространства. — Мне нужно пространство, — скандировала я, когда на меня навалилось давление, их болтовня не прекращалась!
— Почему меня никто не слушает!
— Фэллон, — сказала Джоли, пробираясь сквозь толпу людей. — Фэллон, пойдем со мной. Давай, тебе нужно выпить воды.
Она схватила меня за руку и повела к аптеке, и с каждым шагом волнующий жар спадал. Мой разум был потерян. Мои глаза метнулись к Джулиану, но все, что я увидела, были люди, палатки и обеспокоенные, настороженные глаза Воющей Лощины.
Когда мы вошли в аптеку, прозвенел звонок, и Джоли повела меня в заднюю часть магазина через вращающуюся дверь.
— Сядь, — настаивала она, затем повернулась к раковине, чтобы наполнить чашку. — Что произошло в переулке? Что случилось с моим братом?
Мои пальцы вцепились в край пластикового стула, и я посмотрела на нее.
— Я не знаю. Он просто ушел.
Я подумала о Джулиане и обо всем, что они могли с ним сделать. — О, боже мой, это все моя вина, не так ли? Что они собираются делать? Может ли у него быть неприятности? Неужели я все испортила?
Джоли повернулась ко мне с бумажным стаканчиком воды, предлагая его мне, прежде чем сесть на плитку. — Это не зайдет так далеко. Ничего не произошло. Это все домыслы, если только что-то не произошло, и нет никаких доказательств. Если что, Орден будет допрашивать тебя, но это все. Я не сомневаюсь, что Джай в лесу. Там он в безопасности, и они все уладят.
Они всё уладят. Она имела в виду Норвежские леса, даже Джона. Или и то, и другое, если Джон был частью Норвежского Леса.
Но спокойный голос Джоли принес мне утешение.
— Это не должно повториться, — продолжила она, кладя свою руку поверх моей. — Я счастлива, что у него есть ты, Фэллон. На самом деле, это так, но я не могу его потерять. Вы двое должны быть более осторожны. Никто больше не должен видеть его с тобой. Один раз, может быть, это была случайность, но дважды? — она покачала головой: — Это просто не может повториться.
— Этого не случится, — пообещал я.
— Фэллон? — раздался чей-то голос, и мы обе повернули головы в сторону двери, чтобы увидеть Агату Блэквелл. — Все в порядке?
— Да, — быстро сказала я, поднимаясь на ноги. Джоли последовала за мной, и я почувствовала на себе ее взгляд, когда откинула волосы с лица и выпрямилась. — Все в порядке. У меня просто немного закружилась голова.
Агата прищурила глаза, изучая нас двоих.
— Что происходит снаружи, эти разговоры о Полом язычнике?
— Ничего страшного, — заверила я ее. — Я шла по переулку одна, и наши пути пересеклись с одним из них. Кто-то думал, что он заманил меня в темноту, но все это было просто недоразумением. Он почти ничего мне не сказал, не говоря уже о том, чтобы прикоснуться ко мне.
Ложь, они все лжецы, даже я.
— Кэрри закричала, и он убежал, но он не сделал ничего плохого, — повторила я. Агата Блэквелл была частью Ордена. Она должна была знать, что ее сын не причинил мне вреда. Правда.
— О, хорошо, — кивнула она, — людям нравится увлекаться. Не то чтобы этого не случалось раньше.
Ее взгляд задержался на мгновение дольше, и Джоли стояла молча, но я чувствовала, как от нее исходит каждая частичка энергии, как будто она изо всех сил пыталась сдержать свои мысли.
— Я прошу прощения за всю эту драму.
— Все в порядке, — я отмахнулась от инцидента, как и должны все остальные, — Мне нужно вернуться в палатку. Я сомневаюсь, что Мандэй вернулась, а кто-то должен быть там на случай, если кто-то захочет выбрать гроб. Или могилу. Вы знаете, вещи, которые придают веселье похоронам, — пробормотала я, затем остановилась, прежде чем навлечь на себя еще больше неприятностей.
Я поблагодарила Джоли и Агату, выбежала из аптеки и вернулась на осенний фестиваль, заставляя себя не бежать в Норвежский Лес за Джулианом. Это только усугубило бы ситуацию. Так и должно было быть, и я ненавидела это.
Всё не должно было быть вот так.