Глава 38
Фэллон
Боль, которую я держала внутри себя, была холодной и тяжелой, как цемент, высыхающий в моей груди.
Я не хотела входить в дом. Я застряла между Джулианом в машине позади меня и жуткой пустотой от того, что дедушки не было по другую сторону двери передо мной. Страдание в форме иглы вонзилось мне в грудь, а разбитое сердце полоснуло меня по спине, как хлыст. Я не могла избежать этой боли, надвигающейся на меня с обеих сторон.
Как только дверь защелкнулась на месте, из моего горла вырвался чужой вопль. Я привалился спиной к двери, соскользнула на деревянный пол. И когда я подумала, что слез больше не осталось, они появились.
О, как много их было.
Их бесконечное море, и каждая слезинка горячее, как голубое пламя.
В доме тоже было холодно и тяжело, как будто все собрали вещи и уехали. Тела дедушки здесь не было. Призрака дедушки здесь не было, и я лежала здесь, свернувшись калачиком у подножия лестницы перед дедушкиными часами. Они звонили каждые три часа, напоминая мне, что время идет. Без дедушки. Без Джулиана.
Когда умер папа, я была уверена, что нет большей боли. В тот момент все остальное не имело значения. То, что люди говорили обо мне, то, как люди относились ко мне, ничего. Ничто не причиняло такой боли, как осознание того, что я никогда больше не увижу папу, тем более что он никогда не придёт ко мне.
Потом умерла Мариетта, и я подумала, что была готова, так как уже пережила самую большую потерю. Но я ошибалась. Это был совершенно новый уровень боли. Например, когда мать говорила, что не понимала, сколько в ней любви, пока не родила второго ребенка. Я не знала, какую сильную боль я способна испытывать, пока снова не потеряла. И еще раз. И еще раз. Когда это вообще прекратится?
В доме было так тихо, что я заснула здесь, на полу, но только потому, что не могла больше бодрствовать, ожидая прихода его духа. Проходили часы. Глухой удар! Стук в дверь разбудил меня, когда я заставила себя подняться на ноги, все еще одетая в рубашку Джулиана, слишком большие пижамные штаны Джулиана, которые свисали с моих бедер и прикрывали ноги. Я открыл дверь, и утренняя газета по иронии судьбы лежала на покрытом листьями коврике у двери. Я стояла там, уставившись на неё. Это было иронично, потому что мальчик-почтальон наконец-то научился доставлять новости к входной двери, но только после того, как дедушки уже не было здесь, чтобы увидеть это.
Мудак. Или, как сказал бы дедушка: болван.
Я полагаю, что это было правдой. Только после твоей смерти люди начали прислушиваться.
Как будто я делала это тысячу раз, и с газетой, зажатой в руке, я добралась до кофейника, заварила его. Скорбящий Фредди играл на заднем плане, рассказывая о Хэллоуине, празднике Самайн и еще о чем-то, я была уверена. Все это не имело значения.
Потом я разгадала кроссворд для дедушки, потому что он не мог, прикованный к этой рутине, как будто это был извращенный поворот Игры Джеральда — книги, написанной Кингом о девушке, которую муж приковал наручниками к кровати в уединенном домике на озере незадолго до того, как он умер от сердечного приступа. Так же, как и она, независимо от того, с какой стороны я на это смотрела, я все еще была здесь. Я застряла. Я была одна, потому что дух дедушки все еще не посетил меня.
Мне потребовалось два дня, чтобы принять душ.
Три на уборку дома.
Четыре, чтобы оставить его, понимая, что дедушка не придет.
Мне придется пойти к нему.
С каждым проходящим мимо уличным знаком, указывающим на похоронное бюро, я замечала каждый свой вдох. Белые облачка влаги, выделяющиеся при каждом выдохе. Холод впился в мою кожу, ледяной поцелуй предупреждения о зиме. Обещание, что новый сезон все равно наступит. Время все еще шло своим чередом, и его не контролировала потеря самого старого мудака в мире или отказ от любовника. Вокруг меня небо было сурово-серым, город пасе был окрашен в цвета мрачного пепла. Я ничего не чувствовал, так как мое лицо онемело.
Я въехала на стоянку. На кладбище, слева от мавзолея Блэквелл, Бэк собирал осколки разбитых надгробий и бросал их в колесную бочку. Потускневшие листья осыпались под моими ботинками, когда я подошел к нему, готовый встретиться с ним лицом к лицу и задать ему вопросы. Я никогда раньше не разговаривала с Бэком, но из трех других Полых Язычников Бэк Пэриш казался наименее пугающим.
Может быть, это было что-то в его глазах…
— Тебе нужна помощь? — спросила я, мой взгляд метался туда-сюда по его согнутой спине и нагромождению камней вокруг нас.
Глаза Бэка метнулись на меня, затем вниз к камню, который он собирался поднять. — Нет, — сказал он, держа камень в руках, прежде чем с глухим стуком бросить его в тачку!
Он отряхнул руки и опустил их на бедра под куртку, глядя на меня так, как будто давал мне разрешение говорить или уходить. Синева его глаз была глубиной в сажень, от поверхности океана до дна моря — тысячи оттенков синего, бегущих по потоку эмоций. Потерявшись в них, я утонула прежде, чем смогла вздохнуть. Каждый раз. В отличие от Джулиана, чьи глаза были щитами и мечами, глаза Бэка показали мне все, рассказали мне все. Все, кроме того, что я хотела знать.
— Как Джулиан? Они забрали его? С ним все в порядке?
Бэк покачал головой, обвел нас взглядом, прежде чем наклонился, чтобы поднять еще один камень. — Я не должен был говорить с тобой—
— Я знаю, — вырвалось у меня. — Но, пожалуйста, прошло уже несколько дней, а я ничего не знаю. Это убивает меня. Просто дай мне знать, что с ним все в порядке.
— С Джулианом все в порядке.
— Ты так говоришь только потому, что я сказала тебе это сказать, или с ним действительно все в порядке?
Бэк выпрямился и расправил плечи.
— Орден проявил милосердие, учитывая обстоятельства того, что случилось с Бенни, благодаря Агате и Гуди. Я был там, смог рассказать о последних минутах Бенни, — он сделал паузу, вытер лоб, — И нет, Джулиан не в порядке. Джулиан — чертова развалина. Он оторвал от меня взгляд, наклонился, схватил еще один камень и бросил его в тачку.
— Он просто пытается поступать правильно по отношению ко всем. Потому что это тот, кто есть Джулиан.
Но с ним все было в порядке. Они не забрали его, и я сделала полный вдох и закрыла глаза, медленно расслабляясь.
Джона не было за его столом, когда я вошла в похоронное бюро. Чем дальше я шла к моргу, тем холоднее становился воздух. Джулиан упоминал, пока мое сознание включалось и выключалось, что дедушка будет здесь после того, как я говорила о нем во сне, что Джон хорошо о нем позаботится.
Леденящее дыхание коснулось основания моей шеи, заставив мой пульс участиться, когда моя рука толкнула холодную серебряную дверь в морг. Ровное тик-так-тиканье хромированных часов, висящих на белых цементных стенах, отдавалось от пола до потолка.
Тик-так. Тик-так. Туда-сюда. Нервирующие часы.
Я потерла шею, пытаясь унять беспокойство. Со мной в этой комнате было больше, чем просто воздух. Здесь лежали все мои спящие красавицы. И мой дедушка тоже. Мурашки поползли по коже, спрашивая, готова ли я.
Спрашивая, будет ли кто-нибудь когда-нибудь готов.
Вдоль дальней стены выстроились ряды шкафчиков для хранения вещей. Я стояла перед ним, ища имя дедушки, но не была уверена, отметил ли его Джон. Я сделала шаг назад, затем мой взгляд переместился вправо, чувствуя, как меня тянет к шкафчику в дальнем конце. Я закрыла глаза, и новый порыв дрожи пробежал по моему позвоночнику, оседая, как будто ему там и место. Как будто я привыкла терять людей, как и должно быть. Но это было не так.
Прежде чем я успела убежать, я положила пальцы на рычаг и потянула дверь назад. Мороз изнутри коснулся моего лица. Раскладушка легко выдвинулась, и на его тело легла тонкая белая простыня. Никто не должен делать это в одиночку. Никто вообще не должен был этого делать.
Я набрала воздуха в легкие и откинула простыню, и как только мой взгляд остановился на его хрупком, бледном лице, мои чувства стали бесполезными. Мои пальцы дрожали, когда я нащупала край койки, чтобы устоять на ногах. Я поймала себя на том, что киваю, пытаясь заставить себя смириться с тем, что он ушел, но я не могла, и тогда моя голова затряслась.
— Прости, — воскликнула я, наклоняясь. Мои слезы падали на простыню. У меня текло из носа, но я не мог оторвать руку от койки, чтобы вытереть его. — Дай мне еще один день, боже, пожалуйста, дай мне еще один день с ним. Мне нужно больше времени, — пробормотала я сквозь это, слезы и сопли смешались, и мои глаза затуманились. — Ты не можешь оставить меня, дедуля. Ты не можешь оставить меня! Почему ты, черт возьми, должен был бросить меня? Почему ты не хочешь навестить меня?!
Я запрокинула голову, посмотрела на флуоресцентные лампы. Я хотела услышать его голос, но больше никогда его не услышу. И я не чувствовала его. Его здесь не было! Я не могла попрощаться, и это было так больно!
— Вернись ко мне, дедуля! Ты мне чертовски нужен, придурок! Ты никогда не рассказывал мне о моей матери. Ты ни черта мне не сказал, и ты был неправ! Ты сказал, что знание правды калечит! Но незнание того, кто я есть, калечит!
Учащенно дыша, я отпускаю койку и хватаюсь за бок, чтобы сделать глубокий вдох. — Мне так жаль. Я не знаю, почему я такая, — я едва могла выдавить из себя, говоря глупости, но не могла сформировать мысли так, как они должны формироваться. Кто-то забыл некоторые детали, когда собирал меня вместе. — Я не хочу прощаться!
Я боялась снова открыть рот. Я не знала, что всплывет наружу. Обвинять его, когда я этого не хотела. Ругаться на него. Еще один душераздирающий крик. Вопль. Или какая-то чудовищная комбинация того и другого. Мои ноги подкосились, и прежде чем я рухнула на пол, пара знакомых рук подхватила меня, притянув к своей груди.
— Он не вернется, — закричала я в его рубашку, сжимая хлопок в кулаках. — Почему он не возвращается?
— Шшш… — Джулиан погладил меня по затылку, по спине. Он повел нас на пол к шкафчикам, держа меня в своих объятиях. — Смерть — это не конец. Что было, то будет снова.
Я не знала, почему он был здесь после того, что он сказал.
Я была просто рада, что он был, и крепче вцепилась в его рубашку.
— Это не может быть правдой, — сказала я, выхватывая дедушкино письмо из рук Джона. — Дедушка ненавидел оба ковена.
— Как только ты становишься членом Ковена Норвежских Лесов, ты становишься семьей, Фэллон. Всегда. Это был не выбор Бенни или Норвежского лесе, чтобы он ушел, это был союз Тобиаса и Фрейи. Это письмо было написано только в прошлом году. Он все еще хотел, чтобы его кремировали в том же месте, где кремировали его жену. К сожалению, Джавино больше нет с нами, чтобы провести церемонию, так что придется обойтись Гуди.
Я покачала головой. — Нет. Если это было то, чего хотел дедушка, я устрою ему его церемонию с Норвежским Лесом, но Кларенс Гуди не будет ее проводить. Ты это сделаешь.
— Я не верховный жрец.
— Мне все равно. От этого человека, Кларенса Гуди, у меня плохое предчувствие. Ты должен сделать это для меня. Я даже не могу думать о том, что Кларенс возглавит похороны дедушки. Нет, я не позволю этому случиться.
— Поскольку ты его ближайший родственник, я исполню твои желания. Мы проведем церемонию сегодня вечером. Есть ли кто-нибудь, кого ты хотела бы, чтобы я пригласил за пределами Ковена Норвежских лесов?
— Я не знаю. Мина Мэй?
— Хорошо, я свяжусь с Миной.
Джон постучал по стопке бумаг на своем столе, и они снова легли на место, прежде чем он повернулся в кресле, сложил их в тот же шкаф для документов, который я когда-то взломал.
— Эй, Джон?
— Ммм? — фыркнул он, держа ручку во рту.
— Джулиан будет там?
Джулиан пробыл со мной в морге целый час, прежде чем приехал Иона и привел меня в эту комнату. А потом он ушел. Все это было так коротко.
— Да, Джулиан является частью церемонии, — ответил он как ни в чем не бывало. — Если ты беспокоишься о том, что вы двое будете близки и все будут смотреть, они не будут. Священное Море, ни Орден не могут вмешиваться в наши традиционные верования или ритуалы. Они не могут наказать его за то, что он будет рядом с тобой во время похорон.
Позже тем же вечером я стояла перед зеркалом в полный рост, разглаживая белое хлопчатобумажное платье, которое достала из шкафа. Верхняя часть моих волос была заплетена во французскую косу, кончики касались грудной клетки. Я посмотрела в пол, ожидая увидеть Каспера, но его там не было. Каспер не возвращался с той жестокой ночи.
Мина Мэй забрала меня из дома на «Шевроле Вуди Вэгоне» восьмидесятых, и мы вместе молча поехали в сторону Норвежских лесов, и у меня скрутило живот. Мина шмыгнула носом, прежде чем наклонилась, похлопывая мои скрюченные пальцы на коленях, давая мне знать, что она здесь, что она рядом. Может быть, этот жест был больше для нее, чем для меня.
Машина проехала сквозь туннель деревьев, их ветви изгибались и изгибались над головой. Как только мы доехали до конца дороги, она въехала на покрытую листьями землю и припарковала машину.
— Эта дверь не открывается изнутри, ди. Мне придется зайти спереди и забрать тебя, — сказала она. Я кивнула, хотя она уже вышла из салона.
Солнце медленно опускалось за лес, разбрызгивая по небу цвета сепии, и после долгой прогулки по тихому и тусклому лесу мы прибыли. Я застыла на месте, увидев по меньшей мере двадцать-тридцать человек, которые образовали круг вокруг алтаря, все держались за руки.
Некоторых я знала мимоходом, а некоторых никогда раньше не видела. Джоли и Агата. Рен Уайлдс, мистер Хайланд и его дочь, владелица тату-салона. Оушен, бездомный человек. Еще несколько человек, но я не смогла разобрать больше ни одного имени. Женщины были одеты в платья разных цветов, на головах у них были цветочные короны. Мужчины были одеты в лесные зеленые одежды, на шеях у них висели кости и цепочки с подвесками, такие же, какие носили язычники. Здесь было тихо и спокойно. Мое сердце бешено колотилось, я не знала, куда идти и что делать. Мина стояла рядом со мной, тоже посторонняя.
Круг разорвался, когда через него прошел Джулиан, одетый только в брюки и с черепом животного, прикрепленным к его лицу. Босой, он шел ко мне с цветочной короной, свисающей с его пальцев. Его шаги бесшумно ступали по земле, и он остановился у моих ног. Из его носа вырвался вздох.
— Ты в порядке? — прошептал он, надевая корону мне на голову, его серебристые глаза метались взад и вперед от моих к макушке. Я кивнула, глядя на его острые губы, на то, как они были одинаково пропорциональны, на изгиб его носа, его подбородок, угол его подбородка, запечатлевая все это в своей памяти, не уверенная, когда я увижу его таким снова.
Он протянул руку. — Пойдем со мной.
И я вложила свою руку в его, прежде чем он повел меня обратно через круг. Я чувствовала на себе взгляды всех присутствующих, но это не был осуждающий или изучающий взгляд. Мне почти казалось, что это были взгляды восхищения, а не то, чего я ожидала.
Джулиан наклонил голову. — Это безопасное место, — заверил он меня шепотом. — Ты чувствуешь себя комфортно?
— Да, — сказал я тихим голосом и, оглянувшись, увидел Джона, стоящего за алтарем, а другие язычники стояли рядом с Джоном. Кларенс Гуди взялся за руки с другими в кругу вокруг меня, и мой взгляд проследил за линией, когда он остановился на Мине, которая освободила для себя место.
Джулиан остался рядом со мной, сжимая мою руку в своей, когда Джон прочистил горло, чтобы заговорить. Он представился и рассказал о своей должности, о владельце похоронного бюро и о том, что привело нас сюда. Он назвал мое имя, имя дедушки и поблагодарил ковен за их поддержку. Джулиан провел ладонью по моей руке, переплетая свои пальцы с моими. Затем нежно сжал мою руку, как будто он проталкивал через меня любовь.
— Мать всех нас, собери нас в свои объятия. Ты, кто знает горе потери любимого человека, пошли нам утешение. Отец и защитник стоят на нашей стороне. Ты, знающая жизнь и смерть, посылаешь нам наставления… — продолжил Джон, и я не могла оторвать взгляда от тела дедушки, лежащего передо мной. Я не заметила, когда Джон перестал говорить.
— Фэллон?
Я повернула голову на звук, и Джулиан посмотрел на меня сверху вниз светлыми серебристыми глазами. — Не хочешь ли сказать несколько слов, прежде чем мы разожжем костер?
У меня перехватило горло, а во рту пересохло. — Костёр?
— Феникс и я направим его душу в Летнюю Страну, где он будет в покое и будет ждать своего возвращения. Ты увидишь его снова. Я обещаю, — заверил он.
Я оглянулась на дедушку, размышляя о своей способности скользить между мирами — между жизнью и смертью — и о том, что мое проклятие видеть мертвых не всегда может быть надежным. Когда я стояла, сжимая руку Джулиана, а мы с дедушкой находились по разные стороны пропасти, мне хотелось верить Джулиану. Я действительно поверила Джулиану. Я верила в его веру, поскольку он говорил об этом с неизмеримым доверием.
Я подошла ближе к дедушке и наклонилась над его телом. Закрыв глаза, я поцеловала ткань там, где был его лоб, и одинокая слеза скатилась по моей щеке.
— Ты свободен, дедуля, теперь тебя ничто не удержит.
Ту же молитву, которую я произносила сотни раз до этого. — Что было, то будет снова, — добавила я шепотом. Те же самые слова, которые Джулиан сказал мне в морге.
Когда я сделала шаг назад, Джон заговорил в стихотворной форме. Когда это было произнесено во второй раз, язычники присоединились к нему. Затем, когда это было произнесено в третий раз, все в скандинавских лесах произнесли те же самые слова глубокого покоя.
Джулиан отошел от меня и встал напротив Феникса с дедушкой между ними, когда они положили ладони на его тело, мышцы на их руках напрягались, когда они нажимали. Остальные члены круга продолжили молитву, когда дедушка загорелся, а я разрыдалась.
Ночь продолжалась, тлеющие угли и искры костра поднимались к звездному небу. Я не отрывала глаз от неба, наблюдая за желтыми, оранжевыми и серыми пятнами дыма на фоне черного полотна. В какой-то момент Джулиан встал у меня за спиной. Мы вместе долго смотрели, ничего не говоря.
Во время кремации, один за другим, каждый человек пожелал мне мира и поцеловал в щеку, прежде чем уйти. Джоли и Агата обняли меня. Мина Мэй тоже, заявив, что вернется, чтобы забрать меня домой, как только кремация закончится.
Итак, я осталась там на несколько часов.
Уже за полночь.
Полые язычники и Джон тоже остались.
Было тихо.
И как только пламя погасло, Джулиан вытащил что-то из кармана. Изящная серебряная цепочка свисала с его ладони, когда он подошел к алтарю. Когда он вернулся ко мне, он надел ожерелье мне на шею. Оно было похоже на то, которое Джулиан и другие члены ковена носили на груди. Мои глаза крепко зажмурились, и как только ожерелье было надето, я схватила подвеску с прахом дедушки.
— Спасибо, — воскликнула я.
Перед уходом я с благоговением наблюдала, как Зефир взмахнул руками по бокам, создавая торнадо. Оставшийся прах дедушки унесся ветрами Зефира и по спирали поднялся к звездам.
Я люблю тебя, дедуля.