Глава 43
Фэллон
«Срочные новости! Сегодня рано утром поступило сообщение о пламени из Плетеного человека в Кресент-Пойнт. Мы не видели Пламя Плетеного человека более двенадцати лет, и мои источники говорят, что это может быть розыгрыш в канун Дня Всех Святых. Но уже ходят теории заговора о том, что тайное жертвоприношение было совершено. Что бы это ни было, правда выйдет на свет. Ничто в Воющей Лощине не похоронено навсегда, — Фредди торжественно вздохнул. — Несмотря ни на что, Бал Прюиттов все еще состоится сегодня вечером. Завтра начинается Самайн. С вами Скорябщий Фредди, а это ваши Дейли Холлоу в пятницу утром. Увидимся в полночь, ведьмы, и помните, никто не в безопасности после трех часов ночи».
Новости пронеслись сквозь мой пустой сон, разбудив меня. Я вскочила с кухонного стула, пробежала через гостиную и протиснулась через заднюю дверь. Мой шаг не останавливался, пока кончики пальцев ног не коснулись края обрыва, и я откинулась назад, чтобы удержать равновесие.
Я прикрыла рукой прищуренные глаза и увидела вдалеке клубы дыма, затуманившие утреннее небо в дальнем конце города, где стоял Плетеный Человек. Мое сердце содрогнулось, но я не могла заставить себя поверить, что с Джулианом что-то случилось.
Нет, он сказал, что найдет меня. Сегодня вечером. Может быть, это была шутка, как сказал Фредди. Розыгрыш… или Кэрри Дрисколл.
Кэрри Дрисколл мертва, напомнил мне мой мозг. Да, вполне возможно, что язычники помогли Джулиану сжечь Кэрри в Плетеном человеке. Для Равновесия. Джулиан нашел способ сохранить равновесие. Из-за того, что она заставила его сделать.
Мое сердце успокоилось, и я нервно выдохнула, но это все равно не стерло воспоминания о прошлой ночи.
Джулиан сломал ей шею. Постфактум. По какой-то странной причине его лицо не убило ее, и он все равно сломал ей шею, так и не дав ей шанса что-либо объяснить. Я не могла винить Джулиана за то, что он был так зол после того, что она так долго с ним делала, заставляя его убивать всех тех людей, но была причина, по которой она хотела, чтобы я была здесь, хотела моей смерти, и часть меня чувствовала, что теперь я никогда не узнаю.
Кэрри была мертва, и моя голова гудела от вспышек воспоминаний. Она преследовала меня в лесу. Она хотела убить меня. Почему? Моя голова кружилась от всех неизвестных возможностей, пытаясь соединить точки и заставляя точки соединяться, создавая прямые формы, у которых не было названий, как созвездия в моем пустом черепе. Кэрри была в Священном Море, и Священное Море подталкивало меня присоединиться к ним с тех пор, как я приехала.
Может быть, это были они с самого начала. И теперь я никогда не узнаю наверняка.
Я хотела разозлиться на Джулиана за то, что он никогда не давал мне шанса найти ответы, я должна была злиться на него, но я не злилась. Я никогда не видела его таким… обезумевшим, таким безнадежным. Это был первый раз, когда я увидела в нем хоть каплю страха.
Он был чем-то хрупким, но все же чем-то таким темным. Обезоруживающий. Оксюморон чернил и слоновой кости. Свирепая тварь, полная отчаяния, держащая триумф в горле. И когда он смотрел на меня, стоя на четвереньках, погруженный в свою войну, я впервые увидела это. Его серебряные глаза наполнились любовью сразу после того, как он держал смерть в своих объятиях. И, может быть, именно это сделала с ним любовь, тяжелая штука, которая поставила его на колени, обвила его позвоночник, наполнила его легкие морем, пока он не перестал дышать. Может быть, любовь к искусственному монстру была отягощена магией и скорбью.
Но город сделал это с ним.
Все превратили его в монстра, но боялись его, когда его нельзя было сдержать.
Солнце нырнуло в океан, разбрызгивая свои краски по водам. Налетел холодный ветер, и я отступила на шаг от края, повернулась, чтобы вернуться в дом. Мои глаза были тяжелыми, но я никак не могла больше заснуть.
«После бала я найду тебя», — были слова Джулиана.
Ежегодный бал Прюиттов? Означало ли это, что он будет там? Неужели он ожидал, что я тоже пойду? Кэрри приходила ко мне домой несколько дней назад, настаивая, чтобы я пошла. Это должно было быть как-то связано, что-то, о чем Джулиан мне не говорил, что имело отношение к Кэрри Дрисколл.
Я быстро приняла душ, переоделась в толстовку, джинсы и пару черных кожаных мокасин. Мне нужно было чем-то занять свой разум. Я не могла думать о вещах, которые в данный момент были вне моего контроля. Таких вещах, как Кэрри Дрисколл, то, что произошло прошлой ночью, и решимость Джулиана вытащить меня из леса. Вместо этого я сосредоточилась на том, что могла контролировать, например, на собственности Моргана. Я была последней живой Гримальди и Морган в Воющей Лощине, и мне предстояло выяснить, что мне делать с домом и всей историей, которая здесь жила.
Я дошла до конца участка и достала почту из почтового ящика, сунула конверты в рюкзак, когда остановилась.
Затем я посмотрела налево, где была посыпанная галькой подъездная дорожка. Черная «Интегра» Джулиана, на которой я приехала сюда прошлой ночью, исчезла. Как она исчезла, когда ключи были у меня в доме?
Я не ездила на мини-купере с тех пор, как отвезла дедушку к доктору Морли. По какой-то причине мне казалось неправильным ездить на нем по Воющей Лощине. Это больше не было похоже на меня. И поскольку с двигателем скутера все еще что-то было не в порядке, я совершила двухмильную прогулку в город, где тротуары и улицы были окрашены в цвет дуба и огня. Углы витрин были затянуты паутиной, а дети перескакивали от двери к двери в костюмах ведьм и остроконечных шляпах, держа в руках матерчатые мешки, наполненные конфетами.
Хэллоуин для жителей равнин уже начался, и жители приветствовали друг друга так, как будто это был лучший месяц в году, стоя под улыбкой солнца, чтобы почувствовать его тепло. Впервые Воющая Лощина ощущалась живой, никто не знал о том, что произошло в лесу прошлой ночью.
В конце концов, был октябрь. Октябрь был поэзией сам по себе, где умирающие листья были цветами, а холод покусывал твою плоть, как укус любовника.
Прозвенел колокольчик, когда я вошла в закусочную Мины Мэй. Я заметила ее в дальнем углу, она принимала заказы от трех старушек, у которых были все последние новости и сплетни Воющей Лощины. Они всегда сидели на скамейке перед беседкой в своих винтажных шляпах и платьях цвета пасхальных яиц, показывая друг другу, смеясь и предаваясь воспоминаниям. Я подслушала, как они упрекали Мину в дружбе с врагом. Что-то насчет смены марки сиропа, от чего Мина отказалась.
— Я использую один и тот же сироп уже около сорока лет, Герти, — засмеялась она, — Ты сошла с ума.
Я села, чувствуя, как в груди потеплело при звуке того, что обычно говорил дедушка, и уткнулась носом в меню, пока Мина не подошла ко мне.
— О, Фэллон, дорогая. Ты здесь.
Мина сдула с глаз непослушную седую прядь.
— Ты видела, как они выстроились на конкурс по вырезанию тыкв?
— Да, я видела. Это невероятно, — я выглянула в окно, проверяя, узнала ли я толстую тыкву Киони. — За кого ты голосуешь?
— Ах, хорошая попытка, но я не могу тебе этого сказать. Здешние люди относятся к этому серьезно, так что я бы не стала выходить и ставить два цента. Уже ходят слухи, что все это подстроено, и мы не можем потерять традицию…Но не забудь проголосовать, — быстро добавила она в конце, подмигнув мне.
— Что у тебя, дорогая?
— На самом деле я пришла не для того, чтобы поесть. Я хотела спросить тебя о доме Бенни. Ты знаешь, с кем мне нужно поговорить об этом?
— Что ты имеешь в виду?
— Я не знаю, что делать с ним или с другими вещами.
— Что с этим делать? Это всё твоё, дорогая. Если тебе нужен душевный покой, ты можешь спросить Джона. Он занимается большинством записей в городе. Я думала, ты знаешь. У него есть завещания. Да, знаешь, пожелания. Твоего отца, матери и Бенни.
Моя грудь сжалась.
— В самом деле? Завещание моей матери?
Я покачала головой:
— Я не знала, что оно есть.
— У каждого должно быть есть, — сказала она, наклонив голову, и я откинулась на спинку стула, когда мои руки скользнули по столу.
— Если хочешь, я могу как-нибудь помочь тебе по хозяйству.
Я кивнула, глядя прямо перед собой, задаваясь вопросом, хотела ли я увидеть завещание своей матери. Это выглядело как вторжение в частную жизнь. Я не знала ее так, как знал весь город. Я всегда задавалась вопросом, любила ли она меня когда-нибудь. Пока я не увидела ту фотографию, на которой она держала меня на руках, когда я родилась. Ее лицо говорило «да», но потом я забрала ее жизнь. Так вот почему она никогда не навещала меня?
— Да, Мина, мне бы очень пригодилась твоя помощь, — я прочистила горло, снова перевела взгляд на нее. — Я не знаю, что важно сохранить, а что не важно. Может быть, устроить распродажу вещей или что-то в этом роде.
— Ага, распродажа звучит здорово. Мы обо всем позаботимся, не беспокойся, — она похлопала меня по руке, — Но я должна спросить, Фэллон, ты собираешься уезжать? Не говори мне, что ты покидаешь нас…
Улыбка озарила мои щеки, и я покачала головой.
— Как там говорится? Можно вытащить девушку из Воющей Лощины, но Воющую Лощину из девушки не вытащишь.
Я рассмеялась.
— Все эти годы этот город всегда был моим домом. Я могу с уверенностью сказать, что я дома, и я никуда не уеду.
Мина улыбнулась, ее глаза заблестели.
— Хорошо, потому что мы бы не отпустили тебя, даже если бы ты захотела.
По пути с Городской площади я отдала свой голос. Не было никаких имен о том, кто вырезал тыквы, но все тыквы выстроились вдоль беседки со своими уникальными слоганами. Я сразу поняла, какой из них принадлежит Киони, так как помогала ей. Детали, которые она добавила, были безупречны. На тыкве были изображены два лица, одно наполовину красивое, другое искаженное и уродливое. Под ним табличка с надписью: «Парадокс человека-чудовища».
Пройдя через прихожую, я бросила ключ от дома в чашу у входной двери и сложила рядом с ней стопку почты, когда мое внимание привлек хрустящий конверт цвета слоновой кости. Мои пальцы вытащили его из стопки, и я посмотрела на обложку. Это было от Прюиттов. Почерк был изящным и принадлежал другому времени.
Я разорвала печать Священного Моря и достала приглашение на ежегодный бал Прюиттов. Завиток по краям был маслянистого темно-синего цвета, который на свету переливался более ярким оттенком. В этом году темой был бал-маскарад, который должен был начаться в полночь. Требуется коктейльный наряд.
Джулиан будет там. Я должна была пойти.
Я бросила приглашение на длинный стол у стены, повесила сумочку и прошла в гостиную, где свернулась калачиком в дедушкином кресле и открыла «Томми Нокерс», чтобы почитать, когда комфорт погрузил меня в крепкий сон.
Когда я проснулась, в доме было темно. Пробили дедушкины часы, и кто-то постучал в дверь. Я завернулась в дедушкино одеяло, протирая глаза по пути к входу. Навязчивая песня зазвенела у меня в ушах, когда я открыла дверь.
— Пожалуйста, скажи мне, что ты идёшь, — выпалила Мандэй, собравшись с духом.
Мой взгляд проследил за ее силуэтом.
— И тебе привет.
Она проигнорировала меня, протиснулась мимо, держа в руках пакеты и бигуди в волосах.
— Я схожу с ума, — захныкала она. — Это мой первый раз, когда я иду на бал Прюиттов в качестве наполовину члена Священного Моря, и я не пойду без тебя.
Она развернулась, оглядела меня с ног до головы.
— Только не говори мне, что ты заставишь меня делать это в одиночку. Фэйбл уезжает со своими сестрами, а у меня никого нет. О, боже мой, мне придется поговорить с Августином Прюиттом. Нет, Фэллон, ты должна пойти.
— Я не понимаю, почему ты так нервничаешь, но я пойду с тобой, — сказала я, помогая ей с некоторыми пакетами.
Я все равно собиралась идти и отчасти испытала облегчение от того, что она была здесь, так что мне не пришлось идти одной. Я никогда не была из тех, кто держит обиду. Мандэй была искренна, никогда не ожидая, что все пойдет так, как пошло. Единственное, в чем была виновата Мандэй, так это в своей настойчивости. Я не могла винить ее за то, что случилось с дедушкой, когда ее там даже не было. Поскольку я остаюсь, может быть, нам было бы полезно начать все сначала и перестроиться с нуля. На этот раз с честными намерениями.
— Давай, мы можем подготовиться наверху, в моей комнате. Я сделаю тебе макияж, потому что эти тени для век ужасны.
Мандэй откинула голову назад и издала стонущий звук, смешанный с облегчением. — Спасибо, — добавила она, затем последовала за мной вверх по лестнице в мою спальню.
Был час до полуночи, и я стояла в ванной, нанося макияж, пока Мандэй разговаривала со мной из моей спальни. Жар от плойки для волос превратил ванную в печь, из-за чего мои свободно завитые волосы прилипли к затылку и коже, свисая вокруг бедер. Я наклонилась вперед и накрасила ресницы, прежде чем закрыть тушь и размазать черное пятно в уголке.
— У тебя все еще есть этикетки на половине одежды — триста долларов! — воскликнула она из моей спальни. — Фэллон, с какой стати тебе покупать свитер за триста долларов?!
— Убирайся из моего шкафа, — крикнула я в ответ, потому что она бы не поняла.
В течение многих лет я думала, что шмотки и внешний вид — все это поможет мне завести друзей. Если бы я не выглядела как труп, возможно, люди в Техасе не считали бы меня фриком. Если бы я научилась краситься и носила правильные вещи, я могла бы завести друзей помимо призраков, которые посещали меня. Это никогда не срабатывало, и моя страсть к моде только росла. Ничто не могло передать то, что я чувствовала, когда накидывала свитер на плечи, и то, как это заставляло меня чувствовать себя защищенной, когда я была открытой и уязвимой.
И в Воющей Лощине у меня наконец-то появились пару друзей
Мандэй все еще возвращала мне доверие…
— Ты знала, Адора шьет всю одежду для бутика, — продолжила Мандэй, — она действительно талантлива и может легко сшить это или все, что ты захочешь, на самом деле. И за гораздо меньшие деньги. О, Фэллон! Смотри!
Когда я выглянула из-за двери ванной, Мандэй стояла посреди моей спальни, держа перед собой платье.
— Ты должна надеть это!
Я стояла неподвижно, выпуская застрявший в груди воздух.
Платье было прекрасным. Смесь белого материала. Кружево, шифон и шелк. Вырез был глубоким V-образным, доходящим почти до пупка.
Я ахнула.
— Это твое?
Мандэй покачала головой.
— Ты можешь поверить, что я нашла это в глубине шкафа?
Она повернула платье лицом к себе, и спина была такой же красивой.
— Ты думаешь, это твоей мамы?
И этот комментарий ударил меня в грудь, выбив воздух из моих легких.
Моей матери. И вдруг это вспыхнуло у меня перед глазами. Я гнала от себя мысль о том, что моя мама могла бы остаться в этой комнате, спать в этой кровати. И сейчас она могла бы надеть платье, которое держала в руках Мандэй.
— Если ты не наденешь его, это сделаю я, — продолжила Мандэй, заполняя мое молчание.
— Нет, — я шагнула вперед, взявшись за края и развернув его веером перед собой, — я хочу его носить. Я просто, я не знаю. Это так красиво, и у меня никогда не было ничего, что принадлежало бы ей.
— Я надеялась, что ты это скажешь… потому что мои сиськи ни за что не поместятся в это платье.
В полночь мы с Мандэй стояли у моей входной двери. Толстая белая луна висела прямо над головой, и повсюду царила тьма. Платье моей матери облегало мое тело, как вторая кожа, а платье Мандэй отливало золотом до самых ног. Что-то, что носила бы греческая богиня, с подходящей лентой вокруг лба.
— Хорошо, — сказала она, отряхивая руки.
— Мы готовы.
— Мы готовы, — согласилась я.
Тишина.
Ухнула сова.
— Мы просто пойдем туда пешком? Я имею в виду… мы точно не можем кататься на скутерах в этих платьях.
Мандэй повернулась ко мне.
— Я не думала об этом.
Снова тишина.
— Мой скутер сломан. Нам обеим пришлось бы поместиться на твоем.
Мандэй рассмеялась.
— Да, хорошо… потому что это сработало бы.
Как только она это сказала, в голову пришла идея. Я сняла туфли на каблуках, держа их в руке, когда летела вниз по ступенькам крыльца к гаражу.
— Куда ты идешь?
— Мы могли бы взять мой мини-купер, но сначала я хочу проверить одну вещь.
В гараже стояла машина под навесом. Раньше у меня не было времени проверить, работает ли она, но проверить стоило. Я взялась пальцами за ручку внизу и потянула дверь гаража вверх. Она откатилась и с грохотом ударилась о крышку!
— Это не то, что я думаю, не так ли? — услышала я вопрос Мандэй, когда открывала машину.
— Ни за что. Нет. Я не могу в это поверить.
Под белым покрывалом стояла черная винтажная машина. Я стащила пыльное покрывало в кучу в углу, вытерла руки.
— Таинственный-мобиль.
Мой взгляд метнулся к ней.
— Какой мобиль?
Мандэй прижала руку к груди, когда подошла к машине, обошла ее.
— Каждое зимнее солнцестояние эта машина участвовала в параде, раздавая детям бенгальские огни перед костром. Никто не видел ее уже много лет. Боже, может быть, прошло лет пять?
Она покачала головой, как будто в изумлении.
— Все это время это был Бенни… Я не могу в это поверить. Ворчун Бенни был человеком в Таинственном-мобиле.
Я посмотрела на винтажный «Фантом». Мы не могли говорить об одном и том же человеке.
— Мой дедушка?
— Посмотрим, заводится ли. Ты понимаешь, насколько это удивительно? Явиться на бал Прюиттов в Таинственном-мобиле? Культово.
— Не надейся, — предупредила я ее, открывая дверцу машины. Я села на водительское сиденье, поискала ключ, потом он упал мне на колени, когда я опустила козырек. Мандэй села рядом со мной. Я бросила на нее последний взгляд, прежде чем вставить ключ в замок зажигания. Повернула его.
Машина загрохотала у наших ног, и Мандэй взвизгнула.
— О, все это очень похоже на Золушку.