Глава 7
Фэллон
«Каждый прожитый день — хороший день, вот что скажу я вам. Но в воздухе витает что-то такое, от чего даже у меня мурашки бегут по коже. Может быть, это надвигается шторм, так что будьте осторожны сегодня на воде, дикие псы. Я знаю, знаю, никакая буря вас не удержит. Но эй, как угодно вашей душе, — он сделал паузу, чтобы усмехнуться, — И это ваши утренние Дейли Холлоу с Фредди. Давайте начнем субботу с хорошей музыки…» — объявил Фредди, прерывая наш с дедушкой разговор.
Дедушка проворчал, его челюсти грызли зубные протезы, которые едва держались.
— Это потому, что окно в твоей комнате выходит на восток. Может быть, тебе стоит переехать в другую комнату дальше по коридору, — ответил он, но я с трудом верила, что мой ночной кошмар имел какое-то отношение к направлению, в которое выходило мое окно.
— Я думала, ты не веришь во всю эту чушь мумбо-юмбо, — игриво сказала я, сидя напротив него с теплой кружкой в ладонях, и кошмар все еще не выходил у меня из головы.
Дедушкины глаза встретились с моими поверх оправ его бифокальных очков.
— Я закончил разговаривать с тобой на сегодня.
— Да, да.
Я встала, когда хлеб выскочил из тостера. Я отщипнула тост от горячих краев корочки и бросила его на тарелку. Прошлой ночью я оставила свой скутер в Вуду и остаток пути домой прошла пешком. Слова Кейна о том, что «Морганы — священная морская территория», засели у меня в мозгу. Морганы были чьей-то чужой территорией? Территория.
Когда Кейн произнес это слово, мне показалось, что он связал мои руки вместе. Дрожь пробежала по моему позвоночнику до задней части шеи. Территория. Одно-единственное слово не покидало меня всю дорогу домой, и прошлой ночью мне снился сон, который я отчаянно желала стереть из памяти. Кровь, чернота и душераздирающие крики — что эти дети сделали со мной семнадцать лет назад. Мой большой палец с тревогой крутил кольцо настроения вокруг безымянного пальца.
— Лунное дитя, — голос дедушки прервал мои мысли. — Мой тост.
Я опустила взгляд и увидела, что тост уже лежит на тарелке и ждет, когда я намажу его маслом. Я перевела дыхание и вытащила нож из ящика стола.
— Ты знаешь что-нибудь о папином семейном древе и Священном Море? — небрежно спросила я, намазывая тост сливочным маслом.
Дедушка откинулся на спинку стула и уронил карандаш, кроссворд был далеко не закончен. Он никогда не встанет из-за стола, пока это не произойдет.
— Я знаю — многое о многом здесь. Почему ты спрашиваешь о Священном Море?
Я слизнула каплю масла с большого пальца и положила вилку в раковину. Подойдя к нему, я продолжила: «Прошлой ночью я встретила кое-кого. Он сказал что-то о том, что Морганы являются Священной Морской… территорией, — это слово нелегко слетело с моего языка. Оно застряло у меня в горле, как будто мой разум отказывался произносить это слово вслух.
Кейн в мгновение ока превратился из незаинтересованного в чрезмерно заботливого. Он предпочел бы увидеть, как я упаду на землю, чем позволить язычнику приблизиться ко мне.
Территория… в ловушке.
Я вернулась на свое место, наклонилась над столом, упершись локтем в край, и моргнула, глядя на него.
— Что это вообще значит?
Старик склонил голову набок и посмотрел в окно на море, его челюсть скрипела. В этих усталых глазах покоился музей истории, тайн и теорий заговора. Когда его взгляд вернулся ко мне, он нахмурил брови.
— Что ты уже знаешь?
Мои губы двигались быстрее, чем я намеревалась.
— А что ты знаешь?
— Я спросил тебя первым.
Его упрямство было сверхъестественным, даже комичным, но сейчас было не время смеяться. Мы уставились друг на друга в тупике, и ни один из нас, Гримальди, не отступил.
Но через несколько секунд я сдалась первой.
— Когда я была маленькой девочкой, — начала я говорить, затем сделала паузу, чтобы найти правильные слова, обдумать это. Я отвела от него взгляд и ущипнула шов своего кардигана овсяного цвета, накинутого на колени.
— Я спала весь день и не спала по ночам. Мариетта называла меня Лунное дитя. Я тоже думала, что в этом была причина. Потому что я «Просыпалась и засыпала при луне», — говорила она, — я снова посмотрела ему в глаза, — Она рассказывала мне истории, дедушка. О Воющей Лощине, Скандинавских Лесах и Священном Море. Некоторые я до сих пор помню, некоторые настолько расплывчаты, что кажутся сном. Но я думала, что это просто истории. Я ничему из этого не верила, пока не начала получать твои письма. Потом я приезжаю сюда, и Воющая Лощина реальна. Папа был членом ковена! А моя мама… Моя мама, я до сих пор даже ничего о ней не знаю, но этот город знает. Кажется, все знают все, кроме меня. Все, что я знаю, — это смутные воспоминания об этих сказках на ночь, которые рассказывала мне моя няня.
Жесткий взгляд дедушки встретился с моим, и между нами повисла долгая пауза.
— Скажи мне, что это значит, — взмолилась я.
— Ты не должна болтаться вокруг пижонов, у которых рукопожатие как мокрый носок, — выплюнул дедушка, и его бледные щеки покраснели. — Тебя вообще не должно быть здесь! Ты задаешь слишком много чертовых вопросов, прямо как твоя мать. И я собираюсь сказать тебе то же самое, что сказал ей. Это бремя, которое приходит вместе с познанием правды. Она тяжелая и калечащая, за нее приходится платить. Не задавай вопросов, я не готов к ним.
— Ты никогда не говоришь о моей маме. Ты никогда не хочешь говорить ни о чем важном, — заметила я, и мне было ненавистно, что мой голос звучал как у плаксивого ребенка, которого оставили на скамейке запасных. — Почему у меня такое чувство, что все что-то скрывают от меня? Вы с папой, никто не хочет говорить о…
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь!
Его голос был резким, а глаза широко раскрытыми. — Тобиас забрал тебя, чтобы защитить. Лучшее решение, которое принял этот балбес!
Мое лицо скривилось от удара, так как дедушка плохо отзывался о моем покойном отце. Отец, который никогда не навещал дочь, которая могла видеть мертвых, когда его дух был единственным, кого я искала в каждой комнате, в которую входила.
Я прикусила внутреннюю сторону щеки и пропустила глупый комментарий мимо ушей.
— Что это значит, что я территория Священного Моря, Бенни? — повторила я, на этот раз строже — скорее как взрослая, чем ребенок. Я поняла, что это была моя последняя надежда вытянуть что-нибудь из этого человека.
— Это все равно не имеет значения! — крикнул он. — Хочешь знать, почему?
— Почему?
— Потому что, хотя ты и Морган, ты также Гримальди! Да, моя кровь, моя внучка, — наконец-то впервые сказал дедушка с проблеском сострадания в чертах лица, его щеки и пальцы дрожали. — Да, ты ничья территория, Лунные дитя!
Мой Мини-купер проехал мимо окна гостиной, выходящего на улицу, привлекая мое внимание.
— Что это? — встревоженно спросил дедушка. Я встала из-за маленького столика на кухне, когда дедушка заерзал на месте, как будто собирался встать, но мы оба знали, что он этого не хотел. Разгадывание кроссворда еще не было закончено.
— Кто-то пришёл.
Я прошла через гостиную, вытягивая шею, чтобы посмотреть в окно на подъездную дорожку. Моя машина была припаркована на гравийной подъездной дорожке. Босиком я спустилась по ступенькам крыльца. Черные тучи надвигались с востока над Атлантикой, и воздух был насыщен туманом. Надвигалась буря.
Я прищурила глаза, прикрывая их рукой, чтобы волосы не попадались мне на глаза. Мини Купер долго стоял на холостом ходу на подъездной дорожке, прежде чем дверь распахнулась.
Ботинки приземлились на гравий, и мои глаза скользнули по черным брюкам и пальто. Густые льдисто-черные волосы развевались от надвигающегося шторма, когда он повернулся ко мне лицом. С жидким дымом в глазах взгляд Джулиана встретился с моим сквозь угрожающий ветер.
Джулиан Блэквелл был на моей подъездной дорожке.
Арктический холод пронесся мимо меня, и я плотнее запахнула кардиган на груди, пытаясь прикрыть майку и живот.
— Что ты здесь делаешь?
Когда слова покинули меня, я почувствовала себя глупо из-за того, что задала этот вопрос. Он всего лишь возвращал мою машину. Машину, которую починил.
Джулиан шел по дорожке ко мне, держа одну руку в кармане, а другой сжимая в ладони мои ключи. Каждый шаг, который он делал, его глаза оставались на моих и никогда не скользили вниз по моему телу, мимо меня или вокруг меня. Тупик. Он остановился всего в нескольких дюймах от меня, и мне пришлось поднять голову, чтобы увидеть его закрытое лицо. Он мог легко протянуть руку и дотронуться до меня, но в этом не было необходимости. Его пристальный взгляд пронзил мою кожу, схватил мою душу и нежно ласкал ее. За стенами его безумной иллюзии скрывалась безмятежность — ложное заточение в стране чудес, в которой я хотела побродить. Место, в котором я могла бы заблудиться.
— Твои ключи, — заявил он, протягивая их между нами с каменно-холодным взглядом.
Я протянула ладонь, когда он опустил их мне в руку, физически не прикасаясь ко мне и удостоверяясь в этом. Затихшая песня вздохов отсчитывала следующие несколько секунд, никто из нас ничего не говорил и не пытался пошевелиться.
Затем из открывшейся двери донесся громкий стук, похожий на звук бьющегося стекла, и глаза Джулиана моргнули один раз, прежде чем оторваться от моих.
Мое сердце упало, когда меня осенило. — О боже мой, дедуля!
Мои ноги быстро поднялись по ступенькам и вошли в парадную дверь.
Дедушка неподвижно лежал на кухонном полу, его окружала разбитая тарелка, а шляпа соскользнула с его лысеющей головы на пол. Мои глаза выпучились, паника пронзила мою грудь.
— Дедушка! — закричала я, подбегая к нему. Я рухнула на колени рядом с его телом.
Его глаза были закрыты. Мои горели. Он не двигался.
Что мне делать, что мне делать, что мне делать… Мой разум был в смятении, мое сердце осталось где-то снаружи, вероятно, унесенное ветром.
Появился Джулиан, присел на корточки возле головы дедушки и прижал два пальца к его шее.
— Отойди от него! — крикнула я, толкая его в плечо. — Не прикасайся к нему!
Джулиан схватил меня за запястье, и я замерла. — Он все еще дышит, — сказал он ровно, его голос был грубым и отстраненным. — Я позвоню доку.
Его пальцы по-прежнему крепко сжимали мое запястье, его пристальный взгляд удерживал мой.
Джулиан метнулся взглядом между моими испуганными глазами, затем переместил мою руку на шею дедушки и положил пальцы на его пульс.
— Ты чувствуешь это?
Легкое постукивание дедушкиного пульса коснулось моих пальцев, и я кивнула, слезы текли по моему лицу, мои губы дрожали.
— С ним все будет в порядке. Держись за его сердцебиение.
Джулиан вскочил и исчез за моей спиной, схватив домашний телефон со стены.
— Я прямо здесь, дедуля. Не смей умирать, слышишь меня? Слезы брызнули сквозь мои слова, и я сделала более ровный вдох, когда его пульс забился под моими двумя пальцами под его тонкой, как бумага, кожей.
— Это все моя вина, — крикнула я всем, кто слышал. Духи, которые следовали за мной, дедушка, Джулиан.
— Мне не следовало так сильно давить на тебя. Мне не следовало тебя расстраивать. Мне так, так жаль.
Все мои слова вывалились наружу, одно за другим. Дедушка был болен, и я так разозлила его, потому что задавала слишком много чертовых вопросов.
— Это все моя вина.
Дедушкины глаза открылись, и с его губ сорвался сдавленный стон. Я подползла ближе.
— Ты в порядке.
Я вздохнула с облегчением, когда он пришел в себя, еще одна слеза скатилась из уголка моего глаза.
Дедушка заерзал на полу, и его испуганный взгляд метнулся по кухне.
— Не двигайся, Бенни. Док идет, — заявил Джулиан из-за моей спины.
Доктор Морли не торопился проверять жизненные показатели дедушки и его голову. Дедушка сидел в обеденном кресле, свирепо глядя на Джулиана, который не отошел от стойки.
Док вынул градусник изо рта дедушки.
— У тебя температура под сотню. Я же сказал тебе оставаться в постели. Ты продолжаешь перенапрягаться, тебе никогда не станет лучше.
Доктор Морли был странно высоким. Он был почти семи футов в полный рост, что делало его самым высоким мужчиной, которого я когда-либо видела, — крупное костяное тело. Его коленные чашечки выпирали, даже когда он стоял, локти тоже, даже когда руки были выпрямлены. Низ его брюк доходил прямо до икр, рукава доходили до предплечий.
— Клоуны. У меня закружилась голова, вот и все, — пробормотал дедушка. — Нет необходимости во всей этой драматизации.
— Хоть раз послушай его, дедуля.
Ветер завывал вокруг дома, а дождь барабанил в кухонное окно. Здесь была гроза, небо почернело поздним утром, и в доме мерцали огни.
— Завтра, — начал доктор Морли, поднимаясь на ноги, — приходите ко мне, чтобы мы могли провести больше тестов в офисе. Я буду лучше экипирован.
Он посмотрел вниз на дедушку, чьи брови были сдвинуты вместе и опущены вниз. — Если я могу чем-то помочь, лучше сейчас, пока не стало слишком поздно.
Дедушка сжал губы в жесткую линию, не произнося ни слова. Пока доктор Морли не вышел. Как только дверь за доктором закрылась, дедушка больше не мог сдерживаться.
— Герцог конечностей — не что иное, как идиот.
— Дедушка!
— Я должен идти, — пробормотал Джулиан.
— Чертовски верно, ты должен идти, — бурлил дедушка сквозь свои виниры. — И ты, Язычник. Держись подальше от моей внучки.
Джулиан оттолкнулся от стойки и прошел мимо меня, не сказав ни слова и не взглянув в мою сторону.
Звук закрывающейся входной двери за Джулианом отозвался эхом, и я вскочила на ноги, чтобы побежать за ним.
— Куда ты идешь, Лунное дитя? — крикнул дедушка. — Тебе лучше держаться подальше от этих язычников… Держись подальше от Блэквелла… Ты меня слышишь?… Глупая девчонка.
Мои ноги двигались быстро. Я распахнула входную дверь и сбежала по ступенькам, когда дождь обрушился на меня, промочив волосы и одежду, сильный ветер бил меня со всех сторон. Прищурившись, я заметила Джулиана, идущего по подъездной дорожке с опущенной головой.
— Эй, подожди
Джулиан обернулся на звук моего голоса. — Что ты здесь делаешь? — прокричал он сквозь шум дождя, возвращаясь по подъездной дорожке. Мои глаза остановились на цилиндрической подвеске, висевшей у него на шее, когда она раскачивалась взад-вперед.
— Возвращайся внутрь!
Он указал на дом позади меня, его густые черные волосы промокли и прилипли ко лбу.
— Ты собираешься идти всю дорогу домой в этом? Нет, позволь мне отвезти тебя!
Ветер был сильным, угрожая сорвать с нас одежду, сорвать волосы со скальпов. Дождь врезался в нас, намереваясь пронзить нашу плоть насквозь. Он никак не мог в этом дойти домой пешком. Прогремел гром, звук пробежал по моему позвоночнику, и я слизнула капли дождя с губ, шагая по мокрой траве к нему, где он стоял, как статуя. Рубашка под промокшим пальто прилипла к острым выступам его торса. Дождь стекал с кончиков его волос на глаза.
— Пожалуйста, позволь мне отвезти тебя. Это меньшее, что я могу сделать!
Джулиан покачал головой, стирая расстояние между нами, и наклонился губами к моему уху. Он завис там на мгновение. Я слышала звук его дыхания у себя в ухе, подыгрывающий шлепанью ледяного дождя.
— Я лучше пойду домой в этом, чем буду замечен с тобой.
Его впалые глаза поднялись на мои, и дождь капал с его длинных черных ресниц.
Мои глаза застыли перед расплывчатой картиной серой бури, не мигая и все еще переваривая его слова.
Джулиан покачал головой, повернулся и спустился с холма обратно к улице.
И дождь хлестал по мне, пока я смотрела, как он уходит.