— Да, но… до момента победы революции, — ответил Селянинов.
— Это забавно! — рассмеялся Владимир. — Может, будете так добры и проясните детали столь необычного предложения?
— С этой целью я и прибыл сюда, — ответил серьезным голосом парень. — Центральный комитет социалистов-революционеров будет сотрудничать с вами до момента свержения династии, отмены монархии и экспроприации земли. Он будет помогать вам в урегулировании жизни трудящегося пролетариата, но взамен требует не вмешиваться в политику крестьянства. Потому что у него имеются свои идеалы и традиции…
— Традиции мелких буржуев, худших, чем крупные, потому что крестьяне пассивны и невежественны! — перебил его с воодушевлением Ленин.
Селянинов глубоко заглянул в горящие зрачки Владимира и с нажимом повторил:
— У крестьянства есть свои классовые идеалы и традиции! Наша партия способна превратить эти сто миллионов людей в самую мощную часть общества, которая будет руководить дальнейшими судьбами России.
— Вы хотите крестьянской, мелкобуржуазной революции, а мы должны проливать за нее нашу кровь, чтобы навесить себе новое ярмо, и кто знает, не более ли тяжкое и трудное для свержения?
— Мы поможем вам установить справедливость, — воскликнул Селянинов.
— Нет! Справедливость воцарится тогда, когда ее установим мы — трудящийся пролетариат! — взорвался Ленин.
— Погибнете! — прошептал парень. — Рано или поздно стихийная сила людей от земли сметет вас, как принесенные из чужого края сухие листья!
— Очень поэтичное сравнение, но совсем неубедительное! — рассмеялся Ленин издевательски. — Мы сами справимся с этими ста миллионами невежественных, жадных людей. Est modus in rebus, товарищ!
— Трудное задание! — улыбнулся Селянинов. — Вы не закончили латинский текст, Владимир Ильич, а может, вы его не знаете? Римский поэт дальше сказал: «sunt certi denique fines, quod ultra citraque nequit consistere rectum!» Неизменная правда всего дела, товарищ, находится в любви к земле, орошенной собственным потом! Мы никому ее не отдадим! Я говорю о русской земле, где на протяжение веков поколения предков переворачивали пласты почвы и вспахивали борозды!
Ленин шипящим голосом сказал:
— Мы эти ваши сто миллионов разделим на три-четыре течения и бросим на борьбу друг с другом! Велик и мудр этот принцип: «divide et impera!»
— Погибнете! — повторил с нажимом Селянинов.
— Доведем наш план до конца! В России победит социальная революция.
— Погибнете! — раздался, как эхо, горячий шепот.
— Победим! — ответил шипящий голос.
— Вы не принимаете нашей помощи и наших условий?
— Нет! И еще сто раз нет! — крикнул Ленин и с размаху ударил посохом о камень. Дерево треснуло, а наконечник зарылся в глубоком песке и дорожной пыли.
— Так же произойдет и с вами! — заметил Селянинов. — Ваше оружие рассыплется, и земля накроет его.
— Не играйте предрассудками, товарищ! — возмутился Ленин.
— Запомните хорошенько сегодняшний случай с посохом и мои слова! — произнес парень, вставая и глядя на Владимира.
— Не прикидывайтесь предсказателем или колдуном! — ответил злым голосом Ленин и, наклонив голову, добавил: — Скажите вашим товарищам, что за их попытки отвлечения меня от моей цели наша партия отправит их на виселицу, чего и вам, Чернову и Савинкову от души желаю!
Он развернулся и пошел в направлении дома.
— Погибнете! — долетел до него издалека звонкий, воодушевленный голос. — Погибнете и вы, и партия ваша!
Ленин шел домой и потирал руки.
— Отменно! Они боятся меня и уже присылают искусителей — думал он. — Большой, настоящий успех!
Дома он застал почти всех товарищей и эмиссаров, прибывших из России. Вся комната была наполнена дымом. Раздавались возмущенные голоса спорящих людей.
Заметив вошедшего, они бросились к нему и окружили.
— Ильич, вы не читали сегодняшний «Форвертс»? Поражение! Немецкая социал-демократия решила одобрить кредиты на войну! В рейхстаге будет протестовать только Либкнехт, и никто не сомневается, что он будет одинок! Поражение! Предательство! Немецким товарищам нипочем штутгартская резолюция и ее подтверждение на съезде в Базеле!
Ленин выскочил вперед, раздвинул окружавших его товарищей и, схватив «Форвертс», прочитал отчет с заседания немецкого парламента.
Он страшно побледнел. Тер потный лоб и смотрел на собравшихся отсутствующим взглядом.
Наконец стиснул зубы и выдавил:
— Этого не может быть! Это националисты издали фальшивый номер «Форвертса». Акулы империализма способны на все!
Они долго обсуждали беспокойное известие. Этой ночью никто не думал о сне. Перед полуночью Ленину доставили депешу из Берлина.
Телеграфировала Клара Апфельбаум.
Прочитав короткое донесение, Ленин, тяжело дыша, сел, как будто силы внезапно оставили его.
Сомнений не было. Парламентские фракции немецких, французских и английских социалистов решили одобрить кредиты на войну.
В комнате воцарилось глухое молчание.
Все всматривались в лицо Ленина.
Оно становилось более желтым и угрюмым. Проницательные глаза широко открылись, губы судорожно сжались, веки и вырастающие около ушей желваки подрагивали. Из полумрака выглядывало дикое, окаменевшее от бешенства и ненависти, монгольское лицо, а пальцы, теребящие редкую бородку, сжимались и распрямлялись, подобно когтям хищной птицы.
Ленин молчал долго. Наконец встал и хрипло провозгласил:
— Второй Интернационал мертв!..
Присутствующие опешили, слыша эти кощунственные слова, сказанные о могущественной организации, охватывающей широкой сетью Старый и Новый свет.
Еще большее недоумение, а скорее ужас вызвало следующее заявление вождя и учителя:
— О, наша карта еще не бита! Мы созовем третий Интернационал; он не предаст пролетариат; он не вонзит нож в спину социальной революции! Мы будем его творцами! Прощайте, товарищи! Я должен писать…
Он сел за стол и задумался.
Писал до рассвета. Он бросал страшные оскорбления и обвинения предателям трудящихся масс; призывал рабочих всех народов к протесту против соглашателей, слуг капитала, никчемных трусов и размахивал красным знаменем, на котором горели слова: «Созвать новый Интернационал для последней, победной битвы угнетенных с угнетателями!»