Однажды вечером в маленьком деревенском домике, в котором жил Ленин, появилась австрийская полиция и военный патруль.
Кто-то донес на таинственного русского, обвиняя в шпионаже в пользу России. После обыска его арестовали и доставили в тюрьму в Новом Сонче.
Ленин не думал о грозящей ему опасности. Другие, более важные мысли поглощали его.
Тем временем с каждым днем все более черные тучи собирались над его головой.
Австрийские военно-полевые суды не создавали себе лишних хлопот с лицами, подозреваемыми в шпионаже. В начале войны совершенно случайно пойманных невинных людей расстреливали почти ежедневно. Поэтому польские социалисты нажали на все пружины, чтобы вызволить Ленина из тюрьмы.
Лидер австрийских социалистов Виктор Адлер, которому они обо всем рассказали, имел долгую беседу с председателем Совета министров графом Штюргком; он горячо, с пафосом доказывал, что заточение такого известного вождя непременно вызовет возмущение российских трудящихся масс, относящихся к войне пассивно или даже враждебно, указывал на неизмеримую пользу пребывания Ленина на свободе, так как тот работает над разжиганием в России революции в период войны.
Объяснения Адлера убедили министра, который тогда впервые услышал о партии и программе большевиков. Он немедленно проинформировал обо всем свой генеральный штаб и правительство.
Из Вены пришел приказ об освобождении Владимира Ульянова-Ленина.
Пока по его делу происходила переписка, Ленин находился в тюрьме.
Он сидел в глубоком раздумье в камере, куда посадили еще одного заключенного.
Он тоже был русским — простой безземельный, темный, неграмотный мужик. Прибыл в Австрию год назад на полевые работы, потому что дома умирал с голоду. Обо всем этом он рассказал Ленину и добавил, что его арестовали во время пересечения границы.
Когда патруль спросил, куда он идет, искренне ответил, что как резервист возвращается на родину, чтобы на время войны пойти в армию.
Во время обыска у него нашли письмо с планами шоссейных дорог и списком австрийских полков, стоящих вблизи российской границы.
— Кто вам дал это письмо? — выкрикнул Ленин, слушая рассказ товарища по несчастью.
— Управляющий имением, в котором я работал, — ответил он. — Дал мне письмо и наказал доставить своему знакомому в Москве. Я не знал, что он писал в этом письме, а теперь говорят, что я шпион.
Он закончил и тяжело вздохнул.
Ленин больше не слушал мужика и не разговаривал с ним. Он думал над делами, несравнимо более важными, чем судьба невежественного, никому не нужного крестьянина.
В мыслях он составлял план безошибочной атаки на второй Интернационал.
Наконец работа была завершена в самых мельчайших подробностях, и он начал прислушиваться к тому, о чем говорит лежащий на нарах мужик. Бедняга, наверное, чувствовал непреодолимую потребность излить волновавшие его мысли. Он говорил без перерыва, перескакивая с предмета на предмет.
Однажды утром к нему пришел патруль и отвел в суд.
Мужик вернулся под вечер. Он был спокойный и удивительно безмятежный. Его глаза горели необычным блеском, а с просветленного лица лучилась радость.
— Ну, как там ваше дело? — спросил его Ленин безразлично.
— Закончено… — ответил тот, легко улыбаясь.
— Вижу, что все прошло хорошо? — сказал Владимир. — Вас отпускают?
— Смертный приговор…
Ленин вздрогнул и поднял на него недоумевающие глаза. Он не заметил ни малейшего волнения и беспокойства на загоревшем, исполосованном глубокими, словно борозды, морщинами лице мужика.
Тот стоял выпрямившись и пальцами расчесывал рыжеватую, падающую на грудь бороду.
Улыбнулся с каким-то удивительным выражением на лице и тихо спросил:
— В Бога и Сына Божьего веришь?
— Бога я не знаю, а Иисуса из Назарета уважаю, за то что напустил страху могущественным и несправедливым, — ответил Ленин с вынужденным смехом.
— Бога знать никто не может, Его надо чувствовать! Глубоко, брат, спрятался Он в человеке… ой, глубоко! А человек — это сильная, мощная вещь… Через его скорлупу даже Богу нелегко пробраться!
Он подумал минутку и добавил:
— Хорошо то, что Христа уважаешь… хвалю!..
— За что? — спросил Ленин, удивляясь самому себе, что поддерживает разговор о совершенно чуждых для себя понятиях.
— За то, что чувствуешь в самом убогом человеке сияющего Бога!.. Сын нищей девственницы, о которой соседи наверняка говорили друг другу отвратительные, пошлые вещи, и вдруг — Сын Божий! Никто не знал, почему он Сын Божий, сам Он тоже не мог этого объяснить, но верил в это и другие поверили, и верят уже сколько веков… Происходит так потому, что каждый человек — Сын Божий, брат Христа…
— И Спаситель, которому невежественные, поддавшиеся уговорам попов люди возносят молитвы! — добавил со злым смехом Ленин.
— Нет, мил человек, нет! Спаситель был один… А знаешь почему?
— Ты говоришь как хорошо начитанный монах… — заметил Владимир.
— Какой я начитанный?! — возразил, пожимая худыми плечами, мужик. — Когда меня лишили пашни, бродяжничал я долгие годы, жил в монастырях, работая за кусок хлеба, любил с учеными монахами поговорить…
— Так это они научили тебя церковным бредням? — встрял с вопросом Ленин.
Мужик отрицательно покачал головой и прошептал:
— Нет! Не они. Правду я узнал от одного отшельника, скрывающегося в лесах при Каме.
— Так ты сектант?
— Нет! — запротестовал крестьянин. — Я искал у них правды, покоя, радости — ничего не нашел. Только обман!..
— Еще бы! — воскликнул Ленин. — Однако ты не сказал, почему считаешь Иисуса настоящим Сыном Божьим?
Мужик сел на нарах и, подпирая голову рукой, сказал:
— Потому, что обладал он смелостью созидания… Божественной смелостью, потому что среди лжи и обмана устанавливал правду, нищих, крестьян, рыбаков назначил апостолами; воскрешал умерших, а потом заповедовал: «Не судите!»
— Не понимаю… — признался Ленин, глядя с интересом на товарища.
— Это же просто! — ответил мужик, коснувшись его плеча. — Послушай! Бог не является Богом только потому, что остается на небе сам по себе, всемогущим, всезнающим, бессмертным Творцом. Нет! Он такой потому, что вместе с ним могуществом, знаниями и даром созидания обладают архангелы, ангелы, злые духи и слабые люди. У каждого из них своя судьба и свое предначертание… что-то вроде срока и заданной для исполнения работы. Христос первый и единственный понял это. Он не думал, что страдает только Он сам, терпит зной, притеснения и муки, радуется и плачет; он знал, что любой человек точно также, а может, будучи слабее, страдает еще больше, а радуется еще глубже. Христос познавал, принимал, любил, уважал и явную грешницу, и Марию, и Марту, и Иуду, и Иоанна-Апостола, и римского цесаря. «Не судите!» — учил он, только не добавил: «загляните в каждое сердце, в каждую душу!..»