Болдырев внимательно присмотрелся к нему. После чего хлопнул в ладоши и воскликнул:
— Я вас не сразу узнал! Клим Гусев? Давно вас не было видно. Это вы пропили свою хату и землю, а потом уехали из деревни? Чем занимаетесь теперь?
Не все сказал господин Болдырев. Ему было известно, что пьяный мужик совершил в соседнем местечке какое-то преступление, был приговорен к тюрьме и исключен из «общины», то есть из первобытной бессмертной крестьянской коммуны.
— Я областной уполномоченный Совета рабочих и крестьянских депутатов — гордо ответил он, вызывающе глядя на «буржуя».
— С чем пожаловали ко мне? — спросил Болдырев.
Гусев, пряча глаза, буркнул:
— Пришли мы к вам, товарищ, чтобы потребовать передачи крестьянам вашей земли, скота, инвентаря и поместья. Теперь все это принадлежит народу!
В подтверждение своих слов он поднял кулак.
Болдырев нахмурил брови. Ему не нравился «законный» аргумент безграмотного пьяницы Гусева.
— Спрячьте кулак, человече, иначе мы ни до чего не договоримся! — сказал он строгим голосом. — Я знаю из газет, что в январе соберется Учредительное собрание. Оно примет новый закон о земле. Подождем! Недолго уже осталось!
Он погладил седую, опадавшую на грудь бороду и спокойно, доброжелательно посмотрел на мужиков.
Гусев внезапно начал отвратительно браниться:
— Ты нас, буржуй, обидчик, за нос не води! Хватит выжимать из нас пот, кровь и слезы! Отдавай все! Да смотри, чтобы мы тебе голову не оторвали и не засветили между глаз — ха-ха — мужицкой иллюминацией!
— Угрожаешь? — спросил Болдырев и, обращаясь к мужикам, воскликнул:
— Что ж вы, соседи, молчите? Жили мы с вами в дружбе. Вы знаете, что не выжимал я из вас ни пота, ни слез, ни крови! Это глупый бред этого бездомного бродяги, пьяницы, арестанта! Говорите! Я хочу знать, живет ли в ваших сердцах справедливость!
Мужики переминались с ноги на ногу и ворчали:
— Ну… ясно, что… вроде по-доброму мы жили… Гнету не было никакого… Что скажешь?! Только вот приказ вышел, чтобы всю землю и имущество у помещиков забирать и… делить… ваше на это согласие иметь… ведь и так… отберем…
— Отберете? — крикнул Болдырев. — А каким это правом? Преступниками хотите стать? Что на это скажет правительство, когда порядок в стране наступит? Вы об этом подумали?
— Не будет при твоей, буржуй, жизни другого правительства, кроме нас — рабочих и крестьян! — рассмеялся Гусев. — Отдавай, а то сами заберем!
Болдырева, старого отставного полковника, героя двух войн, запугать было не просто. Он гордо выпрямился и ответил, четко акцентируя каждое слово:
— Не отдам, пока в руках у меня не будет написанного и утвержденного правительством закона! Если Национальное собрание решит — отдам без слова протеста. Теперь, если хотите, можете приступить к насилию и преступным действиям, но вы строго за это ответите! Опомнитесь, пока не поздно! Идите домой, подумайте, а о том, как порешите, пускай мне сообщит староста.
Он махнул рукой и ушел.
Мужики покинули поместье в угрюмом молчании.
— «Господин» по справедливости говорил… — буркнул один из мужиков. — Можно и подождать…
— Ждите… Ждите! — набросился на него Гусев. — Дождетесь новых полицаев, тюрем и нагаек… Буржуи установят в Учредительном собрании старый порядок, а вы, как скот, пойдете в их ярмо… Брать! Брать, пока не поздно!
— Ну-у, брать так брать… — раздались несмелые пока голоса.
Через час в поместье прибежал староста.
Он мял шапку, чувствовал себя неловко, трусливо оглядывался.
— Беда, господин, беда! Народ спятил… Конец света! Мужики постановили отобрать у вас землю, скот, дом, технику, а вас с госпожой прогнать из поместья. Они приказали мне передать, чтоб ты немедленно выгнал приехавших родственников, потому что, как говорит Гусев, — они объедают крестьян… Это не мы хотим этого… только этот… Гусев… Он всех подстрекал, как дьявол-искуситель… Беда!
Наклонившись к уху господина Болдырева, он прошептал:
— Переоденьтесь в мужицкую одежду и ждите. Я за вами пришлю телегу… Мой сын, ваш крестник, отвезет всех вас в город… Там вам безопаснее будет…
Старый полковник побледнел и надолго задумался.
Наконец ответил:
— Спасибо вам, староста! Пришлите Ивана с телегой…
Староста вышел, а господин Болдырев направился в салон, где собралась вся семья.
Спокойным, ни разу не дрогнувшим голосом он сказал, что решил отдать мужикам поместье и остаться, чтобы темные крестьяне не развалили хозяйства.
— Стану их советником и помощником! — воскликнул он. — Я не имею права покинуть свое хозяйство. Если оно должно перейти в руки народа, пускай народ использует его с максимальной пользой, а без меня он этого сделать не сможет. Я остаюсь! Что касается вас, то мужики хотят, чтобы вы уехали… Брат Валерьян заберет свою семью и мою жену. Будете жить у моего друга Костомарова. Он сидит на маленьком загоне пашни, работает как обычный крестьянин, поэтому у него землю не заберут. Это самое безопасное по сегодняшним временам место!
Жена Сергея Болдырева, седая старушка, запротестовала.
— Я останусь с тобой! — воскликнула она. — Я тебя не оставлю. Я на войну за тобой поехала, как санитарка, могу ли теперь оставить тебя одного… Детей у нас не было, жили мы для себя, вместе и умереть можем… Остаюсь и не пытайся меня отговорить. Конец! Решено!
Растроганный Болдырев не возражал. Он подошел к жене и просто сказал:
— Спасибо тебе, Юлия!
Потом он посовещался с братом, попросил его сохранить кое-какие документы и несколько драгоценностей, которые со временем можно бы было продать; он советовал ему предупредить старого чудака Костомарова, что, может быть, вскоре приедет к старому другу на более длительное время.
— Боюсь, — говорил он, — что мужики впадут в бешенство, как ваши рабочие! Когда надежда исчезнет — приеду к Костомарову и буду ему помогать.
После заката солнца инженер с семьей уехали.
Поместье в Розино опустело.
В старом доме, который помнил пышные времена Елизаветы, осталась пара глубоких стариков.
Они сидели в полутемной комнате и говорили тихими голосами.
— Скажи, есть ли в околице хоть один человек, которого мы обидели? — спрашивала старушка. — За что же столько к нам ненависти? !
Она тяжело вздохнула и горько расплакалась.