…Громко лопнула в камине смолистая сосновая шишка. Снаружи, за стенами башни, торжествующе взревел ворвавшийся в крепость ветер, с дребезгом сорвал с крыши подвернувшегося сарая жестяной флюгерок и швырнул добычу куда-то под ближайшую стену. Гэндальф придвинул свое кресло поближе к камину и вытянул ноги к огню; его насквозь промокшие походные сапоги тотчас же деятельно закурились, окутались парко́м, точно лысые вершины стылых северных холмов.
— Ты меня удивляешь, Саруман. Разве я не могу навестить тебя, моего старого соратника и друга, просто так, совершенно без всякой цели? Ненадолго озарить, так сказать, своим присутствием эту угрюмую каменную башню? Право, я нисколько не сомневался, что ты станешь приветствовать нашу встречу с таким же восторгом, нетерпением и пылом, с каким (особенно в последние несколько часов) собирался приветствовать её я.
— Ну-ну, — проворчал Саруман, — я уверен, что свой пыл, восторги и нетерпение ты мог бы приберечь для какого-нибудь более подходящего случая, Гэндальф. В чем же все-таки дело?
Гэндальф потер друг о друга вспотевшие ладони.
— Откровенно говоря, мне нужен твой совет.
— Уже теплее…
— Тебе, конечно, известна история Траина, короля Эребора, Одинокой Горы? Этот гном пропал несколько лет назад.
— Пропал? — Саруман споро изобразил заинтересованность. — Да-да, что-то такое я слышал… Но Эребор, Подгорное царство, было разорено драконом Смаугом еще в прошлом веке.
— То-то и оно. Трору и его сыну Траину тогда удалось спастись, и долгие годы они скитались по Сумеречным землям, пока наконец не нашли пристанище в отрогах Эред Луина — но это так, присказка… сказка-то, собственно говоря, еще впереди. Старик Трор вскоре погиб, а Траину не давала покоя мысль о сокровищах, оставшихся в Одинокой Горе под властью дракона, и с полдюжины лет назад, собрав отряд единомышленников, он решил-таки рискнуть и вернуться в многострадальный Эребор. Впрочем, до Одинокой Горы этот бедолага так и не дошел.
— Что значит — не дошел? Он умер?
— Нет, не умер… во всяком случае, мертвым его никто не видел. Его вообще больше никто не видел — он просто пропал, бесследно исчез, сгинул без вести. Однажды темной осенней ночью гномы брели долиной Андуина, и проливной дождь вынудил их искать прибежища под кронами Лихолесья — а наутро Траин исчез. Вот просто — исчез, испарился, не оставив ни малейших следов, будто провалился сквозь землю. Спутники несколько дней искали его, но, так и не найдя, решили вернуться домой… Эту историю я слышал из их собственных уст, Саруман, когда минувшей осенью побывал в Эред Луине — и, поскольку у меня не было никаких причин им не верить, я решил…
— Отправиться искать пропавшего Траина по всем Диким Землям?
— Да.
— А почему, любопытно, тебя так интересует судьба этого гнома… только потому, что он королевских кровей?
— Я склонен полагать, что у него находилось одно из волшебных Колец — одно из Семи… да-да, из тех самых, о которых не к ночи пристало упоминать. Именно поэтому-то он и исчез.
Саруман и бровью не повел.
— Ты что же, полагаешь…
— Именно так. Я полагаю, что в Лихолесье Траин был похищен — тем, кому требовалось завладеть хранящимся у него Кольцом. С некоторых пор над Лихолесьем сгущается Тьма, и там творятся поистине темные, необъяснимые дела, как будто некая злая сила нашла прибежище в его буреломных чащобах и непроходимых болотах, и поэтому…
Гэндальф внезапно оборвал себя на полуслове; взял щипцы, лежавшие на каминной полке, и принялся аккуратно снимать нагар со свечей, которые мерцали на маленьком столике, разделяющем собеседников. Саруман порывисто подался вперед, наклонился ближе к волшебнику.
— И потому что? — спросил он вполголоса.
Гэндальф оглянулся через плечо.
— Я надеюсь, здесь мы можем разговаривать без опаски?
— Разумеется В Ортханке, поверь, нет посторонних ушей… В чем дело?
— А твой… орк? Ему можно доверять?
— Вполне. Он ничего не смыслит в таких делах.
— Что ж, тем лучше для него. Ты, конечно, знаешь, что с недавнего времени полуразрушенный замок, стоящий на юго-западной окраине Лихолесья — его называют Дол Гулдуром — был полностью восстановлен и, по всей видимости, обрел нового хозяина… Ну-ка скажи, тебе что-нибудь известно об этом славном парне?
— О хозяине Дол Гулдура?
— Да.
— Ты полагаешь, что источник всех этих, гм, нездоровых явлений, наполнивших Лихолесье, находится в Замке?
— Похоже, что так. Ну так что ты все-таки о нем знаешь, дружище?
Саруман задумчиво поднял брови.
— Да, собственно говоря, вовсе не так много, как тебе хотелось бы, Гэндальф. Эта лесная крепость — темная штучка… Места там глухие, на многие мили вокруг — безлюдье и бездорожье, леса и чащобы, непроходимые болота и топи. Впрочем, если обитатель Замка жаждет уединения, не боится обособленности и болотного гнуса и притом желает скрыть от докучных зевак все следы своей деятельности, какая бы она ни была — лучшего места для тайного логовища ему не найти. В общем, если тебя действительно интересует мое мнение, я склонен полагать, что заправляет в Замке один из назгулов — один из тех Девяти, что некогда подчинились Саурону и заслужили прозвание Призраков Кольца.
— Понятно. — Гэндальф закусил губу. — Значит, ты тоже считаешь, что это может быть один из назгулов, так?
— А у тебя существует иная идея на этот счет?
— Пожалуй, да. Конечно, назгулы — тоже не очень-то симпатичная публика, что и говорить, но я боюсь, как бы в действительности дела не обстояли намного хуже.
— Но ты же не допускаешь мысли, что хозяин Замка — сам… Темный Властелин, Гэндальф?
— Отчего бы мне этого и не допустить, Саруман?
Повисла тишина — такая полная, плотная и звенящая, что стал слышен застенчивый мышиный шорох где-то в углу под грудами старого хлама. Саруман, чуть помедлив, поднял на собеседника глаза: черные, бездонные, холодно поблескивающие колкими золотистыми огоньками… Гэндальф тут же убедил себя, что эти странные мерцающие огоньки, исходящие из мрачной глубины сарумановых очей — всего-навсего отражения язычков пламени, пляшущих в камине.
— Это невозможно, Серый, — негромким, мягким, спокойным тоном, каким говорят с душевнобольными людьми, произнес Белый маг. — Саурон не мог возвратиться в мир… Как это там писано в «Акаллабет»: «…и пали зловещие стены Барад-Дура, и сгинуло Единое Кольцо, и телесная оболочка Владыки Мрака развоплотилась…»
— И дальше: «…но дух его остался витать над бескрайними просторами Средиземья…» и, может статься, именно сейчас набрал достаточно сил для того, чтобы вновь обрести зримый облик. Разве не так? — Гэндальф взволнованно стиснул подлокотники кресла. — В общем, я бы дорого дал за то, чтобы узнать, кто они такие, эти загадочные обитатели Замка… и что на самом деле происходит там, на холме в глубине болот…
— Понимаю. Но это, видимо, тоже только лишь присказка… К чему ты клонишь?
— К тому, что в самое ближайшее время некто, скажем так, имярек должен скрытно пробраться в Дол Гулдур и выяснить, что же, собственно, за лиходейщина там творится.
— Смело.
— Это единственный способ разрешить все наши вопросы и понять, с чем мы имеем дело.
— И, видимо, мне предлагается исходить из весьма неожиданного предположения, что этот таинственный «некто имярек» — ты.
— Я этого не говорил.
— Силы небесные, Гэндальф! Уж со мной-то ты мог бы быть откровенным!
— Ну, хорошо. — Волшебник неохотно кивнул. — В конце концов, почему бы и нет? Я думаю, мне это вполне по силам.
— Ты выдаешь желаемое за действительное.
— Надеюсь, нет.
Саруман с сожалением покачал головой.
— Эх, Серый, Серый… Право, слишком уж далеко ты ищешь недругов и супостатов, хотя по-настоящему-то главный твой враг — ты сам. — Водрузив локти на подлокотники и положив подбородок на переплетенные пальцы, он смотрел на Гэндальфа печально и устало, с терпеливой снисходительностью человека, привыкшего довольствоваться обществом непроходимых болванов. — Не хочу наступать на горло твоей и без того неуклюжей песне, но, единственно из чувства долга, вынужден заметить: затеваемая тобой авантюра грозит в итоге обернуться предприятием глупым, безрассудным и небезопасным.
— Небезопасным — может быть, но отчего же глупым и безрассудным? — Гэндальф насупился. — Помнится мне, Берену некогда довелось проникнуть в Ангбанд и выйти оттуда живым… Дол-Гулдур — это совсем не Ангбанд.
— Но и ты — совсем не Берен, мой дорогой, сравнение тут совершенно неуместно… Да и где, собственно, твоя Лютиэн? Кроме того, мне, например, помнится, что Берен оставил в Ангбанде свою правую руку.
— Пусть так. Но, приходится признать, выбор-то у нас невелик… Или у тебя на примете есть другие добровольцы, более… подходящие?
Саруман устало вздохнул.
— Не буди лиха, пока оно тихо… Твоя затея — палка о двух концах, Гэндальф! Возможно, человек, не наделенный Силой, действительно мог бы пробраться в Крепость незамеченным — но ты… Если тебя схватят как шпиона…
— Да с какой стати меня должны схватить? — сердито проворчал Гэндальф.
— С такой, — холодно отозвался Белый маг, — что изо всех возможных вариантов развития событий я, как правило, стараюсь выбирать наихудший… дабы не терять присутствия духа и душевный покой в том случае, буде ситуация все-таки выйдет из-под контроля. На чем, собственно, вообще основаны твои страхи, касающиеся Черного Замка… ну, помимо исчезновения в окрестностях пьянчуги Траина?
Гэндальф, полуприкрыв глаза, рассеянно смотрел, как, рожденные светом очага, пляшут под сводами комнаты черные, постоянно меняющие очертания тени — будто сонм корчащихся и извивающихся в причудливом танце таинственных призраков.
— Тревожащих свидетельств, уж поверь, более чем достаточно… В Дол Гулдуре определенно что-то происходит. Радагаст — он живет в Росгобеле, на окраине Лихолесья — уже не раз говорил мне о всплесках странной темной мощи, исходящей со стороны болот, и магия эта представляется ему более чем сомнительного свойства. В Замке свила гнездо некая недобрая Сила, от которой стараются держаться подальше и звери лесные, и гады земные, и птицы небесные. Орки хозяйничают в Лихолесье как у себя дома, с топей приходят по ночам какие-то странные твари, рыщут по лесу вокруг болот… В общем, Радагаст определенно встревожен.
— Радагаст! — Саруман презрительно фыркнул. — Этот простофиля, твой дружок, и тараканью возню за печкой способен принять за происки темных сил. Полагаю, он слишком склонен доверять пустым слухам.
— Дыма без огня не бывает, разве не так? — сдержанно заметил Гэндальф.
— Что ж… меня всегда поражала твоя способность раздувать полымя буквально из ничего, — процедил Саруман.
— Отсутствие признаков хворобы — вовсе не свидетельство безукоризненного здоровья, — возразил Гэндальф. — Даже самая болезнетворная опухоль поначалу никоим образом себя не проявляет, не так ли?
— Хорошо. — Саруман выплеснул осадок из своего кубка в камин, и огонь в очаге весело взметнулся, благосклонно приняв щедрое жертвоприношение. — И каким же образом ты намерен это свое мутное желание осуществить и «тайно пробраться» в Замок? У тебя уже есть какие-то конкретные соображения и намётки на этот счет? Тактика и стратегия? Замысел и расчёт? Детально разработанный план?
— К чему эта насмешка? — Гэндальф очень внимательно разглядывал носки своих многострадальных сапог: темные, потертые, окаймленные оборками подсохшей уже грязи. — Не буду скрывать, у меня, разумеется, существует на этот счет пара идеек и занятных мыслишек. Видишь ли… Радагаст нашел мне надежного проводника.
— Надежного? Да ну, вот правда надежного? Ты видел его верительные грамоты?
— Я вполне полагаюсь на слова Радагаста.
— Зря. — Белый маг непринужденно сплюнул в камин. — Твой дружок не умеет, никогда не умел и сомнительно, что когда-нибудь научится разбираться в людях.
— Ты плохо его знаешь, — вяло возразил Гэндальф.
— Вполне достаточно, чтобы иметь о нем определенное суждение. Впрочем, бог с ним, с этим простаком, любителем цветов, бабочек и зверюшек… Чего ты хочешь от меня? Чем я, старый и больной, могу тебе пособить?
— Хотя бы советом, раз уж ни на что большее ты не годишься.
— Может быть, тебе нужны деньги? Золото?
— По-твоему, я попрошайничать сюда приехал?
Саруман склонил голову к плечу.
— Ты ведь уже все для себя решил, верно? Так что́ тебе все мои советы — так, чепуха, ничего не значащие слова, пустое завывание ветра, бессмысленное шуршание старой палой листвы…
— А ты не допускаешь мысли, что мне действительно было важно услышать твое мнение… мнение главы Светлого Совета и нашего Ордена?
— Что ж, ты его услышал. Вижу, оно тебя не особенно вдохновило.
— Да, пожалуй, я рассчитывал на более плодотворную беседу… Но, возможно, ты еще изменишь свою точку зрения, дружище.
— Возможно. Но, во всяком случае, не сегодня. — Саруман решительно поднялся и вынул из подсвечника свечу подлиннее: ясно было, что он желает пресечь этот неудобный, явно досаждающий ему неприятный разговор. — Уже поздно, я сыт, пьян и отправляюсь на боковую. Чего и тебе весьма настоятельно рекомендую, Гэндальф.
— Последний вопрос, Саруман.
— Да?
— Ты действительно так уверен, что те пять сотен миль, которые отделяют Вестфольд от Дол Гулдура, могут послужить для Изенгарда достаточным залогом безопасности?
Саруман, уже стоявший в дверях, на мгновение обернулся.
— Ты говоришь так, Серый, точно весь просвещенный мир уже находится на пороге войны.
— Боюсь, — с горечью отозвался Гэндальф, — этот «просвещенный мир» еще недостаточно просвещен для того, чтобы можно было с уверенностью говорить об обратном.
— Хорошо. Я подумаю над твоими словами, Гэндальф. К сожалению, это всё, что я могу для тебя сделать.
— Спасибо и на том, друг мой, — серьёзно отозвался волшебник. — Это большая уступка с твоей стороны… Доброй ночи.
— Доброй ночи, Гэндальф, — эхом отозвался Саруман. И, чуть помедлив, мимоходом добавил: — Да, кстати. Постель для тебя готова… Кувшин и лохань для умывания найдешь в алькове у восточной стены. Согрей воду возле камина, коли в этом возникнет необходимость.
Он приглушенно зашипел сквозь зубы: расплавленный воск со свечи капал ему на ладонь — и вышел из горницы. Дверь за ним закрылась, и удаляющиеся шаги через секунду затихли на лестнице.