…Они быстро (насколько быстро можно было вообще продвигаться в Лабиринте) шли вниз, в сторону подвалов. Торопливо прорывались сквозь тьму, протискивались по узким норам: Гэндальф — впереди, Гэдж — за ним. Волшебник не зажигал свечи; лишь порой во мраке вспыхивал магический огонек, при свете которого Гэндальф сверялся со схемой Лабиринта. Волшебник признавался, что путь в эту сторону ему не известен совершенно.
— Второй поворот налево… теперь — вниз… осторожно, тут ступени осыпаются…
То ли в Башне еще не успели поднять тревогу, то ли посторонние звуки не долетали сюда, вниз, сквозь толщу стен — вокруг стояла тишина, слышался лишь осторожный звук шагов беглецов, шорох их одежд да сдержанное дыхание. Здесь, внутри Лабиринта, не было времени — оно казалось замершим, остановившимся, словно бы умершим, — а пространство сузилось до размеров игольного ушка, и беглецы просачивались сквозь это безвременье медленно и трудно, точно преодолевая сопротивление — так капли воды неохотно просачиваются сквозь мелкое сито.
Наконец волшебник остановился. Пошарил рукой по стене.
— Дальше хода нет. Нужно выбираться наружу.
— Где мы? — пробормотал Гэдж.
— Где-то в подземелье. Точнее сказать не могу, сам не знаю.
Они прислушались. Безмолвие обволакивало их с головы до ног — кажется, снаружи, за стеной, никого не было. Гэндальф нащупал камень-рычаг, осторожно нажал на него, раз и другой… Камень не поддавался — видимо, поворотный механизм проржавел насквозь, что, впрочем, было неудивительно в этом царстве вечной сырости, холода и запустения. Наверно, только хозяйственный Шмыр, при случае подворовывая в мастерских смазочное масло, поддерживал механизмы потайных дверей в более-менее работоспособном состоянии, пока сам мог это делать.
Гэндальф обеспокоенно оглянулся на Гэджа.
— Н-да, — пробормотал он, — дело, кажется, хуже, чем я ожидал…
— Ты сможешь открыть эту дверь? — прошептал орк.
— Разве что грубой силой… Но мне бы не хотелось этого делать, слишком опасно привлекать к себе внимание. Нужно вернуться, Гэдж — неподалеку должен быть другой выход. — Маг засветил волшебный огонек и развернул перед собой схему. — Иди вперед, на первой развилке сверни направо, потом еще раз направо.
Они повернули назад, и теперь впереди узкого прохода оказался Гэдж. Он шел, ведя рукой по стене, нащупывая дорогу: под пальцами был влажный камень, мох, какие-то выступы, наконец впереди обозначился провал. Гэдж свернул в него, продвинулся еще на несколько шагов, нашарил ход справа, протиснулся в щель, показавшуюся ему вдвойне у́же, чем предыдущие.
— Куда теперь?
— Двадцать шагов вперед. И пошарь по стене, там должен быть выбит на стене круг. Это знак двери.
Гэдж послушно пошел вперед. Десять шагов… пятнадцать… слева опять какой-то провал… двадцать шагов. Орк провел ладонью по стене перед собой — но там был только неизменный мох, шероховатая плесень и какая-то невнятная слизь… Никаких выбитых на стене знаков: ни кругов, ни крестов, ни треугольников…
— Здесь ничего нет!
Во мраке вспыхнул волшебный огонек, поплыл вдоль стены, осветил серый камень кладки — и чуть дальше бесформенную груду валунов и каменной крошки: проход здесь заканчивался, своды лаза осыпались, перегораживая путь, расколотые булыжники поблескивали в голубоватом сиянии огонька острыми изломами.
— Здесь тупик!
— Мы свернули куда-то не туда, — волшебник пристально разглядывал схему, — на плане этого ответвления нет.
— Ты уверен, что это точная схема? — нервно спросил Гэдж.
— Не уверен, — пробурчал маг. — Траин мог не отмечать на карте проходы, которыми никогда не пользовался. Да и обвал этот, судя по всему, недавний. Идем, надо возвращаться.
Они потащились назад: Гэндальф впереди, Гэдж за ним. Волшебник что-то бормотал под нос, порой сверяясь со схемой, свернул в левый проход, пропустил два провала (скорее трещины) справа, отсчитал двадцать шагов — и остановился. Выхода здесь по-прежнему не имелось, своды опускались все ниже и ниже, а узкий лаз дальше уходил под воду.
Волшебник и орк вымученно посмотрели друг на друга.
— Нужно вернуться к заржавевшей двери, — пробормотал Гэдж. — Иначе мы совсем тут заблудимся.
— Я пока представляю, где мы, — возразил Гэндальф, — если план Лабиринта хоть на йоту правилен. Попробуем другой путь… — Он водил пальцем по схеме. — Иди вперед: сорок шагов, потом направо, пропусти слева два поворота, затем налево, двадцать пять шагов прямо и потом направо. Я за тобой. Идем.
Теперь Гэдж опять был впереди. Слабый волшебный огонек почти ничего не освещал: использовать свет в Лабиринте было опасно, тем более свет магической природы. Орк с трудом переставлял ноги: чем дальше, тем больше ему становилось не по себе. Проклятый Лабиринт не имел выхода, узкие ходы петляли беспорядочно, стены неумолимо сближались, грозя расплющить беглецов в мокрое место, Гэджу не хватало воздуха, казалось, будто на грудь легла неподъемная гранитная плита — и давит, давит, давит всей своей равнодушной каменной тушей… Справа темный провал, поворот… два поворота пропустить… два или три? Теперь, кажется, налево… Гэдж остановился: проход здесь раздваивался, разбегался в разные стороны, а орк не помнил из указаний Гэндальфа ничего! Направо? Налево? Он вдруг задохнулся, на него накатило: сердце заколотилось бешено, неистово, и рубаха разом прилипла к мокрой от пота спине. К горлу подступила тошнота, чернота вокруг внезапно пошатнулась, как качели, желание вырваться из этого мерзкого склепа стало безумным, диким, совершенно невыносимым. Орк хрипло застонал, тяжело привалился грудью к стене: его колотила непроизвольная дрожь, ноги стали вялыми кусками сырого теста и ослабли настолько, что он едва мог удержать равновесие. Нестерпимый страх клещами схватил за горло, не позволяя вздохнуть, не позволяя сделать шаг ни вперед, ни назад, не позволяя просто существовать…
Гэндальф встревоженно подался к нему:
— Что такое? Что с тобой, Гэдж?
Гэдж едва мог говорить:
— Я… не знаю. Не знаю! Я ничего не помню! Куда теперь надо свернуть? Я потерял счет поворотам!
Волшебник прерывисто вздохнул в темноте.
— Спокойно, дружище, — негромко сказал он. — Оставь панику. Я считал… Мы прошли два поворота, это — третий. Сейчас налево, потом прямо и направо.
Гэдж тяжело дышал, прислонившись лбом к стене. Его трясло. Тело было чужое и ватное, какое-то бескостное, как квашня.
— Что со мной? Я, кажется, захворал… Ноги… не идут.
— Успокойся. Все хорошо. — Гэндальф крепко стиснул его плечо. — Такое… бывает. Сейчас пройдет. Отдышись.
Гэдж чувствовал, что рука мага слегка дрожит — кажется, волшебнику здесь тоже приходилось нелегко. Орк сделал один глубокий вдох, второй… Действительно — стало чуть легче, болезнетворный страх отступил, отполз, подобрал щупальца, затаился где-то в гнилой душной темноте.
— Мы скоро выберемся отсюда, — негромко, но твердо сказал маг. — Осталось немного… помни об этом. Ни на секунду не забывай! — Он запнулся, словно сам пытался убедить себя в том, что забывать об этом не стоит; несильно, но ободряюще пожал Гэджу локоть. — Идем… налево, потом прямо и направо. Вперед.
Они опять двинулись вперед: медленно и не слишком уверенно, заставляя себя не идти — перемещаться в пространстве. Над Замком — где-то далеко, позади, за нагромождениями стен и неисчислимыми массивами камня — вновь родился протяжный завывающий вопль, исполненный… раздражения? ярости? злобной досады? — досады хищника, лишившегося уже загнанной в угол добычи. Волшебник что-то неразборчиво пробормотал в нос…
Гэдж остановился, пошарил рукой по бугристой поверхности стены, нащупал заросшее мхом углубление в камне — знак выхода. Наконец-то!
— Здесь дверь, — прошептал он.
Беглецы прислушались. Тишина. Снаружи, кажется, никого не было.
Гэдж осторожно нажал на камень-рычаг, и на этот раз он поддался без усилий, каменная плита медленно повернулась…
Впереди открылась затхлая пустота.
Это был какой-то тесный закуток, едва видный в полумраке: слева на полу поблескивала вода, направо уходил короткий коридор, и там, чуть в отдалении, на стенах обширного, не видимого в темноте помещения помаргивали факелы. Гэдж сразу узнал это место — по правую руку лежало тихое озерцо, напротив темнела ниша, в которой он прятался, спасаясь от преследователя, только трупа Шаваха здесь уже не имелось. Вот, значит, куда им повезло выбраться…
— Я знаю, где мы, — прошептал Гэдж. — Этот коридор ведет в Комнату-с-колодцем.
— Идем вниз, — отозвался Гэндальф.
В Комнате-с-колодцем все оставалось по-прежнему: каменное кольцо в центре помещения, рядом — наполненные водой ведра, деревянная плаха возле стены, множество расходящихся в разные стороны тоннелей. Гэндальф внимательно осмотрелся, выбирая нужную дорогу.
— Ты помнишь, куда идти? — спросил Гэдж с тревогой.
— Сюда. Этот коридор ведет к отводному каналу, — волшебник свернул в один из тоннелей. Все здесь было как обычно — пустые зарешетченные клети по сторонам прохода, выложенный битым камнем пол, мерцающий свет факелов, установленных на стенах. Но, пройдя вглубь коридора десятка полтора ярдов, Гэндальф остановился.
— В чем дело? — прошептал Гэдж. — Это не тот проход?
— Тот, — пробормотал волшебник. — Только…
— Что?
— Раньше здесь не было факелов. И вот этого — тоже, — Гэндальф смотрел на груду кирпичей, сложенную у стены. Рядом было прислонено металлическое корыто. — Посмотри-ка на пол, видишь струйку песка?
— У кого-то гульфик порвался?
— Здесь тащили мешки с песком, и один из них прохудился.
— Они ремонт там, внизу, затеяли, что ли? — пробормотал Гэдж.
— Похоже на то, — помолчав, сказал Гэндальф. — Отводной канал, знаешь ли, тоже надобно поддерживать в надлежащем состоянии.
Они спустились вниз по коридору еще на пару десятков ярдов — и откуда-то спереди потянуло ароматом болота, едкой сыростью и смрадом сточной канавы, смешивающейся с острым запахом горелого масла. Гэдж понял, что еще несколько шагов — и беглецы услышат доносящиеся снизу звуки: стуки лопат и заступов, чавканье черпалок, поскрипывания механизмов, гортанные голоса орков и «козявок». Идти дальше было опасно.
Орк невольно приостановился.
— Нас заметят, — сказал он. — Здесь мы не пройдем.
Гэндальф быстро обернулся к нему. Как будто ждал этой фразы.
— Надо… попытаться. Я не знаю другого пути.
Гэдж молчал. Какая-то мысль скользнула по дну его сознания, увертливая, как рыба, какое-то давнее воспоминание… Саруман что-то говорил насчет подземелий — там, в лекарской каморке, когда вернулся с орочьего праздника… Кажется, на этих подземельях свет клином сошелся. Нет, не то, было что-то ещё… Но что? Что? Гэдж не мог вспомнить.
Гэндальф стоял, сгорбившись, втянув руки в рукава, как-то разом постарев лет на двадцать.
— Я не зову тебя с собой, Гэдж. Наверно, тебе и впрямь лучше вернуться. Здесь… гибельно.
— Постой…
— Что?
Орк насторожился:
— Кто-то идет.
Они прислушались. Позади, в темном тоннеле, отчетливо слышались чьи-то шаги, скрип деревянных колес, стук по камням грубых сапог — кто-то двигался вниз по коридору от Комнаты-с-колодцем. По стенам заметались блики желтоватого света — шедшие несли с собой факелы. Раздумывать было некогда; волшебник и орк метнулись в ближайшую открытую клеть, притаились там в темноте. Идущие тотчас показались в конце коридора: двое худосочных «козявок» толкали по неровному полу скрипучие тачки, нагруженные песком, щебнем и кирпичами. Их сопровождала пара уруков: один нес в руках корзину с каким-то инструментом, другой — охапку смоляных факелов.
«Козявки», тяжело отдуваясь, остановились посередь прохода — как назло, как раз неподалеку от той кельи, где, укрытые темнотой, прятались беглецы.
— Ну, в чем дело, что за заминка? — недовольно рыкнул один из уруков. — Завод закончился, куколки, пружинка сломалась? Подтолкнуть надобно?
— Дай дух перевести, лоб! — проворчал один из «козявок». — Руки уже до пола оттянулись… Работа не варг, в ущелье не убежит.
Урук что-то сердито пробурчал сквозь зубы — но спорить не стал. Тяжело переступил с ноги на ногу, позвякивая каким-то снаряжением, принюхался, с шумом втянув носом воздух.
— Вот зараза! — пробормотал он. — Вроде человечиной потянуло — или показалось мне? Ты ничего не чуешь? — спросил он у своего напарника.
— Нет, — угрюмо отозвался тот, явно думавший о чем-то своем. — Не чую и чуять ничего не хочу.
Первый урук что-то невнятно прорычал под нос, пинком — судя по короткому взвизгу — поднял на ноги одного из «козявок», тем временем присевшего на корточки возле стены. Тачки натужно заскрипели дальше — но, пройдя чуть дальше по тоннелю, орки внезапно остановились.
— Слушай, — с сомнением заговорил первый, — надо все-таки осмотреться, вдруг беглый «крысюк» или еще шушера какая здесь шарится, то-то там наверху буча поднялась, вестимо, опять какого-то бледнокожего урода ловят. А за пойманного шпиона — слыхал? — пять фунтов первосортной ветчины выдают.
— Ладно, — помолчав, неохотно отозвался второй. — Ты справа, я слева. Да нет тут никого, кроме крыс…
И Гэдж с замирающим сердцем услыхал тонкий звон клинков, покидающих ножны…
Тачки покатили дальше по тоннелю, а уруки сложили свою ношу возле стены и принялись методично шнырять по пустым застенкам, с лязгом и скрежетом распахивая заржавевшие решетки. Того орка, что рыскал по правой, противоположной стороне коридора, Гэдж не боялся: он вскоре прошел мимо, приглушенно бранясь и сипло цедя воздух сквозь сжатые зубы. Но тот, который проверял темницы по левую руку, оказался более дотошным и чуть поотстал, освещая факелом каждый закуток. Гэдж слышал, как он приближается, топая сапожищами: вот он где-то в конце коридора, вот ближе, ближе, вот уже в соседней темнице… Из мрака скользнула рука Гэндальфа, крепко сжала его плечо; Гэдж скорее угадал, чем услышал произнесенное одними губами слово: «Кинжал!»
Да. Гэдж бесшумно сделал шаг влево, ближе к выходу, чтобы оказаться у вошедшего врага за спиной. Он стоял, судорожно прижимаясь к стене, до боли стиснув зубы, и сердце его прыгало в горле испуганной птахой. Попались! Попались! — суматошно стучало в его голове; еще секунда, две — и урук войдет в тесную клеть, где прячутся беглецы, и тогда Гэджу придется броситься на него — стремительно, дабы не позволить ему издать ни звука, — и полоснуть его кинжалом по горлу, разом, чтобы он не успел даже пикнуть. Пустить в ход острое железо — не для того, чтобы вылечить, а для того, чтобы убить… и еще для верности вломить визитеру камнем по темечку… А потом? Что потом? Даже если беглецам удастся завалить этого громилу, то ведь останется еще тот, другой, который ушел вперед — он-то наверняка услышит поднявшуюся возню и успеет смекнуть, что к чему. А затем поднимет тревогу и пустит по их следу свору завывающих визгунов, и тогда их сможет спасти разве что сомнительное гэндальфское колдовство…
Громко лязгнула, отброшенная пинком, дверца решетки.
В темницу ввалился орк с горящим факелом в руке, и Гэдж рванулся вперед — молниеносно, точно развернувшаяся пружина, — готовый нанести врагу разящий удар. Вошедший инстинктивно отпрянул и обернулся, взмахнув факелом, взметнулись собранные в хвост светлые волосы, в неровном желтоватом свете блеснула серьга, вдетая в левое ухо — оправленный в серебро волчий клык.
Гэдж едва успел удержать занесенную для удара руку. Это был Радбуг… Радбуг!
На мгновение их взгляды встретились.
— Ты? — Радбуг замер, пораженный внезапным столкновением, и на секунду в его серых глазах Гэдж увидел отражение собственного бледного, испуганного лица. Его бросило в жар, он не мог ударить кинжалом Радбуга, никак не мог… А нужно было! Или… что? Что?! От неожиданности Гэдж растерялся, как последний дурак…
Удачный момент для нападения все равно был безнадежно потерян. Радбуг уже оправился от изумления; если он сейчас поднимет шум и кликнет своего напарника…
Но орк молчал. Бросил мимолетный взгляд на кинжал в руке мальчишки, на волшебника, который, держа наготове камень, напряжённо застыл возле стены, видимо, тоже захваченный происходящим врасплох… Потом опустил меч, порывисто шагнул вперед и, схватив Гэджа за шиворот, сердито встряхнул, будто нашкодившего кутенка. Зашептал яростно, торопливо:
— Щенок несчастный! Глупец! Какого лешего ты здесь делаешь? — Гэндальфа, настороженно молчавшего в тёмном углу, он словно счел за лучшее и вовсе не замечать… вернее, делать вид, будто не замечает.
— Не выдавай нас, Радбуг! — горячо, захлебываясь от волнения, прохрипел Гэдж; в его смятенной душе затеплилась робкая надежда, что, может, все еще обойдется. — Нам… мне и моему другу… надо уйти. Убраться из Замка — сейчас, немедленно! Чтобы нас не нашли…
Радбуг с присвистом втянул воздух сквозь зубы.
— Дурень! Тогда какого пса вас сюда занесло? Здесь вы не пройдете… Там, внизу, вас заметят.
— А где пройдем? — прошептал Гэдж. Он вдруг вспомнил, о чем говорил ему Саруман — и мысль эта озарила его надеждой, будто блеснувший во тьме луч света. — Это правда, что под болотами существует потайной ход?
— Потайной ход? — В глазах орка мелькнуло изумление: подобной осведомленности он от Гэджа явно не ожидал. — Ты о чем? Первый раз слышу, — скороговоркой процедил он.
Сердце Гэджа оборвалось. Когда Радбуг солгал — тогда или сейчас?
— А Шарки ты говорил совсем другое.
— Шарки! Так вот откуда ты узнал! — Радбуг по-прежнему не сводил с Гэджа подозрительного взгляда. — Даже если такой ход и существует… негоже тебе туда соваться. Неладно там, парень… и пусть тайны Замка остаются для тебя всего лишь мрачными тайнами. Поверь словам человека… вернее — орка, который во всяком случае не желает тебе зла. Тебе, — он особенно подчеркнул последнее слово, — лучше вернуться.
— Я не один, — спокойно заметил Гэдж. Он по-прежнему не мог понять, почему Радбуг держит себя так, словно, кроме Гэджа, в упор никого не видит. Или Гэндальф для него — так, не человек, презренный «крысюк», пустое место?
— Ты — один, парень, — так же спокойно, бесцветно возразил орк, голос его не выражал никаких чувств. — Запомни, если хочешь выжить: здесь, в Крепости — ты всегда и всюду один. Каждый — за себя.
— Нет. Это неправильно, Радбуг.
— Здесь все неправильно, парень.
— Эй, Радбуг, ты где? Ты чё там застрял? По нужде, что ли? — раздался из коридора сиплый голос другого орка, и до Гэджа донесся глухой ленивый топот приближающихся шагов. — Нашел чего?
— Ничего. Говорил я, нет тут никого, кроме крыс. Плакала твоя ветчина… Иду! — Радбуг пнул подвернувшийся под ногу камень, и тот со звоном ударился о железную решетку. — Подземный ход ищи в пещере шаваргов, — хрипло бросил он Гэджу через плечо, — но помни: я тебя предупредил. Тебе лучше вернуться. Удачи, паря!
И, унося с собой свет, он вышел из темницы, прикрыв за собой лязгнувшую решетку, догнал ушедшего вперед напарника — и вскоре удаляющиеся шаги орков стихли где-то за поворотом коридора.
***
— Этот орк, как ты его называл — Радбуг… ты, значит, в нем уверен? По-твоему, он нас не выдаст? — спросил Гэндальф. Они торопливо шли обратно, к Комнате-с-колодцем, чтобы попытать счастья в одном из соседних тоннелей. — Не продаст нас… за кусок ветчины?
— Не продаст, — пробормотал Гэдж. — Радбуг — не из таких, чтобы кого-либо «продавать», поверь.
— Не из «таких»? — Волшебник бледно улыбнулся. — А из каких?
Гэдж не сразу нашелся, что на этот вопрос ответить.
— Он — полукровка, если ты заметил.
— Заметил. Из Рохана, надо полагать?
— Угу…
В Комнате-с-колодцем Гэдж на секунду остановился — следовало отыскать нужный проход из множества расходящихся в разные стороны черных, слепых, одинаково сырых и мрачных тоннелей. Подземный ход ищи в пещере шаваргов… Ну да. Гэджу не слишком хотелось туда соваться, но он помнил, что за обиталищем шаваргов пещера не заканчивается, и оттуда, из глубины подземелья, тянет едва заметным зловонным сквозняком… неужто там действительно есть другой выход?
— Что ж, — пробормотал волшебник, — орки, живущие в Туманных горах, частенько совершают набеги на деревушки в предгорьях — пограбить, поживиться на дармовщинку, да и просто погулять-покуражиться. Потом на свет нет-нет да и появляются такие вот полукровки… Житуха, надо признать, этих бедняг не балует, в родных деревнях ни им, ни их несчастным матерям житья, как правило, не дают.
— Поэтому от них пытаются избавиться сразу после рождения?
— В подавляющем большинстве случаев — да… Лишь некоторым, вот как этому твоему Радбугу, все-таки удается выжить — скорее вопреки, нежели благодаря судьбе. Орки, надо признать, таких полукровок тоже не очень-то привечают: как ни крути, всюду они чужие, «порченые», отверженные, лишенные всяких прав. Обычно им тяжело вписаться в жизнь племени и добиться каких-то привилегий, так что твоему Радбугу, судя по всему, в этом отношении некоторым образом повезло. Постой…
— Что такое?
— Там, впереди… — Гэндальф стоял, держась рукой за стену, вытянув шею, будто встревоженно к чему-то принюхиваясь. — Что-то… очень нездоровое. Какая-то бесформенная, извращенная магия…
— Это шаварги, — глухо сказал Гэдж. — Они в клетках, бояться нечего. Идем.
На повороте горел одинокий факел. Подземная каверна была погружена в полумрак, полнившийся, как всегда, поскуливаниями и пофыркиваниями; где-то чуть дальше кто-то чем-то негромко похрустывал, не то сухой соломой, не то чьими-то костями. Шаварг, живший в ближайшей клетке, при виде беглецов издал глухой недовольный рык; он сидел на корточках у дальней стены, опираясь в пол длинными передними лапами, и, нагнув шишковатую голову, пристально следил за незваными пришельцами свирепыми, утопленными глубоко подо лбом мутными глазками. Густой смрад мускуса, падали и несвежей крови, висевший в подземелье, забивался в легкие, как прелые тряпки.
— Превеликий Эру! — пробормотал Гэндальф. — Что это за странные твари?
На лице его выразилось изумление, смешанное с ужасом. Он остановился возле ближайшей клетки — и под взглядом мага её хозяин-шаварг как будто съежился, отпрянул, подтянул под себя лапы; и в то же время из глотки его вырвался тихий рык, а в красноватых глазках мелькнула такая ненависть и неукротимая злоба, смешанная со страданием, что Гэджа бросило в жар.
— Идем отсюда! Скорее! — взмолился он; его шатало и тошнило от присутствия этих жутких, искаженных, перекроенных немыслимой магией созданий. — Нечего тут разглядывать!
— Идем, — эхом отозвался Гэндальф. Они торопливо пробежали меж рядами застенков, чьи обитатели, конечно, тотчас почуяли чужаков; и по сторонам, в железных клетках, зарычало, заскулило, завыло чудовищное сауроново воинство, точно решив проводить беглецов нестройным и несусветным хором. Каменные клети наконец сошли на нет (несколько последних были пусты, хотя, судя по разбросанным по полу костям, лишились своих обитателей совсем недавно), но подземелье уходило дальше, во тьму, и сквозняк, сочащийся здесь вдоль стены, отчетливо пах сыростью, гнилью и болотным духом.
— Куда ведет эта нора? — на бегу спросил Гэндальф. — Тебе что-нибудь об этом известно?
— Только то, что она выходит куда-то за болота, — отозвался Гэдж. — Собственно говоря, я совершенно случайно узнал о её существовании.
— Гм. И, по-твоему, это надежный путь?
— А тебе известен другой?
Гэндальф промолчал. Где-то далеко над Замком промчался знакомый тоскливый вопль, словно царапнул ножом по свежей ране — и волшебник поёжился…
Свет факела уперся в выступившую из мрака полуразрушенную кирпичную стену.
Когда-то она, очевидно, перегораживала узкий проход наглухо — но теперь кирпичи с краю осыпались, и в узкую щель тянуло едва заметным потоком воздуха. А также странным, затхлым, жутковато-тухлым запахом лежалой падали, как из заброшенного подвала старой живодерни.
— Ого, — пробормотал Гэндальф. Он посветил в трещину факелом — но впереди был все тот же темный тоннель, уходящий чуть вниз, всё те же сырые стены, все та же ватная тишина и чернильный мрак.
— Не нравится мне это место, — задумчиво сказал маг.
Гэдж молчал. Место это было ничуть не темнее прочих подземельных нор, но ему тут тоже не нравилось — казалось, будто там, в глубине тоннеля, скрывается что-то неведомое, опасное, что-то такое, от чего обитатели Замка отгородились когда-то глухой кирпичной стеной.
Гэндальф рассеянно подергал бороду.
— Что ж, видимо, придётся рискнуть… — Он быстро взглянул на Гэджа. — Ты со мной?
— А ты хочешь, чтобы я вернулся? — хрипло спросил орк.
— Я — нет, — мягко сказал маг. — Но я вижу, что ты сомневаешься, дружище… А, если сейчас ты решишь пойти со мной, обратного пути для тебя уже не будет.
Гэдж стоял, опустив голову, не зная, что делать, разглядывая носки грязных сапог — но на них, увы, не было написано правильного решения. Кажется, именно этого момента он боялся больше всего. Если бы он мог хоть что-то предвидеть, если бы знал точно, когда вернется Саруман… да и вернется ли вообще? Эта последняя мысль явилась совершенно неожиданно и будто окатила орка ведром студеной воды. А что, если с учителем что-то случилось? Ну, пусть он невосприимчив к гнилой лихорадке, но мало ли других опасностей может подстерегать беззащитного, в сущности, старика, в этом диком и неправильном, недружелюбно настроенном, вывихнутом мире? Старика, лишенного Силы, закованного в ошейник, совершенно одинокого — ведь у него здесь никого нет, кроме Гэджа…
Орка бросило в холодный пот. Что же делать?!
Где-то позади, в пещере, заволновались, зарычали, заскулили притихшие было шаварги, загремели цепями, заскребли когтями по каменному полу. Вновь поднялся шум, гам и вой… Что это — погоня? В подземную тюрьму-каверну, смущая обитателей, явились орки? Или некто другой, в плаще и камзоле — некто грозный и внушающий трепет, облеченный страхом, как черным одеянием, скрывающий голову под капюшоном, но при этом забывший надеть лицо? Или у тварей просто случилось время обеда?
Гэндальф с тревогой бросил взгляд через плечо. Схватил Гэджа за руку.
— Нет времени на раздумья. Идём.
***
Битый камень, которым был вымощен пол, вскоре сошел на нет. Под ногами ощущалась скользкая, мокрая глина; потолок опустился, навис низко над головой, сочась тягучими, как слюна, каплями влаги. От стен пахло сыростью; тоннель чуть заметно шел вниз, и откуда-то спереди по-прежнему поднимался неприятный запах разложения — точно где-то в темноте мирно гнила парочка духовитых трупачков.
— Какое странное место, — пробормотал Гэндальф. Пробравшись сквозь трещину в кирпичной стене, беглецы прошли, по-видимому, полторы-две сотни ярдов в глубину подземелья и, по прикидкам Гэджа, должны были находиться где-то под наружной крепостной стеной, если не дальше. — Но, кажется, ты был прав — это действительно какой-то подземный путь, ведущий из Замка прочь.
— Он заброшен, — пробормотал Гэдж, — но не разрушен и не затоплен болотной водой… Нам повезло.
— Везение тут ни при чем. — Волшебник, помолчав, коротко усмехнулся. — Это не простой ход, друг мой… Он не заступом проложен, не киркой и не лопатой. Здесь все вокруг напитано магией — и не сказать, что магией доброй и безобидной… Разве ты этого не чувствуешь?
Гэдж глотнул. Да, теперь, после слов Гэндальфа, он наконец сумел подобрать определение смутному чувству, которое не отпускало его с того момента, как беглецы миновали кирпичную стену — это было ощущение неясной, давящей угрозы, исходящей из тьмы. Где-то здесь, совсем рядом, словно свирепый зверь, залегший в засаде, таилась неведомая опасность, копился тугой, пульсирующий клубок древней злобы, выжидало момента нечто жуткое, нечеловеческое, невообразимое, нечто совершенно запредельное — порождение мрачного подземельного мира, глубоко чуждое тому, «верхнему» миру света и ветра. Опустив руку, Гэдж сжал ладонью рукоять кинжала — она была не горячей, но все же ощутимо теплой, орк особенно хорошо почувствовал это обожженной кожей.
Время от времени он прислушивался к себе — но ощущение ледяной паучьей руки, с неторопливой уверенностью подбирающейся к сердцу, больше не возвращалось. Неужели, спрашивал себя Гэдж, погоня потеряла наш след, и никакие назгулы в пещере шаваргов не появлялись? Или преследователи злонамеренно предоставили беглецов самих себе, зная, что они сами себя загнали в ловушку, и другого выхода из этой подземельной норы нет?.. Холодная, вязкая капля — не то вода, не то слизь — внезапно упала орку на шею, и, вздрогнув, он поднял факел повыше, освещая низкие своды. Оттуда свисало непонятного происхождения спутанное вервие — или тягучие, как расплавленное стекло, белесоватые отростки, или шматья подсыхающей слизи, или еще что-то другое, не имеющее названия, еще более странное, непонятное и отвратительное.
— Силы небесные! Это еще что за мерзость?
— Не знаю… Посмотри-ка сюда.
Волшебник посветил факелом вперед. Гэдж поднял голову — и остолбенел… Потолок в этом месте был покрыт неимоверным количеством серого, мутного вещества, цветом и консистенцией похожим на студень или овсяный кисель, медленно стекающим на пол и лениво застывающим в этом вязком стекании. Белесые нити толщиной с палец, сплетающиеся в тяжелые, неподвижно висящие стеклянистые фестоны, заполняли всю верхнюю часть тоннеля, и от них шел дурнотный, наводящий на мысли о разверстой могиле гнилостный запах.
— Эт-то еще что такое? — запинаясь, пробормотал Гэдж. — К-как будто… червеоборотень тут высморкался… или гигантский слизняк…
— Это какая же тварь оставила здесь такой след, хотел бы я знать, — хмуро отозвался Гэндальф, — вернее, не хотел бы.
Гэдж осторожно резанул кинжалом пару «нитей»: попав под лезвие, тугие сырые волокна лопнули и скукожились, повисли под потолком зловонными рваными лохмотьями. Орк оглянулся на Гэндальфа, ожидая от мага хоть какого-то объяснения, но волшебник молчал; если он и сделал из увиденного какие-то выводы, то делиться ими со спутником определенно не торопился. Не хотел меня напугать? — мрачно спросил себя орк. Щадил мою хрупкую неокрепшую психику? Опасался вызвать новый приступ паники? Поздно; видит Творец, я и без того уже достаточно напуган.
Света в конце тоннеля и впрямь не предвиделось. Коридор теперь ощутимо тянулся вниз, и в стороны то и дело ответвлялись боковые ходы — или, скорее, не ходы, а отнорки или лазы, беспорядочно пробуравленные в стенах, как дырки в сыре: их черные кривые пасти темнели то у поверхности пола, то посередине стены, то высоко вверху, почти под самым потолком. Во многих местах на стенах поблескивали пятна буроватой слизи, а со сводов свисали потеки подсыхающего «студня»; от резкого запаха болота и чего-то сладковато-едкого, похожего на тошнотворный дух созревающего сыра, начинала кружиться голова, и ноги становились чужими, тяжелыми, словно набитыми мокрым песком — приходилось волочить их за собой с усилием, как постылый балласт. Потом в пятно света попало нечто совсем уж загадочное: множество гладких, грязновато-серых шаров размером с добрую тыкву, которые плотно лепились друг к другу, занимая поверхность пола и часть соседней стены по левую руку, оставляя справа лишь узкую труднопроходимую тропку. Шары были чуть неправильной, удлиненной формы, каждый — с мутноватым пятном в центре, залитые с ве́рхом плотной студнеобразной массой. На что-то это диковинное образование было похоже, на что-то очень знакомое из той, давней, наземной жизни, но Гэдж никак не мог вспомнить, на что именно…
— Какие забавные штуки, а? — Орка опять против воли разбирал нервный смех: он был уверен, что эти странные шаровидные формы таят в себе нечто неописуемо жуткое и опасное, и это обстоятельство вызывало у него необъяснимый припадок лихорадочного веселья. — Что это, по-твоему, за невидаль, а?
Волшебник несколько секунд молчал, прежде чем ответить. На щенячий восторг спутника он внимания не обращал (или делал вид, что не обращает), наконец неохотно разжал губы:
— Тебе, конечно, приходилось видеть лягушачью икру, Гэдж?
— Лягушачью икру? — Так вот что́ напоминала Гэджу эта причудливая желеподобная масса! — Ты думаешь, это… кладка, что ли?
Его будто ударили обухом по затылку…
Он вдруг увидел себя со стороны: только что он корчился от дурацкого смеха, а сейчас стоит, жалко раззявив рот, готовый постыдно завопить от страха, пораженный, как громом, неожиданным открытием наповал. Он пригляделся к мутному пятну в центре ближайшего шара-яйца, и нашел некоторое определенное сходство с крохотным, съежившимся, поджавшим ножки к брюшку паучком. Разом вспомнилась тварь, напавшая на него на краю болот: вздутое щетинистое брюхо, невнятная морда, пучок неряшливо торчащих щупалец…
«Гуулы». Логово «гуулов» — вот куда они забрели!
Радбуг пытался предупредить его о том, что в подземном ходе «неладно», но знал ли сам Радбуг о том, что ход ведет прямехонько в «колыбель» этих болотных тварей? «Не ходи туда. Тебе лучше вернуться…»
Гэдж со стоном привалился спиной к стене. Ему стало нехорошо.
— Нам… не стоило сюда идти, — через силу прохрипел он; слова, вязкие и бессильные, выдавливались сквозь зубы неохотно, как чересчур густое стекло. — Здесь опасно… надо вернуться!
— Поздно, — равнодушным, невыразительным тоном откликнулся волшебник. — Наверное, в Башне уже известно, каким путем мы ушли… Для меня, во всяком случае, обратной дороги нет.
— Ты знаешь, что это за место?
— Догадываюсь, Гэдж.
— Нам отсюда не выбраться! Ни за что, никогда!..
Колени его подогнулись.
Он не знал, что́ заставило его произнести последние слова, но на него вдруг глыбой обрушилось отчаяние — неодолимое, беспросветное; и опустились ниже глухие осклизлые стены тоннеля, и надвинулись тяжело, страшно, и облепили Гэджа мокрой глиной, и загустели вокруг него липкой тьмой, сдавили грудь, забились в горло и в нос, не позволяя сбросить их с себя, выпрямиться, вздохнуть. Какая-то обессиливающая, необъяснимая усталость навалилась на него, безучастность, безразличие ко всему — да пропади оно все к лешему, сказал он себе. Ноги вконец отказались ему служить, и он со стоном сполз по стене, скорчился на грязном полу — и не мог встать, не мог поднять головы, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, не мог больше ни о чем думать, тревожиться, волноваться — хотелось одного: лечь и обо всем забыть… ничего не видеть, не слышать… отдаться на милость Творца… закрыть глаза… заснуть… умереть…
— Гэдж, — негромко позвал из темноты Гэндальф; голос его был чуть слышен, едва перекрывая осторожное потрескивание смоляного факела. — Расскажи мне о Фангорне, Гэдж. Сейчас.
Орк судорожно мотнул головой. Вот оно, началось, мельком подумал он: Гэндальф сошел с ума…
— Я… не могу, — он тяжело, со всхлипом втянул в легкие воздух; в его пересохшем рту совсем не осталось слюны, и, сглотнув, он ощутил лишь беспомощные колючие спазмы, остро сжимающие гортань. — В горле пересохло…
Волшебник, опираясь рукой о стену, пристально, не моргая, смотрел на него.
— Расскажи о том, Гэдж, — негромко произнес он, — как шумит под ветром листва старого леса, поют птицы, и солнечные лучи пронизывают лесной сумрак подобно светящимся столпам… Расскажи о криках чаек на берегу Андуина. О солнечном летнем дне. Вспомни, как волны набегают на берег, и как шумит ветер в кронах сосен, и как прекрасен закат над скалистыми вершинами Туманных гор…
— Не могу, — Гэдж закрыл лицо руками. — Я не могу этого вспомнить, не могу! Ничего этого… нет!
— Посмотри на меня, — велел Гэндальф.
Медленно, словно преодолевая невидимое сопротивление, орк поднял голову и встретился с волшебником взглядом… Посмотрел магу в глаза — измученные, ввалившиеся, озаренные изнутри ясным ровным сиянием: так грязный, покореженный, нещадно битый жизнью светильник хранит в себе частицу яркого и чистого, всепобеждающего огня — неугасимого огня веры, жизнелюбия и надежды.
— Гэдж, — хрипло произнес Гэндальф, — мы забрели в дурное, очень дурное место — это правда. Здесь — вотчина холодного Мрака, настоящее логово Тьмы, средоточие древнего первозданного Зла… я пока еще стараюсь сдерживать его натиск, не позволить ему окончательно раздавить нас, убить в нас стремление к жизни, но сил у меня не так уж и много… Мы погибнем, если ты мне не поможешь, дружище. Мне необходима твоя поддержка, Гэдж, твое твердое теплое плечо, мне не справиться с этой Тьмой без тебя… Мне нужно знать, что мы вместе. Пожалуйста, дай мне руку.
Он по-прежнему говорил ровно, спокойно, сдержанно, не приказывал, не требовал — но было в его голосе что-то такое, чему невозможно было не подчиниться. И Гэдж заставил себя отозваться… он двигался, как во сне, преодолевал Тьму в себе и вокруг, как преодолевают сногсшибательный порыв ветра — медленно поднял руку, тяжелую, точно свинцовая болванка, нетвердо подал магу ладонь… и Гэндальф сжал её, стиснул крепко и порывисто, по-дружески горячо. И живительное тепло пробежало по жилам Гэджа, вливая в него иссякающие силы, отогревая застывшее сердце, изгоняя безвольное оцепенение, отчаяние и проникающий в душу болезненный гнойный морок. Неуверенно, придерживаясь свободной рукой за стену, он поднялся… выпрямился на подгибающихся ногах, чуть пошатываясь, точно хмельной…
— Вот так. Молодец, — хрипло сказал маг, и голос его чуть дрогнул, в нем сквозь тревогу и усталость скользнула неожиданная ободряющая теплота. Он по-прежнему не отпускал руку Гэджа, точно боялся порвать какую-то возникшую между ними невидимую ниточку, и ладонь мага была крепкой и надежной, точно каменная опора для отчаявшегося, уже потерявшего дно под ногами тонущего человека. — А теперь — идём.
И они пошли. Вперёд — в клубящуюся в тоннеле холодную студенистую тьму.