– Что же она такое увидела?
– Предательство.
– И она осудила его на смерть?
– Нет. Она придумала кое-что получше.
– В день похорон Арканхеля Баррагана произошли вещи странные и противоречивые. Одни под землей, другие на земле.
– Никто не знал о том, что случилось в подвалах дома Барраганов во время этих похорон, как раз в тот момент, когда лопаты могильщиков стали засыпать землей гроб юношей. Все знали на Зажигалке, но эта тайна осталась неузнанной на много лет, да и теперь еще многие сомневаются.
Печальный звон колоколов саваном одевает Город. Северина идет за гробом, завернутая в черную шаль, и ее вечный траур, в десятый раз обагренный кровью, заставляет содрогнуться фундаменты зданий.
Плакальщицы расчищают ей дорогу среди толпы скорбящих и любопытных бесхитростными воплями, от которых в раскаленном кладбищенском воздухе разбегаются трещины:
– Сострадания ее горю! Меньшого сына у нее убили!
Она, сеньора страдания, потерявшая десятерых детей, медленно шагает рядом с телом своего меньшого. Лице ее мрачно, губы зловеще бормочут суровое проклятие: «Кровь дитяти пролита днесь. За кровь дитяти врага постигнет месть».
По взволнованной толпе, общим шепотом возмущения, разносится весть: «Лучший друг предательски убил его». Из уст в уста передается имя убийцы: «Гильермо Вилли Киньонес, чтоб его дьявол утащил в пекло».
– Чем же он убил его?
– Да собственным оружием покойного, застрелил из «Вальтера Р38» – этот пистолет был проклят еще в прошлом, потому что был орудием военных преступлений – из него расстреливали евреев.
В Городе только об этом убийстве и говорят; да и во всей стране тоже. Газеты на первых страницах обсуждают кровавое событие, журналы заполнены гипотезами, интервью, репортажами. Один желтый листок вопрошает: «Где же убийца? Что случилось с капралом Киньонесом?»
Никто не знает его местонахождения. Он сбежал после преступления, и где он, неизвестно. Как обычно, ни власти, ни правосудие не находят ни следов, ни улик, ни свидетелей, да им и дела нет до всего происшествия. Но народ-то знает. Народ всегда все знает. Киньонесу не удалось сбежать, Барраганы отомстили и покончили с ним.
– А куда же в таком случае делся его труп, ведь и трупа не видели?
– Его бросили собакам, и те его сожрали. Чтоб его не искали, чтобы не нашли его никогда. Ни следа от него не осталось, ни памяти. Разве что голая кость где-нибудь в дальнем патио.
– Никто не видал Немую на похоронах…
– Ее не видали, потому что ее там и не было. Но вот чего никто не знал, да и теперь знают немногие, так это, что и самого Арканхеля Баррагана, покойника, там не было.
– Не может быть. Все мы видели его гроб.
– А его внутри не было. И не умирал он вовсе. Северина сознательно похоронила пустой ящик.
– Так это все был блеф?
– Да.
– А где же тогда был Арканхель?
– Он был спрятан в одном из закоулков в подвалах, вместе с Немой. И со своим другом капралом Гильеромо Вилли, который тоже был жив.
В тот день, когда Гильермо Вилли уснул в доме Барраганов, Немая, просмотрев его предательские сны, вцепилась в его руку, вонзив ногти так, что кровь потекла. Она втащила его в глубину дома, заперлась с ним один на один в кладовке с инструментами, и давала ему пощечину за пощечиной, пока он, и не попытавшись защититься, не заплакал как ребенок и не рассказал ей все.
– И что же он ей рассказал?
Он открыл ей, что Монсальве заплатили ему, чтобы он завоевал дружбу и доверие Арканхеля и убил его. Он открыл ей и то, что много раз у него была такая возможность:
– Но я не хотел его убивать, потому что Арканхель в самом деле стал мне братом. – Монсальве тревожились, потому что время шло, а их приказ не выполнялся, и давили на него угрозами. Они дали ему неделю срока. Эта неделя уже прошла. – Теперь Фрепе Монсальве не доверяет мне. Мои дни сочтены, – сказал Немой капрал Гильермо Вилли, и она проникла вглубь его помышлений и чувств, и узнала со всей достоверностью, что они искренни.
Тогда-то она и составила весь план и приступила к его исполнению. Она привела Арканхеля и знаками заставила капрала повторить перед ним то, что он ей рассказал. Она превратила Северину, Макаку и Ану Сантана в своих единственных сообщниц, взяв с них клятву молчать, и вместе с ними – общаясь с помощью записок – изобрела мнимые преступления, спрятала юношей в подвалах, распустила фальшивое известие об их смерти, устроила фиктивные похороны.
– А Нандо они открыли правду?
– Что смерть Арканхеля – обман, это они ему сказали, чтобы поберечь его – а то горе его бы надвое разорвало. Но они и словечком не намекнули ему о бегстве, и не сказали, где спрятаны юноши. Боялись, как бы Нандо не прикончил капрала в припадке ярости, ведь он не знал жалости к предателям, даже раскаявшимся.
Немая достала свой запас долларов, припрятанных в годы благоденствия, и вручила их Арканхелю. Сумма была достаточной для того, чтобы уехать далеко и жить без забот в любой стране мира. Она собрала чемоданы с одеждой и приготовила для побега «джип», где было оружие для двоих, запас бензина, бидоны с водой и корзина с провизией.
Когда остальные уходят на кладбище, оставив пустыми дом и весь квартал, и пока рассказы о преступлении и треволнения похорон владеют общим вниманием, Немая ведет племянника и его друга по темным потайным переходам подвалов, которые выводят их под землей за пределы Города. Они идут по пути сточных вод, торопливо ускользают по городским кишкам.
Они заживо погребены в подземном мире штолен и канализационных труб и продвигаются вперед на свет фонаря, как зомби. Их окутывают подземные испарения и жар из центра земли, их задевают по лицу, пролетая, невидимые летучие мыши. Они слышат над своими головами поток шагов и молитв, который параллельно их движению течет по поверхности, рождая мрачное эхо. Арканхель ошеломленно узнает причитания на собственных похоронах.
На цыпочках юноша идет за своей теткой. Он повинуется ей молча и покорно, хотя и знает, что туннель, по которому он идет, – это туннель времени, шаг за шагом уводящий его от того прошлого, в котором она остается. Его сердце, сбившись с ритма, несется вскачь на двух противонаправленных скоростях: систолы сжимает агония оттого, что он ее покидает, диастолы расширяет волнение перед лицом целого мира, который ждет его, одновременно пугающий и притягательный.
– Они добрались до конца подземного лабиринта в тот самый момент, когда лопаты могильщиков закрывали землей могилу Арканхеля.
Перед ними возникает лестница в тринадцать ступеней, она ведет наверх, к двери, из-за которой пробивается белый луч дневного света, озаряя их лица. Быстрыми движениями, без канители и промедления, Немая удостоверяется, что у Арканхеля висит на шее Каравакский крест, вручает ему ключи от «джипа», припаркованного снаружи, отпирает ржавые висячие замки, отодвигает задвижки, снимает цепи и толкает дверь – та скрипит, подается и распахивается настежь. Их накрывает прямоугольник света, свет заливает их с головы до ног. Ослепленные, они трут глаза, и теряют несколько секунд, пока к ним не возвращается зрение.
Арканхель обнимает Немую. Он ничего не говорит ей, но она чувствует у своей груди бой бешеных бонго,[68] что гремят в груди у него. Тогда безо всякого усилия она произносит, звонко и внятно, единственные слова, которые ей суждено сказать в жизни:
– Уезжайте подальше, и забудьте.
Двое юношей бегут по грунтовой дорожке к «джипу», а Немая остается позади, прислонившись к косяку двери. Она вслушивается в последние отзвуки уже расходящейся похоронной процессии, сует руки в карманы своей черной юбки и смотрит бесслезными глазами вслед своему позлащенному и возлюбленному племяннику, Арканхелю преславному, навеки уходящему от нее, воскресшему днесь от своей мнимой смерти.
Снова Нандо Барраган в оглохшем и зеленом мире. В мире цвета мяты, и зеленого стекла, и зеленого халата хирурга. Несущие боль волны просветления и уносящие боль волны забытья, сменяя друг друга, проходят по неспокойным водам его рассудка. Анестезия безжалостно покидает его, оставляя одного, в груди у него жжет.
– Почему он опять оказался в больнице, его что, снова ранили?
– Нет. Точнее, и да, и нет. Он попал в больницу в результате целой цепочки неожиданных событий, начавшихся в один прекрасный день в девять часов утра.
Ровно в девять утра национальные вооруженные силы впервые в истории вмешались в дела Нандо Баррагана и вторглись в его дом. Они приехали на восьми «джипах», трех мотоциклах и одном броневике. Шестьдесят три солдата под командованием полковника Пинильи обшарили все до последнего уголка в поисках оружия, взрывчатки, наркотиков, отпечатков пальцев, подозрительных книг, иностранной валюты, подрывных прокламаций, карт Кубы, ну хоть чего-нибудь, чего бы то ни было, что могло бы скомпрометировать Нандо Баррагана.
– Они были уверены, что обыскали все до последнего уголка, но ничего не нашли. Оружие хранилось в одном из закоулков в подвалах, куда им было не добраться. Так или иначе, они арестовали Нандо.
– Как же, если они ничего не нашли?
– Они сказали, что нашли пять пуль под кроватью, надели на него наручники и увезли. Пташка Пиф-Паф, Ножницы и все прочие ничего не могли поделать: они и пикнуть не успели. Никогда раньше они не сталкивались с танковыми орудиями и полубатальоном солдат. Даже и сам Нандо не протестовал, так велико было его изумление. От кого угодно он ожидал бы подвоха, но не от властей: они ни разу против него не выступали.
– Так что же, только за эти пять пуль они арестовали второго Рэмбо?