Какое-то время мы с Золто так и сидели на земле. Он негромко всхлипывал, а я мрачно глядел в темнеющее пространство. Обсуждать наше положение не хотелось. Не тогда, когда я был избит, устал, а мой напарник по несчастью — в слезах.
Постепенно он затих. Вероятно, мы оба на какое-то время все-таки забылись сном. Во всяком случае, когда я открыл глаза, свет, идущий из уже совсем маленькой щели наверху был светло-серым, скорее всего, рассветным.
Я, кряхтя, поднялся на ноги и, задрав голову, уставился на наше «окошко в мир». Добраться до него казалось невозможным. У другой стены пещеры зашевелился Золто. Я глянул на него — он ответил мрачным кивком. Судя по всему, сил на разговоры у него еще не было.
Я пожал плечами и огляделся. Справа и слева от нас зияли черные дыры, похожие на входы тоннель. Название Норы им очень подходило.
Я решительно подошел к одной из них. Темнота не давала рассмотреть ничего дальше, чем на расстояние вытянутой руки. Недолго думая, я шагнул вперед.
— Ты чего?! — Золто ожил, подскочил и рванулся ко мне.
— Ничего, — я шагнул обратно. — Думал, мало ли, это лишь со стороны кажется, что там так темно.
— И?
— Не кажется.
С минуту я размышлял, глядя в темноту.
— Тьма — это великая чистота, — озвучил я вслух пятую максиму.
— Чего?
Золто уставился на меня в недоумении.
— Неважно.
Я отошел от входа в коридор. Если из этих Нор и есть выход, без света найти его нам не удастся. Золто умел видеть в темноте. Я тоже умел кое-что.
— Слушай, Золто, у тебя есть что-то пишущее? Кисть, перо? Может, ножик?
— Ну, ножик есть. Как писать-то будешь им?
— Давай сюда.
Идея, пришедшая мне в голову, казалась разумной. Ну, хуже-то всё равно уже не будет.
Ножик у Золто был острый. Я полез в сумку и откочерыжил здоровенный кусок спальной шкуры. Расстелил на полу пещеры и при первом нажатии продырявил ее насквозь.
Я перехватил нож так, чтобы лишь царапать самым кончиком. Так кожа резалась на ура, но плетение выходило откровенно слабоватым. Что и говорить, в Академии я был бы крепкий середнячок… если бы прогуливал меньше. Меня хвалили за твёрдую руку, но линиям моим не хватало «подлинной страсти». Впрочем, сейчас мне не нужно было собирать Хаос, мне нужен был только свет, а его дают даже самые паршивые плетения.
«…и плетенья печатей, как солнца в ночи, посылают на город сиянья лучи…»
Раз-два, штрих вверх, поворот; два-раз, штрих поверх штриха, раз-два-три-четыре — два штриха косой линией, завершение узорного элемента — один есть. Теперь эпициклоида… Линии мои светились из рук вон плохо. Где-то желтым, где-то болезненно-зеленым, а где-то красным — пережал, скоро потухнет, если не скрепить вовремя печатью.
— Это что за вытварь такая?
За своим занятием по созданию источника света я совсем забыл про Золто. А он тем временем подошел ко мне и таращил свои жёлтые глаза на светящиеся порезы. Ну, пожалуй, если не знать, что происходит, то можно и удивиться. Я царапал шкуру ножом, и вслед за этим движениями из разрезанной кожи проступал тускловатый и неровный свет. На самом деле, линии начали светиться только после завершения значительной части узора, но, когда Золто подошел, уже две трети работы были сделаны. Интересно, этим можно собрать хоть что-то? Надеюсь, мои учителя никогда не увидят это убожество.
— Это не вытварь, Золто, а великое искусство, — гордо сообщил я ему, делая завершающий узел.
Поразительно, но плетение вспыхнуло, сложившись в закрепленный узор. Не жахнуло на всю площадь нашей пещерки, но осветило достаточно. И теперь более-менее стабильно мерцало.
— У тебя глаза светятся, а у меня — печать, — я встал с колен, прорезал в верхней части кожи дырку и надел её на грудь на манер передника. — Так и пойдем — каждый светит чем может.
Не дожидаясь его ответа, я выбрал направление наудачу и шагнул в левый коридор.
Он сильно отличался от той ямы, где мы только что были. Это был действительно коридор — высотой примерно два алда. Проём был шестиугольной формы. И стены, и пол были из гладкого тёмного камня. На полированных поверхностях отражался свет плетения. Очевидно, этот тоннель был не природного происхождения — вода не протачивает геометрические фигуры.
Стоило мне пройти пять-шесть шагов, как Золто подбежал ко мне и молча зашагал рядом.
Было тихо. В том месте, где мы сидели, всё время похрустывала закрывающаяся воронка сыпучки, но здесь не было никаких звуков, кроме наших шагов. Тишина была густой, вязкой. Я поёжился из-за влажного, прохладного воздуха.
— Так, Золто, — начал я, — а что здесь, собственно говоря, есть? Ну, что ты слышал?
— Всякое, — угрюмо ответил он.
— Ну, безопасно, хотя бы, идти как мы идём? Или там, не знаю, красться надо? Может, свет пригасить?
— Не знаю, не был.
Золто отвечал по своему обыкнвению немногословно, кося взглядом на сияющее плетение.
— Ветра, а что ты знаешь?
— Немного, — со вздохом отозвался Золто, — только что норщики говорят.
— И что они говорят? — поторопил я его.
— Что монстры здесь, — Золто скривился, — и что опасно.
— Пока кажется, что нет, — заметил я с улыбкой, — может, врут, чтобы другие не ходили?
— Не врут, — Золто покачал головой, — тут и мрут, и пропадают, и еле живых вытаскивают.
— Золто, слушай, а ты хоть примерное направление отсюда на выход знаешь?
Золто смотрел на меня таким злобным взглядом, что мне стало не по себе. Я не мог понять, что же его так сильно бесит, и от чего эта злость только усиливается с каждым нашим новым диалогом.
— Надо наверх идти, — озвучил очевидное Золто. — Норы уходят вниз под горы.
А вот это было паршиво. До предгорий было совсем недалеко. Я представил себе, как окажусь в бесконечных темных коридорах под горами — вот это, пожалуй, самая безвыходная из всех возможных ситуация.
— Наверх мы идти не можем, тут коридор один пока что.
— Там впереди развилка, — Золто сверкнул своими глазищами.
Хорошее умение, ничего не скажешь. Мое плетение освещало не слишком много, и развилки я пока не видел.
— Ясно, значит, будем выбирать ту дорогу, что идет вверх, — кивнул я, — еще что?
— Есть зарубки норщиковские, — неуверенно произнес Золто, — я сам не видел, но так говорят. Они себе знаки оставляют, чтоб с пути не сбиться. Помечают, где ладанка, где хаотичка и как выйти.
— И мы, конечно же, заметим эти знаки? — с надеждой спросил я.
— Должны, коль не слепые, — Золто пожал плечами, — людьми для людей же делалось.
— Отлично! — я приободрился. — Значит, будем искать.
— Норы далеко идут, можем никогда не найти тех троп, что норщики пометили, — мой спутник, как всегда, был полон оптимизма.
— Да нам бы хоть до развилки добраться, — проговорил я ровным голосом, — тут на каждом шагу какая-то, как ты изволишь выражаться, вытварь.
Золто оживился.
— А да, это что, и правда алое плетение на тебе?
Какой, однако, сведущий житель леса. Не вызвало бы это проблем в будущем.
— Именно, — вздохнул я.
— И оно может хаотичку собирать? Как большое?
Я задумался, не соврать ли. А… ветра, мы и так в Норах, если ещё начнём друг другу врать — точно не выберемся.
— Теоретически. В смысле — ветра знают, то ли может, то ли нет. Оно маленькое и слабенькое. Я не большой мастер в изготовлении плетений.
Золто хмыкнул и промолчал. Какое-то время мы шли в тишине.
— А если с монстром столкнемся, что делать надо? Драпать? Биться? — решил я прервать затянувшееся молчание.
— Можешь начинать думать, — тихо сказал Золто и жестом указал вперёд.
Я увидел впереди лежащую у стены тоннеля тёмную массу. Золто придержал меня.
— Что это, — спросил его я.
— А штиль его знает, — отвечал мудрый ведьмачий сын. — Смелый такой — сходи сам проверь, а я тебя тут обожду.
И это мой верный и храбрый спутник? Поминая нечестивые ветра, я осторожно приблизился.
У стены лежал дохлый баран, поросший какой-то травой.
— Золто, это мёртвый баран, спокойно иди, — крикнул ему я.
Баран пошевелился, и я стремительно ретировался.
— Баран не мёртвый, не иди, — предупредил я Золто, отбегая.
Золто и не собирался. Напротив, наплевав на командный дух, он припустил прочь, я за ним. Мы пробежали, наверное, с полсотни алдов и остановились. Я прислушался.
Послышался быстрый цокот копыт.
Плохо дело! Я достал нож. Золто тоже остановился и взял копьё наизготовку. Баран стремительно приближался, и я увидел, что трава — или то, что я принимал за траву — торчит из его шерсти, как иглы.
Он задел боком стену коридора, и иглы высекли из камней сноп искр. Баран, поросший железом? Прекрасно! Почему он не мог порасти мягким пухом, а?
Я начал отступать, но тут баран остановился, глядя на нас мёртвыми, пустыми глазами. Иголки на его шерсти медленно опускались.
Золто выругался и плюнул.
— Это тварь. Пронесло.
— В смысле, тварь?
— Ну, это баран. Он был живой, но в него ладанка попала. Теперь он вот такой. Стоит, своё поле стережёт, но за поле не выходит. Незачем ему.
Хм, то есть, он вроде той злополучной собаки Ликса.
— То есть, твари не атакуют, если ты не заходишь на их поле?
— Какие как, — неопределённо отозвался Золто. — Но твари попроще живуль. Если умеючи, то их можно бить. Значит, это ладный коридор, тут всё — твари. Звери, а может, и люди бывшие.
— Ладный коридор?
— Здесь ладный ветер стоит, значит.
— Ты же говорил, что не знаешь ничего!
— Ну, что-то да рассказывали, — он протянул. — Да только врут же все почём зря. Чего там поймёшь.
Баран стоял, не шевелясь.
— Так. А мы можем этого барана прикончить? Например, камнями его закидаем?
— Если мы его бить будем или чуть ближе подойдём, то он взъярится и на нас бросится. Тут поле не поле, а пойдёт на нас.
— А если ты копьём в него кинешь и убьёшь? Это может сработать?
— Толку-то. Видишь, баран железный. Значит, копьём его не возьмёшь.
Так. Упорядоченный баран. И воздух здесь «стоит» упорядоченный. Интересно, наши мастера вообще слышали про такое? Сколько себя помню, ветер всегда был двусоставным.
Вернемся к барану. Что мы знаем о баранах? Их едят, и они дают шерсть. Ещё барашек говорит «беееее», как меня в детстве учила мать по букварю, где были изображены животные….
Мне в голову пришла идея.
— Слушай, Золто, а если мы в шкуры завернёмся и на четвереньках пойдём, он нас за стадо не примет?
Золто вылупился на меня, как на безумца.
— Ну, смотри. Это же баран, по сути, только мёртвый и тупой. Они же стадо не трогают? Нет? Если мы завернёмся в шкуры, пойдём и будем говорить «бееееее», он, может, нас и пропустит.
— Да ну, срамиться!
— Перед кем? Перед мёртвым бараном?
Я решительно извлёк свою спальную шкуру из сумки и попытался в неё завернуться. Края шкуры болтались, и она сползала.
— Есть чем перепоясаться?
Золто достал моток верёвки и отрезал мне кусок. Я ухитрился затянуть на себе петлю и завязал узелок.
— Шкуры-то оленьи, — хмыкнул Золто.
— Тише, — отозвался я, — барану это знать не обязательно.
Опустившись на четвереньки, я медленно пополз, издавая негромкое блеяние. Шаг за шагом я приближался к барану. Он не подавал признаков жизни. Получилось? Я гений, мастер обмана! Не зря мне букварь в детстве читали с картинками — пригодилось! «Как говорит барашек? Бееее!»
Яростное веселье охватывало меня все больше. Если баран все-таки решит меня сожрать или исколоть иглами, то это будет самая смешная смерть в истории. Я представил себе заголовок: «Несчастный случай! Высокородный Алый был съеден при попытке обмануть мертвого барана. Молодого человека нашли, завернутым в шкуру оленя, по предварительным данным, он пытался…»
— Беееееее, — прозвучало за моей спиной.
Ведьмак решил последовать моему примеру? Я обернулся и увидел завёрнутого в шкуру Золто, стоящего на четвереньках. Куда искуснее завёрнутого в шкуру, чем я, должен признаться.
Затем грюкнуло что-то железное. Баран встрепенулся и застучал иглами. Я увидел, что Золто тащит копьё. Мой-то кол остался ещё на месте злополучной встречи с рыкташем.
— Бееее! Зачееем тебббеее копьёеее, — заблеял я осуждающе. — Ббброось беее копьеее!
— Нееет, — отблеивался Золто, — неее бброоошу ббеее!
— Ббееестрееее, бееегооооом! — я почетверенькал ему навстречу.
Перехватив у него наконечник копья одной рукой, я запихал его под свой пояс — то есть, верёвку, которой держались на мне шкуры. Баран нерешительно переступил ногами.
— Беееее! Тааак жеее!
Но Золто уже понимал, что делать. Он прицепил рукоять копья со своей стороны к своим шкурам, и мы поползли вперёд, стараясь сохранять расстояние.
Ну как же беесит!
Мы ползли и ползли. Колени и локти протестовали против такого обращения. Пару раз падало копьё, но баран, очевидно, не придавал этому звуку значения.
— Слушай, Золто, — прошептал ему я, разворачиваясь. — Баран своё поле целиком стережёт?
— Чего?
— Ну, он что сейчас делать будет? Вернётся на место, где спал?
— А откуда мне знать-то? — огрызнулся Золто и заорал мне почти в самое ухо: — Бееееее!
Я отцепил копьё, отдал его Золто и встал. Баран нас преследовать не пытался. Я довольно улыбнулся:
— В общем, Золто, мы угодили в Норы. Тут нужно логическое мышление и образование. Слушай меня. Если я скажу бежать — побежишь. Скажу лежать — ляжешь. Скажу — в шкуры завернуться и бараном блеять — в шкуру завернёшься и бараном заблеешь.
Неблагодарный Золто попытался пнуть меня ногой, но запутался в шкурах.
Отвязавшись от мертвого барана, я здорово приободрился. Золто широко улыбался — вместе со сверкающими глазами это выглядело несколько безумно.
— Ройт, — я и не предполагал за ним таких дружелюбных интонаций: — мы — молодцы!
— Все в порядке? — я не удержался от ехидства.
— Нет, — он вздрогнул, и прикрыл лицо ладонью. — Мы надышались.
Я недоумённо взглянул на него.
— Стоячим ветром надышались, Ройт! — Золто говорил, вроде, серьезно, но улыбка так и не пропадала с лица. — Норщики в масках специальных ходят, чтобы не дышать им! Не дыши, Ройт!
Я послушно перестал дышать. В голове, действительно, звенело. Впрочем, долго не дышать не получалось.
— И что теперь? Мы умрём? — спросил я Золто, зажимая нос.
— Неа, просто запьянеем от ветра, — гыгыкнул он. — Сильно.
Я облегчённо вздохнул.
— Да может потому норщики и мрут, что в масках ходят! Смотри, как мы лихо барана прошли, — ещё раз восхитился я.
Золто гыгыкнул. Славный парень этот Золто! С ним нигде не пропадёшь!
Хихикая и толкая друг друга под ребра, мы преодолели очередного «монстра» — вереницу упорядченных змей. Покрытые каменистыми наростами, пылью и другим мусором, они тащились по коридору нам навстречу. Мы с Золто прыгали между ними, во всю глотку распевая похабную песенку, которой научил меня ведьмачий сын.
— Мудрецы и молодцы не нашли свои трусцы! — победно выкрикнул я, приземляясь.
Сразу десяток змей остались позади. Я обернулся на Золто. Тот фыркнул и, хохоча, сделал кувырок в воздухе. Только чудом устояв на ногах, он сделал театральный поклон до земли.
К огромной улитке мы подошли уже пошатываясь. Ребра и живот ныли от беспрерывного смеха. Казалось, сил на большее веселье уже не осталось, но при виде очередной твари нас скрутило в новом приступе. Какая-то часть моего сознания настойчиво пыталась пробиться ко мне, я видел, что и Золто периодически стискивает голову ладонями, будто пытался то ли собрать ее воедино, то ли выдавить из нее что-то. Мне хотелось ему сказать, чтобы прекращал, потому что он очень умный, ловкий, храбрый ведьмачий сын. Как и я.
Славная улитка! Она захотела нас покатать. Золто уверял, что может с ней объясняться — я в который раз удивился его могущественным способностям. Игра с улиткой была очень проста: надо было держаться за панцирь, и не трогать её тело, потому что иначе ей будет щекотно. Или мы обожжёмся. Уже не помню. Мы оседлали её, и скользили по коридору, как на лодке. Я спел Золто баркаролу «Влюблённый рыбак». Кажется, дважды.
К сожалению, вскоре улитка отказалась нас вести дальше, и мы, послав ей воздушные поцелуи, отправились вперёд, к новым приключениям. Шестиугольный коридор — самое разумное, что может быть в мире! Вернусь домой — переделаю все коридоры на шестиугольные.
Вскоре коридор привёл нас в довольно просторную залу — также шестиугольную, в каждой стене которой темнел проём другого тоннеля. Я встал посередине, воздел руки в восхищении и застыл, наслаждаясь красотой симметрии. Золто нежно гладил тёмный гладкий камень. В спокойном, наполненном дружелюбием и взаимопониманием молчании, прошло несколько минут.
— Норщики стену попортили, — жалобный голос Золто разрушил красоту момента.
— А? — посмотрел я на него.
— Отметок понаставили. Куда идти, какой где коридор… — он похлопал ладонью по зарубкам. — Зачем это всё?
Золто трагически изломил брови и горестно вздохнул.
Действительно, зачем поганить стену? Я издал нервный смешок, затем устало опустился на пол. Потёр лицо руками, оглядел залу. Сияние её симметрии, так радовавшее меня только что, уходило, оставляя только мрачные безликие стены. Вокруг совсем не было ни красоты, ни силы. Только склочный и трусливый ведьмачий сын.
— Золто, — сказал я, — признаюсь честно, я не в таком восторге от тебя, как только что утверждал.
— Взаимно, — безэмоционально отозвался Золто. — Это всё потому, что мы надышались. Поразительно, что мы еще живы.
— Я думаю, — резонно заметил я, оценивая наше положение: — что лучше бы нам было умереть, пока мы были не в себе. Так испытали бы меньше боли и разочарования перед гибелью. Теперь, очевидно, нас ждет смерть от голода и жажды, потому что я лучше умру здесь, чем пойду в очередной коридор, где лишусь рассудка.
— Мне страшно умирать, — противно заскулил Золто. — Почему все так ужасно?
— Мерзкий ты тип, — спокойно заметил я. — Ноешь, жалуешься, боишься смерти. Жадный, опять же. Алого из тебя не выйдет. Алый обретает право крови через смерть — это априорная максима.
Золто молчал, только шмыгал носом все громче.
— Я, впрочем, тоже ничего особенного из себя не представляю, — справедливости ради добавил я. — Обычный взбалмошный сын богатых родителей. Бесполезный пустоцвет. Пустобрёх. Фанфарон. Выпендрёжник. Всё хорошее, что во мне есть — есть в любом Алом. Всё дрянное — моё собственное достижение. Собственно говоря, меня поэтому и выгнали из города. Своим я не нужен.
— Я тоже своим не нужен, — трагическим голосом отозвался Золто. — Отцу не нужен, сестре не нужен… Сайбару тоже не нужен. Я тебя почти предал, Ройт, знаешь? Хотел тебя Сайбару продать… вместе с Ногачом. Такой вот я и есть — дрянь, а не человек.
— Не проблема, — ответил я. — Хоть какая-то от меня польза была бы. Жаль, что не получилось. Теперь только понапрасну здесь помру. Ну, может меня хоть местные звери поедят.
— Я себя ненавижу за это, — продолжал нудеть Золто. — Да за много чего ненавижу. Вот рассказываю тебе это — и ненавижу себя за то, что рассказываю.
— Понимаю, — отозвался я. — Но мне плевать на тебя, если что. Ты просто маленький грязный серый предатель. Я тебя не ненавижу.
Так и было. Я его не ненавидел. Золто был просто жалким трусом и деревенским неудачником. Но и желания его подбодрить и утешить у меня не было. В углу валялась шкура, сияя плетением. Я отвернулся от неё: и сделано плохо, и толку — только свет.
Я мрачно смотрел в черный проем кридора. Мысль о том, чтобы вползти в него и отдаться на милость монстрам начала казаться всё более привлекательной. Просто лежать в темноте, не двигаться и не дышать — то, что надо.
— Золто, — позвал я негромко, — пошли умирать в коридоры? Так быстрее будет, чем здесь сидеть. — Я оглянулся, ища его взглядом.
— Ты прав насчёт меня, — проговорил Золто. Он стоял, держа в руках моё кривое плетение. — Я грязный серый предатель. А ты Алый! Ты делаешь волшебные плетения!
Я издал грустный смешок. Видал бы он плетения моих соучеников, не говоря уже о великих Печатях!
С куска шкуры полетела вниз, на пол, светящаяся алая капля.
«Надо же, что-то собралось всё-таки», — отстраненно подумал я.
Золто уставился на неё, беззвучно шевеля губами. Мне стало скучно смотреть на этого дикаря, и я закрыл глаза, раздумывая о преимуществах и недостатках смерти в коридоре с монстрами. Взвешивая все за и против, я начал сомневаться.
— А насчёт моей идеи пойти помереть в ближайший коридор ты что думаешь? А, Золто? — Я повернулся посмотреть на него.
Золто валялся, скорчившись около стены. Неужто уже умер?
Я кинулся к нему, позабыв о том, что только что считал такой вариант самым подходящим для нас обоих.
— Золто! В чем дело? — я перевернул сопротивляющееся тело на спину.
— За…за…
Золто таращился на меня из-под сведенных бровей и тяжело дышал. Он снова попытался что-то сказать, но только скривился и простонал.
— Ветра, да что с тобой?!
— Заткнись! Отвали! — выплюнул он, продолжая корчиться.
Ну, хотя бы он был в сознании. Что же случилось? Золто прижимал к груди левую руку, между пальцев текла кровь.
— Тебя змея укусила? — пришла мне мысль. — Дай посмотреть!
Я попытался разжать скрюченные вокруг запястья пальцы. Золто держал мертвой хваткой. Глаза его бешено вращались. Заражение! Наверное, змея уже пустила яд, и сейчас он тут у меня и окочурится! От этой мысли я и сам похолодел. Что делать с укусом змеи, я не представлял. Ветра, я ничего не смыслил в медицине! Да в чем я вообще смыслил?!
— Золто, надо что-то делать, — решительно заявил я, снова хватая его за больную руку. — Да дай ты посмотреть хоть!
— Нет! — он дернулся, прижимая руку к себе сильнее. — Не подходи!
— Слушай, тебе больно, страшно, это нормально, — начал я увещевать его, — но надо же хотя бы посмотреть укус. Золто, ты ведь в лесу вырос и знаешь это не хуже меня. Что надо делать, если кусает змея, ну?
Тот помотал головой и отодвинулся от меня, все так же баюкая левую руку. Похоже, боль потихоньку опускала его, но вид при этом оставался непреклонный. Я начал медленно пододвигаться к нему, Золто — отползать. Да что с ним не так?
— Если не убрать змеиный яд из крови — ты умрешь, — выдал я свой последний аргумент.
— Не умру, коли сразу не сдох, — сверкнув глазами, заявил он неожиданно.
— Чего? — я не понял, откуда такая уверенность.
— Хаотичка либо убивает на месте, либо приживается, — он растянул губы в кривой улыбке и разжал наконец руку.
Из руки выпал нож, громко звякнув о землю. Все лезвие заляпано красным.
— Ты вмешал в кровь ту каплю с пола! — я в ужасе уставился на него.
Определенно, я недооценил его степень преклонения перед эссенцией.
— Теперь я тоже не стану бояться, — заплетающимся языком проговорил Золто и отключился.
Придурок! Ничего не знающий о своей любимой хаотичке!