В каком-то непролазном лесу в пустошах
Наверное, прошёл час. Или два. Или три. Я не видел, высоко ли еще солнце — я вообще не особо-то мог что-то разглядеть из-за постоянно лезущих в лицо веток. Возможно, я ходил кругами. Пот, смешанный с грязью, стекал по моему выпачканному смолой лицу. Я бессчётное количество раз ударился всеми возможными частями тела о корни, ветви и стволы. Кажется, я вошел в какое-то дурное состояние транса, потому что, несмотря на то, что совершенно обессилел, остановиться уже не мог. Я был движим единственной идеей. Идеей двигаться. Надо было идти, и я шёл. Порой я опускался на четвереньки и проползал под ветвями деревьев, порой перебирался через поваленный ствол ели, оскальзываясь на коре. Я двигался, игнорируя боль и усталость. Куда невыносимее их была мысль о том, что через какое-то время силы неизбежно покинут меня, и мне придётся остановиться. Это будет означать проигрыш — я не вышел никуда, не нашел людей, воду, открытое место, ничего вообще. Я проиграл в суде, я проиграл птицам, проиграл лесу, и останусь здесь под очередной равнодушной ко всему елкой и сгнию. Пропаду в первый же день собственного изгнания.
Внезапно под ногами захлюпало, и туфля провалилась в воду.
Я схватился за ствол ближайшего дерева, протёр глаза и увидел, что стою в маленьком ручейке, журчавшем между корней. В старинных балладах часто говорилось о том, что кто-то напился из ручья. И никогда я не слышал, чтобы после этого умирали. Вероятно, опасности сырой воды несколько преувеличены.
Что до приключенческих романов, то там герои, по-моему, вообще никогда не пили безалкогольных напитков.
Подозрительно посмотрев на воду, я, как мог, отмыл в ней руки от смолы и напился, черпая воду ладонями. Затем начал пробираться вдоль ручья — куда-то он же должен меня привести. Ручьи, как известно, впадают в реки, а реки — в моря.
Вскоре ручей привёл меня к какой-то дыре между корнями поваленного дерева, в которой он с журчанием исчезал. Очередной совет показал свою бесполезность. Пожав плечами, я уселся на землю, аккуратно, стараясь не зацепить песок, набрал воды во фляжку и снова вдоволь напился. У воды был странный земляной привкус — вроде как у очень дорогого чая из Кутха.
Подышал, повращал руками и ногами, восстанавливая чувствительность. Ну и насажал же я себе синяков, наверное. Впрочем, хорошо ещё, что я в запале не налетел глазом на сучок. Куда я так гнал, спрашивается? Может быть, я двадцать таких ручейков по дороге пропустил.
Немного передохнув, я двинулся дальше. Куда-то. Через какое-то время поймал себя на том, что насвистываю, и даже с интересом разглядываю встречающиеся по дороге валуны и коряги. Мне даже начало здесь нравиться — тихо, свежо, солнечно. Стоп. Только произнеся про себя эту мысль, я осознал, что это значит. Лес поредел! И правда, дело было не в моем неожиданно приобретенном умении безболезненно продираться сквозь чащу — деревьев вокруг было немало, но стояли они все же не непролазной стеной, как раньше, а отдельно друг от друга. Я спокойно шёл между ними, и ветки не лезли мне в глаза. Глянул наверх: действительно. Это были вроде как тоже ели, но гораздо выше и в несколько раз толще; а их нижние ветви начинались выше моего роста. Между елей, на мшистых кочках росли кустики с какими-то подозрительными чёрными ягодами. Я никогда не видел таких ягод и решил для себя, что они наверняка ядовиты.
Впрочем, мне вскоре уже было не до размышлений о природе вещей, потому что впереди через несколько десятков алдов я заметил отблеск. Я прибавил шаг, и вот уже взгляду открылось милейшее лесное озеро. Никогда не считал себя романтиком, но в этот раз возглас восхищения сам собою вырвался у меня из груди. Зеркальная гладь, отраженное в ней солнце, склоненные к воде еловые лапы… Моя ссылка не так уж плоха, если в ней встречаются такие красоты!
Мысль о том, чтобы окунуть свое израненное, вспотевшее тело в прохладную воду была столь притягательна, что я не раздумывал ни секунды. Даже если там водятся самые жуткие подводные твари мира, я умру хотя бы чистым.
Однако, заплывать на глубину я, все же, не рискнул. Мне хватило и окунания у самого бережка. Точнее, я просто рухнул всем телом прямо в илистое дно, подняв мутную волну взвеси — то ли торфа с водорослями, то ли чего-то в этом роде. Волна блаженства тут же накрыла меня с головой — вода оказалась ровно такой, как мне хотелось — холодной, освежающей, обжигающей, совершенно точно — целебной.
«Вот теперь на мне и пылинки от прежней жизни нет,» — злорадно думал я, погружаясь в довольно-таки мутные воды с головой.
Какое наслаждение!
Впрочем, долго это не продлилось. Остудив себя и оттерев песком грязь, я понял, что слишком усердствовать, все же, не хочется. Солнце клонилось к закату, в голове появились смутные мысли насчет костра… которого, конечно, я развести не мог. Немного почистив свою несчастную одежду, я прилёг на мягкий мох — с целью немного поразмыслить о своих дальнейших действиях. Наверное, мне нужен огонь? Или сперва шалаш от дождя? Как, всё-таки, досадно, что я не курю. Была бы у меня сейчас зажигалка — был у меня и жаркий костерок, и возможность постирать и высушить одежду. Если бы у меня было бы ещё мыло. Я начал мысленно собирать в своём уме вещи, которые бы точно взял с собой, если бы знал, куда меня закинут…
Разбудил меня какой-то звук. Он ворвался извне, совершенно точно, потому что в моем сознании не было никаких звуков — черный провал сна. Никаких сновидений, даже намека на них. Не люблю такое — будто ты что-то потерял, выпал из жизни, что ли. Так бывает, когда спишь слишком крепко. Тело ломило, голова была каменная. Вероятно, я опять заснул в кресле посреди дня, и…
Я открыл глаза и поднял голову.
Вокруг меня была густая, холодная ночная тьма, лишь озеро блестело в неярких красноватых лучах Якшар, выглядывавшей из-за редких облаков. Я физически почувствовал, как извилины в моей голове со скрипом зашевелились. А следом за ними — и мои волосы. Вечный штиль меня накрой, Архонты сослали меня ветра знает куда! Я в лесу! Вся сонливость испарилась в тот же миг. Я вспомнил, где я и кто я. Точнее, что я теперь никто и непонятно где. Я вырубился сразу после купания, прямо на берег озера, не найдя никакого убежища. А теперь… меня что-то разбудило.
Грудь сдавил непонятный страх. Якшар вышла из-за туч, и осветила темные ели, дикий, жуткий темный лес. Вечный штиль! Я лежу в ночном лесу, проснувшись от резкого звука, который даже не мог вспомнить. Помнил только, что он был.
Скрип повторился, и я замер, стараясь не выдать себя ни одним движением. Я даже дышать перестал.
Тихо. Ветер слегка шевелил ветви на верхушках деревьев, в озере плеснула рыбёшка. Я слышал прерывистый стук собственного сердца. Осторожно выдохнул. Тишина. Наверное, это скрипело какое-то накренившееся дерево в лесу.
Я уставился в чистое звёздное небо. Якшар медленно плыла по сверкающему драгоценному морю. Мать говорила, что нельзя смотреть на неё двумя глазами сразу, когда она в зените: Якшар может подумать, что ты просишь о безумии и наградить тебя им. Я суеверно прикрыл левый глаз. Потом, рассмеявшись, открыл оба: детские сказки. И снова прикрыл левый глаз: детские сказки, конечно, но я уже пережил достаточно, чтобы лишний раз рисковать рассудком.
И услышал совсем близко резкий щелчок. Такие щелчки издавал рассохшийся шкаф в моей гостиной.
Я испуганно вскочил и огляделся.
У самой кромки воды стояла человеческая фигура. Якшар снова скрылась за тучами, и я не мог разглядеть, кто именно там стоит. На всякий случай я решил заговорить первым.
— Вечер добрый!
Молчание. Затем послышался новый щелчок, и ещё один. Под аккомпанемент сухих щелчков фигура двинулась по направлению ко мне. Я начал медленно отходить.
— Эй? — снова спросил я. — Вы меня слышите?
Но в этот момент Якшар вышла из-за туч, и ярко осветила всю картину зловещим красным светом.
У берега стояло нечто… я затрудняюсь это описать. Какая-то мешанина из звериных шкур, принявшая форму человека? Вместо головы был мёртвый, изуродованный бобёр — я понял это по торчащим зубам. Тело — наверное, медвежья шкура. Правая и левая руки — одна мёртвая тушка лисы, другое… вероятно, волк? Фауна и монстрология северных пустошей во всей красе. Из распяленных пастей волка и лисы торчали совершенно человеческие кисти рук. Пальцы на одной из них пошевелились, затем монстр поднял руку-лису и вроде как бы почесал голову-бобра. Затем медленно направился ко мне.
Он вышел из кустов, и Якшар осветила деревянные ноги монстра. Совершенно как человеческие, но деревянные. На шарнирах. Они скрипели при ходьбе.
Наверное, увидев такое, мне надлежало убежать с криком в лес или сесть на землю, обхватив голову руками, и раскачиваться. Но я не мог. Такая штилева дичь была слишком страшной, чтобы её бояться. Я нервно хихикнул. Ситуация была слишком абсурдна, чтобы паниковать по-настоящему.
— Хей, ты шкурник? А? Как тебя звать? Боброголов? Медветел? — меня охватила истерика. — Ногун? Ножич? Чего тебе надо от меня?
Штуковина заковыляла по направлению ко мне быстрее. Я отбежал.
— Какого штиля тебе надо? Ты говорить умеешь? А? Ногач-шкурник?
«Это» издало серию щелчков, и внезапно присело. Затем ноги «ногача» распрямились с треском, и он прыгнул по направлению ко мне, растопырив свои странные руки.
Я с трудом отскочил, и, сохраняя расстояние, заплясал по берегу.
— Не догонишь!
Монстр повернулся ко мне и снова присел.
— Ногач руколисый!
Я увернулся от ещё нескольких прыжков. Мне начало казаться, что я играю в догонялки с неуклюжим взрослым. Мы скакали по поляне, и я непрерывно выкрикивал дразнилки, войдя в раж.
Страха не было. Ногач прыгал и даже бегал, но не очень хорошо. Его не составляло труда обмануть, или обогнать. Пока что.
Тут я запнулся о корень и упал на бок. Ногач подскочил ко мне, присел, гулко ухнул и схватил меня за ноги твёрдыми деревянными пальцами.
— Я в домике! — заорал я мёртвой бобриной голове, складывая руки крестом перед грудью.
И он остановился. Разочарованно взмахнув лисой и волком, он начал ходить туда-сюда по поляне. Затем застыл столбом.
Я, продолжая удерживать руки перед грудью и уповая на один лишь этот защитный жест, перекатился на колени и встал на ноги. Осторожно подошёл к Ногачу. В голове билась только одна мысль: «он схватил меня за ноги, чтобы… что»?! У этого парня только ноги были деревянными, а все остальное в мертвых кусках плоти — лучше не будем думать о том, зачем ему мои ноги.
Ногач застыл, медленно, со скрипом вращая головой. Вблизи он оказался не таким большим — примерно, мне по плечо. От шкур тошнотворно несло мертвечиной. Хорошо, может быть, всё же, не стоило смотреть двумя глазами на Якшар.
Я присел, разглядывая его нижние конечности. Деревянные суставы, круглые сочленения. Где-то я уже видел такие ноги, но где? Ну точно! Это же один в один портновский манекен из того магазина, где я недавно заказывал одежду! Сложный, полноразмерный манекен с подвижными руками и ногами, который меня так восхитил! Какая ирония: сегодня он меня тоже восхитил, пожалуй. Если не сказать больше.
Я привстал. Значит, под этими тушами скрывается полностью деревянное тело. Очевидно, это оживлённый. Воздействие великой эссенции хаоса в некоторых случаях дает жизнь ранее неживым предметам — например, если пролить эссенцию на стул, может случиться так, что стул начнёт скакать по комнате. Кутхские мастера создавали одушевлённых големов и какими-то хитрыми способами приручали их. Но кому могло понадобиться в этих пустошах вливать эссенцию в манекен? Я знал, что, скажем, живое оружие — столько же своенравно, сколь и могущественно. Оно может даже обратиться против своего собственного хозяина.
Однако, манекен — не оружие, это вещь, созданная, чтобы служить людям. Оживление не может сделать его агрессивным. Но зачем тогда на нем эти трупы? Зачем он ловит меня?
— Братишка, ты же, наверное, одеться хочешь? — осенило меня.
Изнутри мёртвого бобра послышался тоскливый скрип.
— Погоди, не лови меня. Стоп игра. Я тебе штаны дам. Хорошо? Стоп игра.
Монстр издал очередной скрип. Согласие? Я, конечно, не кутхский погонщик големов, но в конце концов, чего мне терять, кроме собственных штанов — или собственной жизни, если я неверно понял его желания. Впрочем, моя жизнь сейчас выглядела так же незавидно, как и штаны.
На всякий случай отойдя на десяток шагов, я быстро стянул с себя штаны. Однако, не жарко. Монстр — ну, скорее, уже манекен — скрипя суставами, подошёл ко мне и медленно протянул просительным жестом ко мне деревянную ладонь.
Я вложил в неё грязную, драную и измазанную смолой деталь моего парадного облачения.
Он аккуратно расправил их и бережно надел. И застыл в позе манекена, выставив одну ногу вперед и упираясь рукой в бок. Гордый, сильный, ужасающий. Но, кажется, более не опасный для меня.
Я усмехнулся. Видели бы сейчас Ройта Айнхена Великие Архонты: посреди леса, без штанов, зато в компании живого манекена, одетого в трупы мёртвых животных. Жаль, что рассказать обо всем этом мне вряд ли удастся. Если в пустошах нападения непонятных тварей случаются с такой же периодичностью, как в мой первый день, долго я не протяну. Прочь дурацкие мысли, Ройт!
Я сел, натянув на колени куртку. Якшар начала заходить за край леса, но небо, кажется, уже светлело. Видимо, я проспал всю ночь — и неудивительно: последнюю пару дней мне едва ли удавалось выспаться. Манекен стоял, покачиваясь и пощёлкивая.
Я старался всё время держать в поле зрения моего нового знакомого. Но тот, похоже, потерял ко мне всякий интерес. Признаться, было даже несколько обидно. Я ведь ему буквально последние штаны отдал.
Однако, выходило, что где-то в обозримой близости здесь есть поселение, рассудил я здраво. Ведь этот деревянный пришел откуда-то, а не самозародился из пня. Конечно, теоретически оживлённый мог шататься по лесу годами, ведь вода и пища ему не нужны, но туши на нем были относительно свежие.
— Эй, Ногач! — новое имя присвоилось как-то само собой. — А ты сам откуда?
В ответ до меня донёсся скрип.
— Ты пришел сюда сам?
Полагаю, это был утвердительный скрип? Кррр-ццц — означает "Да?" Или, быть может, это вводное слово? Попробуйте понять своего соседа, если он изъясняет свои мысли, раскачиваясь на скрипучем стуле. Хаос, просвети мой ум.
— Там, откуда ты пришел, много таких же, как ты?
Непонимание.
— Как я?
Похоже, что так.
— Слушай, а почему ты от них убежал, приятель?
— Цц, — Цак-цак, скр-скрррр, цак! Скррры! Цак, цак-ццц! Кррр — Цак!
Наверняка увлекательная история!
— Ты знаешь, как туда идти?
Не понял вопроса. Или не хочет идти?
— Ты меня нашел?
Непонятно.
— Найдешь таких же, как я?
— Скырррлы!
Найдет! Клянусь Высоким Солнцем, я начинал понимать его! Он как-то чувствовал людей — или, может быть, их одежду? Неважно! Важно, что он знал, как найти таких же. Вот это удача!
— Слушай, Ногач, давай ты доведёшь меня до людей, а я найду для тебя одежду?
Манекен скуксился, покачал головой, посмотрел на меня мёртвым бобром и махнул рукой. Потом встал и потопал прочь. Я вскочил, запутавшись в куртке, и поспешил за ним — поминая вечный штиль всякий раз, когда мои голые ноги оказывались в очередном росистом кусте.