Бомж с изнанки целился в меня из пистолета и ухмылялся. Футбольные фанаты, стоящие вокруг били битами по стволам деревьев в определенном ритме, больше напоминающим барабанный стук на стадионе.
Сжимаю кулаки. Еще не решил хочу ли, чтобы Элаиза пришла сюда. Чтобы, угрожая моей жизни, работорговец заставил девочку привести ему в лапы генерала горцев. Но, кажется, выбора нет. Мама у него. Такой как Раневский и глазом не моргнет. Если я не буду слушаться, убьет ее и дело с концом.
— Ну! — хрипло прикрикнул бессмертный. — Зовем девчонку или как?
Тупик. Тупик, черт побери. Дам слабину и все. Будет сосать кровь до последнего.
— Да заткнитесь вы! — Раневский наводит пистолет на верхушки деревьев.
Выстрел.
Одна из ворон, сидящих наверху, падает в снег и истекает кровью.
— Кто это сделал? — орет бомж и ищет дулом виновного.
Один из фанатов — тоже с пистолетом в руках, — делает шаг вперед. Тогда Раневский, не задумываясь ни на секунду, пристреливает скинхеда. Тот падает без дыхания.
— Забыли главное правило? — вопит он. — Животных и птиц не трогаем!
Все молчат. Только сейчас я осознаю, что вороны каркают так, что оглохнуть можно. Поднимаю голову. Они облепили все ветки стоящих вокруг деревьев.
— Флорика? — шепчу я.
— Чего? — Раневский снова наставляет на меня пистолет.
— Ты знаешь где она? — громко спрашиваю я, запрокинув голову.
Вороны поднялись в воздух, закружились в вихре и улетели.
Это точно Флорика. Дала понять, что полетела за матерью. Теперь нужно протянуть время, и тогда цыганка найдет маму.
— Ты че, пацан? — бомж хватает меня за горло. — Крыша поехала?
— Я спрашиваю, ты знаешь где Элаиза? — смотрю вслед улетевшим птицам, а затем в глаза горцу. — Знаешь как ее найти?
Тот теряется. Не понимает в какую игру я играю. Но решает перейти сразу к делу.
— Знаю. Давай сюда свою руку.
Я медлю. Продумываю план. Как можно задержать бессмертного?
Но вдруг, меня начинает напрягать еще одна мысль. А что, если ошибаюсь? Что, если вижу то, что хочу видеть. Вдруг это не цыганка? Обычные вороны, испугавшиеся выстрела. И сейчас я совершенно напрасно могу поставить на кон жизнь матери. Поверив в иллюзию, которые могу создавать сам.
В этот самый момент одна из ворон садится мне на плечо.
— Че вам надо? — спрашивает бомж и тянется к птице.
Та кричит и взлетает.
«Этот точно Флорика», — проносится у меня в голове.
Улетела искать мать.
— Че там бормочешь, шкет? — хмурится работорговец и вглядывается в мое лицо.
Нужно потянуть время. Как только вороны вернутся, я буду точно знать, что мама в безопасности. Тогда с помощью Элаизы у нас получится дать отпор. Остановить эту толпу фанатов.
Протягиваю руку.
— Вызывай девочку.
Бомж с подозрением смотрит на меня. Тянет. Но жажда поскорее отомстить за что-то Амарину берет верх.
В конце концов он отрывает от меня взгляд и переводит его на ладонь. Проводит какие-то манипуляции. Кожу снова начинает жечь. Как тогда. Когда принцесса горцев хотела заставить меня открыть портал в школу.
Завеса разрывается через несколько секунд. Сразу в нескольких местах вокруг. Скинхеды и Раневский судорожно оглядываются, пытаясь отыскать глазами девочку-призрака. Но та появляется из неоткуда. Резко. Неожиданно. Виснет на спине сидящего Раневского, приставляя тому нож к горлу.
Если бы девчонка могла говорить, то сейчас высказала бы ему все. Прежде чем перерезать глотку. Но Элаиза молчит. Лишь надавливает на клинок, лезвие которого медленно врезается в кожу бомжа. Из раны уже течет тонкая струйка крови.
— Спокойнее, Ваше Величество, — улыбается Раневский и показывает трубку сотового телефона. — Мать пацана умрет, если я вовремя не позвоню прямо с этого телефона. Так что охлади свой пыл, принцесса. И перестань щекотать меня своей зубочисткой.
Элаиза переводит взгляд на меня. Я киваю.
— Мама у них. Они показали фото.
— Если убьешь меня, я просто вернусь за завесу, найду себе новую тушку и снова примусь за поиски тебя. А вот если умрет мать мальчишки… Такую потерю будет не восполнить, — работорговец противно ухмыляется.
Девочка призрак ждет пару секунд и спрыгивает. Прячет кинжал под белое платье. В скрытые ножны, закрепленные на бедре.
— Чего ты хочешь? — спрашивает она на языке жестов, не спуская с работорговца презрительного взгляда.
— Приведи мне этого сукина сына, — Раневский не обращает внимания на кровь, сочащуюся из раны на шее. — Ты знаешь о ком я говорю.
Элаиза поворачивает на меня голову. Я сперва подмигиваю ей, а затем шевелю губами, не произнося не звука:
— Цыганка улетела за матерью. Как только вороны вернутся, наши руки будут развязаны.
— Что ты там шепчешь? — Раневский хватает меня за пальто и поворачивает к себе.
Но я уже знаю, что Элаиза прочитала по губам все, что нужно. Никогда бы не подумал, что ее немота сыграет нам на руку.
— Закрой рот! Дайте ему один из шарфов! — приказывает Раневский и поворачивается к принцессе горцев. — А ты тащи сюда Амарина. Иначе, я клянусь, этому пацану и его матери крышка.
Элаиза посмотрела железным взглядом на бессмертного. Открыла портал и растворилась в нем.
Мы ждали уже час. Раневский успел однажды позвонить человеку, держащему мою мать в заложниках. Он отметился, что все в порядке. А еще через несколько минут уставился на меня.
— Что ты ей сказал, пацан? — спросил он. — Я все не могу выкинуть это из головы.
— Хорошо попросил достать для тебя горца, — с невозмутимым видом ответил я, подтянулся и бросил взгляд наверх.
Вороны все еще не вернулись.
— Я слишком долго живу на этом гребанном свете, чтобы поверить в лапшу, которую ты мне тут вешаешь, — он достал обойму из пистолета и проверил патроны. — Но, чтобы у тебя не было надежды перехитрить меня. Открою еще одну тайну.
Я вернул взгляд на Раневского.
— Если Элаиза в этот самый момент пытается отыскать твою матушку и совершенно случайно у нее получится это сделать, — он закашлялся и вытер рукавом под носом. — То в эту же секунду умрет твоя сестра.
Я не поменялся в лице, но внутри кровь прямо-таки забурлила.
— Ты же не думаешь, что мы забрали твою мать, а девчонку оставили без присмотра? — добавил работорговец.
А вот это уже плохо. Если маму могли привезти в город, то Машка находится «под присмотром» все еще в Питере. Иначе не смогла бы дозвониться до Клавдии Петровны. Или сказала бы, что возвращается.
Черт! Ее спасти не успеем. При всем желании.
— Разве ты не видишь, что у меня поджилки трясутся, — отреагировал я. — Все мои близкие в твоих руках. Если не буду слушаться, кто-то из них может погибнуть. Это я понял.
Бомж недоверчиво посмотрел на меня.
Снова наступило молчание.
Я придумал, как можно обезопасить Машку. Для этого мне нужен сотовый Раневского. И хорошая причина для того, чтобы он мне его дал. Но теперь — до тех пор, пока телефон не попадет мне в руки, — никак нельзя, чтобы Флорика вернулась.
— Ворона… — начал я, как бы смирившись со своим незавидным положением.
— Что ворона?
— Почему не трогаете животных? Что за правило?
— Смелости у тебя много, а ума еще нет, да? — ехидно ответил тот, кто держал меня в заложниках. — Ладно. Отцовских наставлений тебе не хватает. Так вот. Слушай.
Бомж прервался. В чаще хрустнула ветка. Он кивнул головой одному из своих людей и отправил того посмотреть. Сам же вернулся к разговору.
— У людей мозги есть, понимаешь? Позаботиться о себе в состоянии даже маленький ребенок. А вот животное не всегда. Вот что птица этому поганцу сделала, чтобы ее жизни лишать? — бессмертный указал на тело скинхеда. — Все могу понять в этом мире, а вот живодеров — никогда.
Помню адских гончих Раневского на той стороне. Знаю я таких людей. Они бессердечны ко всему вокруг, а мимо котика пройти и не погладить не могут. Вот мой шанс.
Я сделал паузу, чтобы мои следующие слова не показались подозрительными.
— Можно просьбу? — спросил я.
— Просьбу? — насупился Раневский. — Какую на хрен просьбу?
— Позвонить.
— Чего?
— Можно позвонить? — я поднял брови. — Мы тут похоже надолго. Все равно ничего не делаем. А у меня дома кошка не кормлена. Хочу позвонить одной бабуле. Попросить, чтобы зашла. Накормила. Раз уж у нас разговор зашел.
— Потерпит! — проворчал бомж.
— В чем сложность? — продолжал настаивать я. — Телефон я сломать не могу. Он нужен для того, чтобы ты мог звонить. А прошу всего один звонок.
— Я сказал — нет! — рявкнул горец.
Я глубоко вдохнул и опустил голову. Закрыл ее ладонями.
Пауза.
— А давно не кормленная? — спустя минуту спросил работорговец.
Я улыбнулся в свои ладони и показал лицо:
— А?
— Давно кошка не кормленная, спрашиваю?
— Пару дней, — солгал я и пожал плечами. — Думал сегодня успею, но…
Снова пауза.
Слышу, как бомж ерзает на ящике. Раздумывает.
— Ладно, — разродился наконец он и протянул мне сотовый. — Мы тут надолго. Звони. Только быстро. И если бабка к трубке не подойдет — твои проблемы, ясно?
Я закивал головой и взял сотовый.
Держу трубу в руках. Судорожно вспоминаю код какого-нибудь города. Москва. Самый популярный.
Набираю. Идут гудки. План работает. А заключается он вот в чем.
В эти времена деньги списывают с того момента, как только происходит первый гудок. Еще несколько лет пройдет, прежде чем начнут вести учет с момента соединения с абонентом. А междугородний вызов должен опустошить счет Раневского. На это и расчет. После этого дело будет уже за Флорикой и Элаизой. Потому что в следующий раз, когда бессмертному нужно будет совершить звонок, он не дозвонится. До людей, которые бдят за Машкой. Что мне и нужно. Однако до тех, кто сидит с мамой, тоже.
— Можно еще раз? — спрашиваю я, когда соединение прерывается. — Бабушка старенькая. Ей время нужно, чтобы дойти.
Раневский снова ерзает на своем ящике. За кошечку переживает. Но чтобы телефон долго был в моих руках не хочет. Видимо, боится, что позвоню в милицию или еще куда. Разбить не могу. Это он понимает. А вот подумать о том, что на телефоне могут кончиться деньги ни бессмертный, ни другие воскресшие души в телах скинхедов не могут. На той стороне сеть не ловит.
— Звони, — хрипит бомж.
Я снова набираю междугородний телефон.
Идут гудки. Обрываются на середине. Деньги кончились.
— Алло? Клавдия Петровна? Это Костя, — я делаю вид, что разговариваю по сотовому. — Простите, что разбудил…
Мое представление продлилось недолго. Очень скоро я вернул телефон Раневскому.
— Спасибо, — благодарно кивнул я.
Горец не ответил. Засунул трубку обратно в карман и закурил. Я выдохнул.
Теперь осталось дождаться возвращения своих боевых подруг. И желательно, чтобы они оказались здесь до того момента, когда Раневскому снова нужно будет звонить своему человеку и подтверждать, что с ним все в порядке.
Время бежало предательски быстро. Совсем не так как чертовы сорок минут во время уроков в школе в прошлой жизни. Я периодически бросал взгляд на свои «Montana» и понимал, что доверился тому человеку, который однажды уже предал меня. Хоть и был под гипнозом. Но сейчас другого выхода нет. Войны кланов не избежать. А вот генерала и своих близких я спасти все еще могу.
— Куда запропастилась эта девчонка? Уже без пяти, — работорговец убрал карманные часы обратно во внутренний карман своей шубы. — Если она не приедет через четыре минуты, я позвоню куда нужно, и мы попросим твою мать рассказать Элаизе, что нужно было поторопиться.
Пятьдесят семь минут. Пятьдесят восемь. Пятьдесят девять.
Раневский потянулся и достал из кармана сотовый.
— Ну все…
Мое сердце бешено заколотилось.
В этот самый момент до меня донеслось карканье. Стая ворон вернулась и облепила ветки над нами. Птицы кричали, подавая сигнал. Теперь я уверен наверняка. Это Флорика.
Работорговец поднял глаза. Снова прицелился в одну из ворон, не в силах нажать на спусковой крючок.
— Чертовы птицы, — проворчал он.
Задул ветер. Впервые вымытые волосы бомжа взъерошились. Окружающая нас толпа лысых принялась оглядываться по сторонам, чувствуя присутствие еще кого-то.
— А вот и наш блудный ребенок… — Раневский встал и принялся водить дулом пистолета направо и налево. — Выходи, маленькая дрянь! Иначе я прикончу всю семейку этого пацана.
Горец набрал номер на своем телефоне. Поднес трубку к уху.
Женщина на том конце объявила на английском языке, что на счете недостаточно средств. Но бессмертный делал вид, что слушает что-то важное. Хотя я понимал, что он осознает маленькое поражение и теперь готовится к нападению.
— Ах ты гаденыш, — пробубнил он, медленно опуская трубку и, в конце концов, отбросив ее в сторону.
— Сюрприз, — я пожал плечами и активировал магнетический доспех.
Вороны в небе над нами закружились и, превратившись в черный вихрь, опустились на землю. Когда дым развеялся, рядом со мной стояла цыганка.
— Сладкое яблочко, да не по зубам, — прошипела Флорика и подняла руки к небу.
Птицы слетелись с округи. Закружили над нами, ожидая ее приказа.
— Мама в безопасности? — спросил я шепотом.
— Клянусь тебе. Теперь я здравом уме.
— Тогда возьми на себя кого-нибудь, — я улыбнулся, указав на окружающих нас фанатов.
Те только рады подраться. Один из них уже затянул кричалку, которую остальные тут же подхватили.
— Он — российский, он — народный! Каждый знает — это так! Он — как рыцарь благородный! Наш кумир — родной Спартак!
Ветер задул еще сильнее. Теперь фанаты просто заорали, поднимая над головой биты, цепи и другие принадлежности для ближнего боя.
— Взять их! — приказал Раневский.
Флорика резко опустила руки и птицы пикировали на нападающих. Я дернул ладони на себя и вырвал пистолет из рук Раневского. Вместе с кастетами и цепями тех, кто планировал ими воспользоваться. Железо упало в снег недалеко от меня.
Птицы разлетелись.
Одаренные перевели дух и активировали свои щиты. Огненные, электрические, каменные.
Вот теперь точно нужна Элаиза. И где она? Чего ждет? Почему прячется?
Фанаты снова заорали и бросились на нас.
Создаю иллюзию перед первым бегущим на меня. Моя точная копия уходит в сторону. Тот бросается за ней и тогда мелькает силуэт Элаизы. Словно двадцать пятый кадр. После того, как я моргнул, девочка-призрак исчезает, а скинхед, хватаясь за горло, замертво падает в снег.
— Впервые рад твоему внезапному появлению, — хмыкнул я.
Улыбаюсь. Поворачиваюсь к Раневскому и иду прямиком на него.
Вокруг падают тела футбольных фанатов. Летают вороны, выклёвывая некоторым из них глаза.
— Ладно, пацан, — бомж снимает с себя шубу. — Переиграл меня. Ха-ха-ха! Кошку ему накормить надо! Ха! Ну? Что теперь? Убьешь?
Я взмахиваю руками. Коллекционные монеты вылетают из карманов. Кружатся вокруг. Так, что я могу разглядеть каждый профиль.
Один из серебряников вылетает вперед. На том месте возникает фигура аристократа. Я касаюсь его. Все тело пробивает электрическим током.
Раневский хочет убежать, но Элаиза снова оказывается у него на спине. Приставляет кинжал к горлу.
— Стой! — я останавливаю ее. — Есть идея получше.
Вокруг только бездыханные тела. Все фанаты мертвы. Остался один горец.
— Что ты задумал? — хмурится бомж.
Я снимаю с шеи крестик. Едва успеваю вытянуть перед собой руку и качнуть, как…
— Ну уж нет! — орет работорговец.
Душа Раневского вырывается из тела бомжа столбом света и исчезает в открывшемся разрыве.
— Проклятье! — я ударяю кулаком по стволу стоящего рядом дерева.
Загипнотизировать горца и заставить воевать на моей стороне было отличным решением. Вот только Раневский знал, что этим самым мы навсегда свяжем его по рукам и ногам. Поэтому предпочел лишиться оболочки и начать все заново.
— Я найду ублюдка и посажу на цепь, — Элаиза произнесла на языке жестов и спрыгнула с непонимающего ничего бездомного.
— Время будет, — ответил я и снова надел на шею крестик. — Сейчас нужно предотвратить кое-что по серьезнее.
— Поздно, — донеслось слева.
Я узнал голос цыганки и повернулся на него.
Флорика стояла у братской могилы с пейджером в руке. Взяла у одного из убитых аристократов.
— Что там? — я подошел ближе и выхватил у нее девайс.
— Война. Проклятая война! — зло зашептала цыганка. — Вот о чем говорила Донка в своих безумных приступах!
— Донка? — поморщился я и мой взгляд упал на экран.