Чёрный «Гелендваген» выехал на шоссе и направился в сторону области.
— Как это работает? ‒ шеф вопросительно уставился на Свету.
— В смысле? — не поняла девушка.
— Мы наняли вас для того, чтобы вы убрали Щеглова. Мне реально интересно, как именно это работает.
— Вы же не думаете, что я смогу в двух словах объяснить, как гипнотизировать людей? — возмутилась Света.
— А вы попытайтесь, — мужчина затянулся сигаретой и устроился поудобнее. — Вы же не думаете, что мы вас просто возьмем и отпустим, не убедившись, что ваша задача выполнена?
— Я уже десять раз пожалела, что связалась с вами! — огрызнулась Света. — Если бы не Вадим Юрьевич…
— Филюшкин стал задавать слишком много вопросов, — грубо оборвал мужчина Свету, — именно поэтому нам пришлось прибегнуть к вашим услугам, дорогуша.
— Вы вынудили его работать на вас, заставили убивать ни в чем не повинных людей ради наживы.
— Я не претендую на роль святого, но и вы не так чисты, не так ли? Не забывайте, мы с вами повязаны. На ваших руках кровь того же цвета, что и на моих.
— У меня не было выбора.
— Правильно, — довольно улыбнулся шеф, — вы спасали своего любимого Вадима Юрьевича. Он, в свою очередь, спасал свою семью. Именно так работает шантаж.
Света злобно посмотрела на мужчину и отвернулась к окну.
— Сначала мы проводим анализ клиента, — тихо начала девушка. — Ищем истоки его душевной травмы, затем работаем с подсознанием.
— Так, это уже интересно. А как же вы подводите людей к последней черте?
— Программируя. С того момента, когда мы находим слабые точки наших пациентов, мы можем использовать их, как рычаги давления. В состоянии гипноза человеку можно записать любую программу, в том числе и саморазрушения.
— Но как они понимают, что нужно начать выполнять эту программу?
Мужчина выказывал неподдельный интерес.
— Когда программа записана и закреплена в подсознании, дается установочная команда. Это может быть звук, фраза или какой-нибудь набор жестов. Как только объект видит или слышит установочную команду, включается механизм реализации записанной программы.
— И какая команда была дана Щеглову?
— Простая фраза: «Мост через озеро».
— Команду может отдать любой человек?
— Абсолютно любой.
Мужчина, казалось, полностью удовлетворил свое любопытство и умолк. Спустя несколько минут он примирительно развел руками и сказал:
— Не волнуйтесь, Светлана. Как только мои орлы доложат мне, что Щеглов нам больше не помеха, мы отпустим вас и сообщим, где находится ваш дорогой профессор.
Света вновь повернулась к мужчине. На ее лице была хитрая улыбка.
— Вы же не думаете, что я стала бы слепо доверять вам? ‒ повторила она его же фразу.
Её собеседник нахмурился.
— Что вы имеете в виду?
— Я, так же как и вы, подстраховалась на случай, если вы решите меня обмануть в очередной раз. Я сказала вам лишь первую часть установочной фразы. Услышав ее, Данила выполнит лишь половину заложенной в его голове программы. Последний шаг он сделает лишь тогда, когда услышит вторую часть. К тому же, только я знаю место, где он будет в нужное время. Так что вам придется меня отпустить сейчас. Ваши архаровцы могут следить за Щегловым хоть до морковкина заговенья, но без меня Данила не сделает последнего шага.
— Ваши условия?
— Вы меня отпускаете, и по моему звонку привозите профессора, живого и невредимого, в указанное мною место за пять минут до кульминации. Я убеждаюсь, что с ним все в порядке, шепчу Щеглову остаток фразы и, тем самым, выполняю свою часть сделки. Место будет людным, а потому у вас не будет шансов после смерти Данилы нас убить.
— А что, позвольте спросить, мне мешает грохнуть вас прямо здесь и сейчас?
Света улыбнулась.
— Не забывайте, шеф, я психиатр. Я давно просчитала вас. Вы никогда не пойдете на такой риск, слишком свободу любите. Доказать вашу причастность ко всем смертям, которые уже есть на вашей совести, практически невозможно, а вот прямое убийство — это существенный риск, на который вы никогда не пойдете. Так что я практически уверена, что вы на это не решитесь.
— А если вы все же не выполните вторую часть работы? С чего мне вам доверять?
— Вы сами сказали: мы с вами повязаны. Я причастна к гибели одного из ваших клиентов, так что в полицию я сама не пойду. Мою жизнь, как, собственно, и жизнь профессора, вы уже загубили. Нам теперь не отмыться от этой грязи. А что касается Данилы… — Света задумалась.
— Да, как вы пойдете на его убийство? — подхватил мужчина.
— К сожалению, в его случае я не смогла бы ему помочь, даже если бы сильно этого захотела. Его психика сильно нарушена, и мысли о суициде и без того посещают его голову. То, что с ним происходит, никак не поддается логике. Его дар уникален, но в то же время этот дар губит Щеглова. Я лишь облегчу его участь.
— Хорошо, — ответил мужчина. — Я принимаю ваши условия. Но учтите, если вы не справитесь, я предпочту поступиться своими принципами. Мы уберем вас, уберем Филюшкина и его семью. Подумайте тщательно, прежде чем выкинуть какой-либо фортель.
***
Данила почувствовал, что его охватывает легкая паника. Прошло не больше двух часов, с тех пор как Свету увезли, и во всем доме воцарилась такая гробовая тишина, что Даниле начало казаться, будто его уже никто не охраняет. Боль в спине притупилась, и он уже мог вставать. Наспех изучив комнату, в которой его удерживали, он сделал вывод, что самостоятельно выбраться из этой ловушки ему не удастся. Дом был деревянным, но перекрытия между комнатами были выполнены добротно. Данила простучал все стены ‒ глухой звук свидетельствовал о том, что проломить их голыми руками ему не под силу, равно как и выбить тяжелую деревянную дверь, которая, к тому же, еще и открывалась вовнутрь. Ни ручек, ни замочной скважины изнутри не было. Дверь, скорее всего, запиралась на засов снаружи и совсем не производила впечатления хлипкой. Ставни на окнах были стальными, через узкую щель просачивалась скудная полоска света. Через эту щель Даниле открывался лишь очень ограниченный обзор ‒ были видны высокий жестяной забор, поросший каким-то вьющимся кустарником, и часть участка с давно нестриженым газоном. Никаких признаков жизни на участке не наблюдалось. Колкая тишина, свидетельствовавшая об удаленности дома от цивилизации, также не давала надежды на случайное избавление. Данила ощутил сильный голод. Немудрено, он уже больше суток ничего не ел, но еще больше, чем голод, его пугала подступающая жажда. Если допустить, что в такой глуши его вряд ли кто найдет случайно, то на горизонте замаячила не слишком радужная перспектива голодной смерти. Чисто технически жажду можно было бы утолить собственной мочой, об этом он читал в книгах, но на этот чудесный метод продления своих мук Данила особо не уповал, поскольку мочу еще нужно было ухитриться во что-то собрать. В комнате же, кроме его собственной одежды, не было никаких подручных средств. При таком раскладе у него оставалось не более двух суток, прежде чем организм обессилит настолько, что будет трудно даже передвигаться. Перспектива, как ни крути, вырисовывалась мрачная, и душу парня вновь защекотал страх. В поисках решения Данила обошел свои владения ещё несколько раз, но, кроме матраса, в комнате не было ровным счётом ничего, что могло бы пригодиться для спасения. Стекол в рамах не было, и это было единственным плюсом его положения, поскольку через узкую щель между железными ставнями в комнату поступал, пусть и в небольшом количестве, свежий воздух.
Немного поразмыслив, Данила решил хоть как-то обозначить миру свое присутствие. Он бросился к сырому матрасу в углу комнаты и оторвал от него узкую полоску ткани. Свернув ее в тугой жгут, он просунул конец получившейся веревки через самую широкую часть щели между ставнями. Теперь снаружи можно было видеть болтающийся на ветру конец импровизированного белого флага. Конечно, шансов на то, что его сможет кто-нибудь заметить за высоким забором, было мало, но эти нехитрые манипуляции позволили Даниле хоть ненадолго отвлечься от упаднических мыслей. Другой конец лоскута он привязал к тонкому штырю на самом верху ставень. После этих несложных манипуляций Данила стал думать о следующем шаге, и мысли сразу привели его к Светлане. Очень жаль, что её так внезапно увезли. Интересно, куда именно? Как ни крути, но её голос, доносившийся из розетки, не столько сулил спасение, сколько успокаивал Данилу. Парень замер на миг, нащупав в голове какую-то невнятную мысль. Розетка в стене. Это была единственная материальная вещь, которая была доступна ему в данной ситуации. Даниле не понравилась та идея, которая посетила его затуманенный страхом разум, но он всё же решил проверить свою догадку. Немного пошарив руками в потемках, он нащупал заветный кругляшок, торчащий из стены. К его радости, розетка оказалась не сильно утопленной в деревянном перекрытии, и он смог нащупать небольшую щель. Кое-как поддевая и цепляясь за край ногтями, парень начал аккуратно ее расшатывать. Через некоторое время он ощутил, что розетка начала поддаваться. Вдохновленный такой удачей, он еще активнее начал выковыривать ее из стены, и спустя некоторое время его усилия принесли плоды. Круглая розетка была извлечена из деревянной стены вместе с гнездом и проводами. В электрике парень разбирался плохо, но знал, что, если в доме есть свет, то провода в розетке должны были быть под напряжением. Оторвав оба провода от пластиковой конструкции, он остановился. Идея была довольно опасной, но иного выхода ему в голову, к сожалению, не приходило. Данила вновь обратился к матрасу на полу и, на ощупь определив наиболее сухой участок, принялся отрывать от него кусок ткани. Через пять минут он уже стоял возле розетки, сворачивая обрывок в аккуратный плотный рулон.
Находится ли он в доме один, наверняка Данила не знал. Но, на всякий случай, разработал два варианта действий. Если его всё же кто-то остался охранять, то задуманное неизбежно привлечет внимание его надзирателей. Им придётся открыть дверь, и тогда парень планировал неистово атаковать своих обидчиков. Благо, в таком состоянии терять ему было нечего, и всю ярость, копившуюся в его сердце в течение последних недель, он собирался обрушить на того или на тех, кто откроет дверь. Был и другой план, еще более рискованный. Если в доме Данила окажется один, то на выручку уже никто не придет. Тогда он планировал поджечь дверь и попытаться не угореть от дыма до того момента, когда она покажется ему достаточно прогоревшей, для того чтобы ее сломать. В любом случае, сидеть и ждать голодной смерти парню казалось еще большим безумством, чем то, что он задумал.
Стиснув зубы, он решил действовать. Нащупав в темноте два провода, он аккуратно поднес их к импровизированному факелу. Оставалось надеяться на то, что дом не обесточен. Еще с минуту он собирался с духом, и, набрав в грудь побольше воздуха, медленно поднес один провод к другому. Яркая вспышка озарила комнату, ослепив парня на какое-то время ‒ ему ведь и в голову не пришло закрыть глаза. Током его не ударило, но всё же испугался он изрядно. Запахло гарью и паленой проводкой. Зайчики в глазах мешали ему сориентироваться, и об успехе проделанной им работы он не был способен судить не меньше минуты. Зрение, наконец, восстановилось, и парень начал лихорадочно озираться вокруг. Вокруг опять стало темно, но в самом углу комнаты он обнаружил едва тлеющий кусок ткани, который и пытался поджечь минутой ранее. Он бережно поднял сверток, на котором тлели последние несколько искр. Чуть дыша, он поднес их к губам и начал аккуратно раздувать свою последнюю надежду. Пара искр от этих действий потухли окончательно, оставив после себя только едкий дым, но последний очаг тления начал вдруг разгораться. Данила тихонько дул на искрящуюся ткань и, к своему ликованию, через несколько секунд смог раздуть первые робкие язычки пламени. Ткань нехотя занялась, коптя и потрескивая, и уже через минуту в руках у Данилы плясал достаточно бодрый живой огонек. Данила кинулся к запертой двери и аккуратно расположил горящий сверток таким образом, чтобы пламя поддерживалось само по себе. В комнате стало заметно светлее, и Данила, не теряя времени, бросился к матрасу. Оторвав от него еще несколько достаточно сухих кусков, способных загореться, он вновь подбежал к двери, которая уже изрядно закоптилась. Подкинув нового топлива в импровизированный костерок, он стал наблюдать. Пламя робко лизало массивную дверь, медленно перекидываясь на хлипенький косяк. Оценив интенсивность огня, как недостаточную, Данила попытался вырвать наличник. Тот поддался слишком легко и, как только Данила поджег его, он понял, почему ‒ наличник оказался пластиковым. Огонь с большой охотой перекинулся на пластиковую плоть наличника и разгорелся с новой силой. Комнату тут же наполнил едкий черный дым, дыхание Данилы сразу перехватило, он интенсивно закашлял, глаза стало резать, но включать обратную было уже поздно. Оторвав оставшиеся по периметру двери наличники, он разломал их и принялся подбрасывать в огонь. Наконец занялась и массивная деревянная дверь. Огонь уже доходил до ее середины и больше не нуждался в дополнительной подпитке извне. Кашляя и задыхаясь от дыма, Данила отполз к ставням и прильнул к ним ртом, жадно глотая свежий воздух. Через щель стало тянуть гораздо ощутимее, должно быть, огонь поднял температуру в комнате и стал всасывать все новые порции воздуха снаружи. Через несколько минут дверь была полностью объята сильным пламенем. Огонь уже плясал под потолком, ярко озаряя импровизированную камеру заточения. Воздуха для дыхания катастрофически не хватало, и Данила потратил последние силы на то, чтобы оторвать от матраса несколько влажных лоскутов. Он обернул ими голову и вновь прильнул к окну. Пожар все разрастался и уже начал перекидываться на деревянный потолок. Жар от дальней стены комнаты начинал обжигать руки и лицо Даниле, и парень не на шутку перепугался. Такого эффекта он не ожидал, рассчитывая лишь на локальное возгорание двери.
По ощущениям, прошла целая вечность, хотя на самом деле Данила понимал, что находится в огненной ловушке не более десяти минут. Из-за едкого дыма в комнате уже ничего не было видно. Густые грязно-черные клубы заволокли все видимое пространство, и сквозь них парень безнадежно наблюдал, как огонь, набирая мощь, подкрадывается к нему все ближе. Объятый пламенем потолок уже казался раскаленным настолько, что Даниле пришлось оторваться от спасительной щели ставень и лечь на пол, где практически нечем было дышать.
Как ни странно, но паника уступила место апатии. Наглотавшись дыма, из последних сил хватаясь за ускользающее сознание, парень понял, что в доме он все-таки был один, иначе дверь давно бы открыли. Но это умозаключение не приносило Даниле никаких дивидендов ‒ перейти ко второй части плана и выбить полыхающую дверь он уже не мог, не было сил.
Самым страшным для Данилы было понимание того, что он не теряет сознание. Что, возможно, через несколько секунд он просто заживо сгорит в этом, как ему казалось раньше, «спасительном» пламени. Что ж, такого конца парень не ожидал, но и назвать его трагическим он тоже не мог. В конце концов, вся его жизнь не отличалась спокойствием и размеренностью, а смерть, так или иначе, принесет ему избавление.
Данила улыбнулся этой мысли и успокоился окончательно. Тело уже не чувствовало боли от подкрадывающегося огня. Перед его глазами в последний раз промелькнули лица тех, кого ему посчастливилось вытащить из лап смерти, а последним лицом, всплывшим в его угасающем сознании, было лицо той, кого он успел полюбить за столь короткое время. Это было самое прекрасное лицо на земле. Одними губами он прошептал Свете:
— Прости, я не смогу достроить мост… ‒ и через секунду потерял сознание.
***
Да где же эта чёртова улица? Воронов уже двадцать минут колесил по глухому дачному поселку. Ни номеров домов, ни тем более улиц на обветшалых заборах обозначено не было. Навигатор с грехом пополам довел его до нужного населённого пункта, но дальше дело застопорилось. По данным, переданным ему айтишниками Сидорова, последний раз телефон Светланы засветился где-то в этом дачном поселке. Сергею даже выслали точные координаты, но на местности они совсем не помогли. Судя по GPS, нужная ему точка находилась в поле, а не на улице Рябиновой, дом 8, как отчитались ему по телефону. Дачный поселок оказался небольшим, так что Воронов решил не терять времени даром и проехаться по каждой улице. Глубокие колдобины вперемешку с наспех вкопанными поливными трубами не давали делать это быстро, так что ему то и дело приходилось сбрасывать скорость до минимальной. Времени было в обрез, и эта последняя ниточка, которую решил потянуть Воронов, грозила вот-вот оборваться.
Свернув на очередную улицу, Сергей уперся в тупик. Развернуться на месте не представлялось возможным, а потому, скрежеща зубами, Воронов начал медленно сдавать назад. Он так бы и проехал неприметный жестяной забор давно заброшенного с виду участка, если бы не почувствовал в салоне легкий запах гари. Костер? Шашлыки? Да мало ли кто чего мог на даче палить. Но, повинуясь интуиции, Сергей всё же остановил машину и вышел проверить. На улице стояла теплая безветренная погода, признаков дачной жизни поблизости не наблюдалось. Да и лучше ощущавшийся на улице запах гари никак не тянул на пикник ‒ пахло отнюдь не шашлыками. Сергей отошел на несколько метров в рощицу, вдоль которой тянулась улица, и попытался оценить обстановку под другим углом. Источник неприятного запаха сразу же локализовался за забором напротив. Ровный столб дыма аккуратной змейкой уходил в небо. Воронов подбежал к высокому забору и, с трудом ухватившись за его край, подтянулся. На участке никого не было, а вот деревянный дом в самом его конце был объят клубами сизого дыма. Определённо, на совпадение этот факт не тянул. Холодок пробежал по спине Сергея — неужели не успел? Господи, неужели они пошли на мокруху? На церемонии с вызовом пожарных у него времени не было, так что мужчина решил действовать самостоятельно. Усевшись за руль своей старенькой «Лады», он сдал назад, а затем, резко газанув с места, направил автомобиль прямиком в ворота. Не выдержав сильного удара, те распахнулись вовнутрь лишь наполовину, но этого пролома оказалось достаточно, чтобы Сергей смог проникнуть на участок. Дом оказался деревянным, и почти вся его задняя часть уже была объята жарким пламенем. Все окна в доме были наглухо закрыты ставнями, но наблюдательный Воронов заметил на одном из них небольшой лоскут ткани. Ни капли не сомневаясь, что это знак, он прикинул, как бы открыть этот стальной капкан. Решение пришло само собой. Он быстро сбегал в машину и достал из багажника стальной буксировочный трос. Один конец он привязал к ручкам ставней, другой наспех прикрепил к корпусу своей машины. Мотор послушно взвыл, и Воронов одним резким движением выломал целую оконную раму. Из-за ворвавшегося внутрь помещения свежего воздуха пламя начало усиливаться, и из верхней части окна уже показались длинные языки огня. Не медля ни секунды, Сергей накинул свою косуху на голову и, лихо подтянувшись за подоконник, ввалился внутрь дома. Наткнувшись на что-то мягкое под ногами, он на ощупь схватил безвольное тело и буквально выбросил его наружу, а следом выпрыгнул и сам. По одежде и опаленным волосам он узнал Данилу. Броситься в пекло второй раз он уже не смог, жар из окна был настолько сильным, что просто не давал приблизиться к дому даже на несколько метров. Оставалось уповать на чудо и надеяться, что Светы в доме просто не было в момент поджога. Благо, его подозрения на её счет позволяли так думать, но до конца он уверен не был, а потому, оттаскивая Щеглова к машине, он не мог не повторять про себя единственную молитву, которую знал.
Отдышавшись, Воронов проверил, жив ли Данила. Парень редко и тяжело дышал, пульс тоже прощупывался. Получается, его подожгли не так давно. Странно, в таком случае Воронов наткнулся бы на тех, кто это сделал. Но в течение нескольких минут, что он провел в поисках нужного дома, ему не встретилось ни одной машины. Ладно, разберемся с этим позже, подумал Воронов. Прежде всего необходимо было привести парня в чувство.