Данила крепко зажмурил глаза и напрягся всем телом. Слишком уж часто за последнее время ему приходилось умирать, такое хобби кого угодно заставит нервничать. Капитан не стал тянуть с казнью, и мгновение спустя уши парня заложило от оглушительного хлопка. Он был гораздо громче тех выстрелов, что он слышал в подвале, когда его убивали в первый раз. Одновременно с выстрелом грудь Данилы обожгло, и парня буквально швырнуло вперед. На этот раз боль не просто сопровождала смерть, она буквально разрывала сознание Данилы на части. Руки парня по-прежнему были скованы за спиной наручниками. Он открыл глаза. Взгляд застилала белая пелена, сквозь которую бледно-зеленой кашей виднелся газон, в который он уткнулся лицом. Даниле захотелось в последний раз ощутить запах свежей травы, но никаких запахов ощущать он уже не мог. Дыхание перехватило, и он тщетно хватал воздух ртом. Шевелиться Данила тоже боялся, поскольку горячая, жгучая боль, разливающаяся по всей груди, угрожала окончательно поглотить остатки его сознания. А ему еще так хотелось пожить! Пусть всего минуту, пусть вот так, уткнувшись в мокрую траву лицом, но пожить. Странный предмет жизнь, подумалось Даниле. Когда ей ничто не угрожает, мы даже не задумываемся о ней. Воспринимаем, как что-то само собой разумеющееся. Принимаем не как дар, а как данность, не ценя ее по достоинству. Еще мгновение, и воздух в лёгких начал превращаться в углекислый газ. Боль отступила, и на ее место пришла печаль. Острое сожаление о непрожитых моментах, нереализованных возможностях. Еще вчера его жизнь казалась ему пустой и никчемной, а сейчас он горько сожалел о том, что потерял её. Данила не знал, как и с кем поделиться этой печалью, а поделиться хотелось так же сильно, как и жить. Постепенно картинка перед его глазами стала темнеть, веки начали моргать гораздо медленнее ‒ сейчас они больше напоминали занавес, который нерадивый режиссёр никак не мог закрыть окончательно. Актер всё прощался и прощался со зрителем, а занавес всё не закрывался, но каждое новое его открытие было короче, чем предыдущее. Наконец на Данилу навалилась дикая усталость, глаза открывать больше уже не хотелось. Сердце начало стучать в висках, его шум нарастал с пугающей силой. А потом все стихло.
***
— Он всё еще без сознания?
— Врачи говорят, угроза миновала, но он потерял очень много крови.
— Он нужен нам.
— В качестве кого?
— Во-первых, как важный свидетель. Без его показаний дело, конечно, не развалится, но он нужен нам для полной картины.
Данила не сразу понял, что речь идет о нём. Голоса доносились издалека, словно из параллельной реальности. Причем голоса незнакомые.
— Смотри, зашевелился.
Щеглов напрягся, но открыть глаза так и не удалось. Постепенно звуки стали более резкими, он почувствовал, что к нему кто-то подошел.
— Щеглов, ты как, оклемался? — спросил смутно знакомый голос, слегка присвистывая его фамилию.
— Я жив? — едва слыша собственный голос, спросил в ответ Данила.
— Живее всех живых, — с ноткой радости ответил второй голос, который Данила не узнал вовсе.
— Где я?
— В госпитале, — ответил шепелявый, в котором Данила, к своему удивлению, признал Воронова. Это открытие придало ему сил, и она даже смог приоткрыть глаза. Палата была залита ласково пригревавшим солнечным светом. — Тебя буквально с того света вытащили.
Данила перевёл взгляд в направлении голоса и увидел перед собой Воронова. Тот был одет в больничную пижаму, что само по себе было для него странно. Рука его была загипсована и висела на груди, держась на смотанном в жгут бинте. Лицо Сергея уже не выглядело, как кровавое месиво, каким его запомнил Данила, но все ещё хранило следы сильных побоев. Глазницы были густо окрашены гематомами, а левый глаз был налит кровью, что придавало и без того суровому лицу Воронова оттенок свирепости. Но всё изменилось, лишь только он улыбнулся беззубым ртом. Данила не смог сдержать ответной улыбки.
— Вот уж не думал, что когда-нибудь обрадуюсь, увидев тебя таким.
— Каким, живым? — весело отозвался Воронов. — Но-но, поговори мне тут еще… Вот встанешь на ноги, я тебя быстро уму-разуму научу.
— Ладно, товарищи, — вмешался в дружескую перепалку незнакомец, — не стоит сыпать угрозами, только выпутавшись из такой передряги.
Данила посмотрел на спутника Воронова.
— Кто вы?
— Прошу извинить мою бестактность, молодой человек. Я не представился. Полковник ФСБ Голицын Валентин Эдуардович.
— ФСБ? — слегка смутившись, переспросил Данила. — Так значит, капитан Сидоров имел в виду вас, когда выпытывал информацию?
— Да, брат, — вмешался Воронов. — Как оказалось, ты популярен не только среди бандитов.
Данила вопросительно уставился на Воронова, но того опередил полковник Голицын, невысокий сухонький мужчина достаточно преклонного возраста. Он деликатно кашлянул в кулак и ответил за Сергея:
— Эмм, да. Ваш товарищ прав, гражданин Щеглов. Мы за вами давненько приглядывали. Ваши, так сказать… — мужчина слегка запнулся, — способности привлекли наше внимание задолго до кульминации всей этой истории. Около полугода мы изучали вас и ваши, эмм… методы.
— Методы? — Данила не сразу понял, о чём речь.
— Да, изучали вашу работу, ваши связи. Искали источники информации и пытались понять, как именно вам удается вычислять потенциальных жертв. Мы даже приставили к вам своего человека для более детального изучения вашего психологического портрета.
— Своего человека? — Данила начал запутываться. — Кого, Воронова, что ли?
— Нет, к сожалению, гражданин Воронов не является нашим сотрудником. Более того, нам пришлось проанализировать немало информации, чтобы понять, что он не состоит в сговоре с вышеупомянутым капитаном Сидоровым.
— Тогда о ком речь?
— Шесть месяцев назад на место вашей работы был внедрен наш сотрудник, Шемякин Николай Степанович. Знаете такого?
— Дядя Коля? — изумился Данила.
— Он самый, — подмигнул Даниле полковник. — Мы от него много информации о тебе получили. Сотрудник он опытный, и всё нам про тебя поведал. Кстати, именно ему вы все и обязаны жизнью.
Слово «все» приятно отозвалось в сознании Данилы. Значит, Света тоже жива… Улыбка невольно тронула его лицо.
— В смысле, обязаны жизнью?
— Когда вы пропали из виду, именно его группа вышла и на товарища Воронова, и на капитана Сидорова, и на всю его шайку-лейку. В нашем распоряжении оказались все ваши данные, включая мобильные телефоны и средства передвижения.
— Но у меня с собой телефона не было, — возразил Данила.
— Вашего не было, а вот телефон капитана Сидорова, переданный вам в метро вашим другом Сергеем, оставался с вами до самого конца. Именно благодаря ему мы были в курсе всего, что происходило на той платформе, где вы чуть было под поезд не угодили. Единственное, чего мы не знали, это где находится, так сказать, штаб-квартира всей этой крысиной организации. Главаря мы, кстати, уже прижали к стенке. Почти всех повязали, так что вам больше ничто не угрожает.
— Всех? И Сидорова?
Воронов кашлянул и тихо произнес:
— Убили Володьку. Жаль дурака.
— Убили?
— Да, — подтвердил полковник Голицын, — перестарались мои архаровцы. Хотя, если бы не их действия, то он, скорее всего, успел бы вас убрать. Снайпер снял его в самый последний момент, когда он уже взвел курок, чтобы вас, так сказать…
— Так вот почему он выстрелил мне не в голову, а в спину… — в пустоту пробормотал Данила.
— Он просто был ослеплен свето-шумовой гранатой и начал палить куда попало, вот нам и пришлось его ликвидировать. Ваше же ранение, к счастью, оказалось не смертельным. Но зато в наши руки попались почти все остальные члены банды.
— Что значит «почти»?
— Эмм, главарю скрыться так и не удалось, он уже вовсю показания дает. Также были задержаны практически без сопротивления семеро его охранников. Изъято несколько единиц огнестрельного оружия и, самое главное, вся их подпольная бухгалтерия ‒ имена инвесторов и списки жертв. Кстати, если бы не вы, эти списки были бы куда масштабнее, скажу я вам.
— Кому же удалось уйти? — не понял Щеглов.
— Вот тут мне, конечно, за сотрудников стыдно немного, — покаялся полковник. — После штурма усадьбы и короткой перестрелки была зачистка, в ходе которой и были задержаны все члены группировки. Среди них в доме оказалась пожилая пара, муж с женой. Как они представились ‒ клиенты фирмы, подписавшие договор пожизненной ренты. Стариков трогать не стали, только препроводили их в служебный ПАЗик, что называется, до выяснения. Ну, пока суть да дело, эти гаврики наш автобус взяли и умыкнули. Бросили на ближайшей железнодорожной станции и скрылись в неизвестном направлении.
— Знаю я их, — сказал Воронов. — Братья-близнецы, работали на главаря. Хитрые черти, любят маскарад. Переодевались постоянно, когда я сам за Щегловым следил.
— Ну, ничего, — ответил полковник, — далеко не уйдут. Личности мы выясним да в розыск их объявим.
Данила слегка отвел взгляд в сторону и тихо спросил:
— А что со Светой?
Воронов помрачнел и отошел к окну. Полковник Голицын ответил за него.
— Горина Светлана Владимировна сейчас тоже под следствием находится. Всю вину она взяла на себя, но следствием уже установлена и вина профессора Филюшкина. Его совесть запятнана куда сильнее. К слову, она сделала это, когда узнала о его состоянии здоровья. Уже в изоляторе у профессора случился обширный инсульт, и он в данный момент находится в реанимации. Прогноз неутешительный, в ближайшее время ему вряд ли придется отвечать за свои действия.
Данила ничего не ответил, лишь закрыл глаза. Представлять Свету в роли подсудимой ему было мучительно больно, да и новость о профессоре не радовала.
— Ну, вы не переживайте, — постарался приободрить Данилу Голицын. — Светлана Владимировна активно сотрудничает со следствием, и её мотивы нам уже известны. Она, конечно, не избежит наказания, но, тем не менее, суд учтёт в своем решении все факты. Именно поэтому нам необходимо подробно побеседовать с вами.
— Я расскажу все, что знаю, — холодно ответил Данила.
Полковник кивнул и направился к выходу. У двери притормозил немного, словно задумавшись, затем обернулся и сказал:
— Кстати, гражданин Щеглов, на ваш счёт у нас тоже есть планы. Мы не просто так обратили внимание на ваши нестандартные способности. Не пропадайте.
Он подмигнул Даниле и вышел. В палате воцарилась тишина. Воронов по-прежнему стоял спиной и молча смотрел в окно.
— Много ей светит? — спросил Данила тихо.
— Поживем — увидим, — сухо ответил Воронов и направился к выходу. ‒ Ты поправляйся. И, если что, — мужчина замялся, — обращайся, в общем.