Лавр не отдавал приказ сдаться, несмотря на то, что сражение проиграно, почти вся кавалерия и большая часть пехоты уничтожены. Наоборот, требовал стоять до конца.
Я покинул основное поле сражения, поспешил к конному отряду, вскочил на готовую к бою лошадь и стал высматривать Лавра в подзорную трубу. Увидел полководца-неудачника на холме.
Очевидная, вроде бы, тактика: чтобы сломить сопротивление любого отряда, любой армии, лучше всего выбить их командира. Как ни сильны руки, без головы они стоят не больше манекена! Я этим старался пользоваться, а вот в армиях Нитупа о таком, казалось бы, очевидном действии, похоже, не особо задумывались. Но это их проблемы, а я решил прорваться к военачальнику. Велел всадникам следовать за мной в обход боя и сразу вырвался вперед на лучшем скакуне из всех, что были в нашей армии.
Тем временем и Лавр понял, что ему следует поспешно ретироваться с тем, чтобы уцелеть в возникшей мясорубке и не попасть в плен.
Такое удалось Шогу. Но в этот раз я был настроен решительно; хотел обязательно пленить главнокомандующего, не дать уйти очередному полководцу-неудачнику, личному другу Нитупа… Лавр с самого начала сражения потерял его нить. Он дергался, психовал, много орал. Но даже такую бездарность лучше держать в плену.
Мой лихой отряд ворвался с тыла в расположение временной ставки главнокомандующего. Четверых караульных сняли быстро, точными выстрелами из мушкетов.
Охранники Лавра засуетились, некоторые бросились к нам с кинжалами и саблями. Я срубил подскочившего офицера и бросал пару оставшихся у меня гранат в скопление охраны.
Убойная сила у моих гранат не высокая, но нужно было произвести эффект на мужиков, никогда ранее не видевших подобное оружие. Что неплохо удалось. Пока охранники приходили в себя, мы их изрядно порубали. Некоторые повалились ничком в низ, умоляя пощадить. Кто-то из них крикнул:
— Слава Всевышнему и его посланнику Алексею Освободителю!
Неглупый мужик! Такой крик способен сохранить жизнь.
Бойцы моей кавалеристской сотни крушили тех, кто был недоволен нашим появлением и пытался сопротивляться. Их оказалось не много, но они кидали кинжалы, которые поражали иногда лошадей и всадников. Однако у нас было явное преимущество, мы без особого труда расправлялись с застигнутыми врасплох вояками.
Но и в меня гвардеец с офицерскими эполетами метнул кинжал. Я заметил это и успел уклониться, усидел на лошади, после чего уложил негодяя точным ударом меча по телу.
Увидев человека с генеральскими погонами, я срочно поспешил к нему, по пути уложил еще одного гвардейца.
Генерал пытался остро отточенным клинком сбить меня с лошади. Я вновь успел среагировать и первым достал противника острием своего меча, да еще так ловко, что подрубил шею генерала. Он упал, выругался, задрал сапоги со шпорами и затих.
— И это тип низвергнут в ад! — сказал я. — Подайте мне скорее Лавра!
Охранники начали пятиться, отступать, они поняли, что им не справиться с крупным отрядом конников освободительной армии. Вокруг меня сражались лучшие мои бойцы, мы превосходили людей Лавра по всем параметрам и уверенно продвигались к стоянке главнокомандующего. Удачный день предвещал скорую победу и пленение главной надежды Нитупа.
Вот только Хорошук чуть было не получил смертельное ранение. Его лошадь подрубили, он спешился, вступил в бой. Но клинок одного из телохранителей Лавра слегка полоснул бесстрашного бойца по шее. В последний момент Хорошук увидел удар и почти успел увернуться. Но кончик сабли все же зацепил начальника моей охраны. Рана не смертельна, вот только кровь идет. Если бы опытный боец не увидел маневр телохранителя или чуть промедлил, мог бы и голову потерять.
Все же пришлось оказывать Хорошуку и остальным раненым бойцам помощь. А меня Бог по-прежнему берег!
В это время Лавр на лошади попытался скрыться от нас. Далеко уйти ему не дали, я увидел военачальника и устремился к нему. Лавр противник, конечно, серьезный. Не зря же он считал самого себя асом из асов, личностью прославленной и бывалой. И не только он так считал, даже Нитуп был согласен с таким мнением. Но сейчас Лавр решил бежать, я погнался за ним. И вскоре приблизился к бывшему командующему бывшей крупной армии.
И я, и он остались на время без охраны, я вступил с Лавром в поединок. Он оказался примерно на голову выше и заметно тяжелее меня. Я, впрочем, привык к крупным противникам и нисколько не смутился.
Опытный военачальник неплохо защищался, парируя мои трудно предсказуемые удары. Неожиданно я рубанул скакуна противника по морде. Конь жалобно заржал. Мне вдруг стало жалко бедное животное. Оно-то чем виновато? Но долго предаваться печали не было времени.
Лавр свалился с лошади, нужно его пленить. И я покинул своего коня, но увидел, что Лавр выхватил громоздкий мушкет и готовится выстрелить. Ах, у него еще и оружие есть, пусть и допотопное! Не знал об этом, впрочем, пока механизм сработает, можно успеть уйти с линии огня. Я так и сделал, отшатнулся к готовящемуся отойти в мир иной коню Лавра.
Воевода произвел выстрел. Но попал в своего же коня, чем ускорил его кончину. Какой неудачный день сегодня выдался у полководца! И армию свою потерял и пленен сейчас будет!
— Кто ты такой?! — заорал взбешенный Лавр. — Кто тебе позволил нападать на меня?
Лавр, очевидно, не узнал вождя восстания, командира повстанцев. Не удивительно, меня ведь ему не представляли, и в одежде моей не было никаких знаков отличия.
Ироническим тоном ответил испуганному мужчине.
— Я — посланник Бога! Он прислал меня для того, чтобы поставить тебя на колени!
— Только попробуй, самозванец! Я самый уважаемый и лучший воин в России! — завопил бывший полководец.
— Отлично, люблю таких темпераментных! — ответил я, еще больше распаляя оппонента.
У Лавра имелся меч, он атаковал меня. Я заблокировал его удар своим мечом и стукнул противника носком ноги под коленку. Он взвыл и грубо выругался.
— Как не культурно — ругаться! — улыбнулся я. — Твое поведение отвратительно! Я удивлен тобой! А ведь сказал, что ты — самый уважаемый в России хряк!
— Я дипломат и полководец!
— Это было раньше! — злорадно ответил я, стараясь изобразить на лице максимум презрения. — Теперь будешь в клетке сидеть и пощаду просить.
Хорошо обученный и достаточно подвижный для такой массы тела Лавр попытался сделать в мою сторону еще один выпад. Он хромал. Его коленка явно была повреждена, но в смертельной схватке боль не ощущается так, как в обычной жизни.
Я парировал удар Лавра и решил быстро покончить с врагом. Последовала стремительная серия, вроде тех, что проводят в американских боевиках. В результате выбил меч из рук знатного противника, затем подскочил к нему и ударил ногой по печени. Лавр потерял ориентацию, а удар кулаком в подбородок окончательно его отключил.
В это время примчались трое охранников Лавра, они попытались прийти на выручку своему воеводе, спрыгнули с коней и словно цепные псы бросились ко мне. У меня хороший, очень острый меч, а про навыки свои я уже рассказывал. В результате короткой битвы один охранник потерял полруки, другой — голову, а третий бросился наутек, когда увидел, что ко мне на помощь скачут не менее десяти всадников освободительной армии.
— Как Хорошук? — спросил я бойцов.
— Перевязали, отправили в лазарет. Он послал нас за тобой.
— Я и без вас справился. Главарь повержен, осталось добить шестерок. Свяжите Лавра и отвезите в крепость. После битвы допрошу его. И лошадей прихватите.
Я вскочил на своего любимого коня и поехал на поле битвы. Словно пожар под сильным ливнем догорали последние угли в костре сражения.
Основные силы нашей повстанческой армии добивали пехоту. Оставшиеся в живых вражеские воины массово сдавались. Теперь никто не запрещал им делать это. Командующий был пленен при попытке к бегству, контроль над войском утрачен. Большая часть воинов правительственной армии нашли себе под Старой Руссой смерть, мало кто из них сумел вырваться из адской мясорубки боя.
А из раскрытых ворот древнего города все еще спешили вооруженные чем попало мужики и посадские. Бежали даже кузнецы, размахивая топорами и молотами.
Самый мощный наш воин по прозвищу Мамонт орудовал двумя дубинами с человеческий рост каждая, ими он добивал непокорных врагов. Я поразился его физической силе — несколько пудов держит в каждой ручище, да еще машет ими, словно палочками дирижера. А ведь здесь нет спортзалов, чтобы качаться, нет научных методик тренировок, да и с разного рода фармакологическими и анаболическими накачками никто не знаком.
Вот, бывают такие богатыри от Бога! Дубинами так лупят, что мечи подставлять бесполезно. Однако против моей хитрости тогда в лагере атамана оказался беззащитен.
Бесхитростный здесь народ почему-то. Наверное, воспитание такое. А вот у нас культ Остапа Бендера установили, жулики во власти и во всех структурах. Впрочем, и здесь верховная власть держится на обмане, без обмана сложнее эксплуатировать человека. Только обман в этом мире не имеет пока тех масштабов, что на Родине моей в двадцать первом веке.
А то, что люди хитрить не умеют, хорошо! Я воспользовался этим, благодаря хитрости одержал триумфальные победы.
Здесь и обучение воинов азбучное, изощренными приемами в схватке владеют лишь считанные единицы. Все это предопределило победы моей армии. Я был, и остаюсь их творцом!
Я чувствовал себя героем и радовался, что оказался в нужном месте. Плюс к тому чувство общей победы. Это что-то! Аж мурашки по коже!
Решил сообщить, что правительственное войско обезглавлено. Пусть воля тех бойцов, которые все еще сопротивляются, будет окончательно подорвана, а наши герои порадуются вместе со мной. Выкрикнул во всю глотку:
— Лавр пленен! Мы опять победили! Бойцы Лавра — сопротивление бесполезно, сдавайтесь!
Не знаю, многие ли меня услышали в суматохе битвы и прислушались к совету сдаться. Но я был воодушевлен. Закричал своим опять:
— Еще напор! Виктория совсем близка!
Все же, наверное, кричал не зря: боеспособные воины бывшей армии Лавра стали активней сдаваться в плен. По крайней мере, я так решил.
Однозначно: у противника не было прежней координации. Солдаты в подавляющем большинстве поднимали руки вверх, а вот многие офицеры предпочитали умереть в бою.
— Вот так и гибнут армии! — сказал я подошедшему ко мне Александру Непомнящему. — Лавр пленен, победа, полная и безоговорочная. Распорядись, чтобы пленных не убивали.
Быстро редеющие остатки армии врага метались из стороны в сторону, полностью потеряв ориентацию. А наши воины, наоборот, вдохновились успехами и продолжили крушить противника.
Наконец не выдержали даже офицеры — бросились бежать. За ними устремились все остававшиеся еще в бою солдаты.
Освободительное войско продолжило преследовать удирающих. Это была эйфорическая погоня! Конницы у противника не осталось, пехота же с амуницией быстро бежать не могла. А вот у нас были хорошие кони. Я вскочил на своего скакуна и помчался, поначалу поражая пехотинцев, однако постепенно их не осталось на моем пути. В надежде догнать и устранить кого-нибудь еще я продолжал преследование вместе с другими конниками, которые следовали за мной, но вскоре понял, что бесполезно махаю своим мечом, и решил вернуться назад.
На поле основного боя немногие уцелевшие воины противника все еще просили пощады. Особенно яростное желание сдаться изъявляли молодые бойцы. Им надоело бегать, они падали на колени и ожидали, когда подойдут бойцы освободительной армии. И клялись им, что они — за свободу, будут теперь верой и правдой служить новой власти.
Впрочем, такое поведение солдат поверженной армии меня не удивило. Ради чего им умирать? Чьи интересы они пришли защищать? А вот новая власть, возможно, улучшит жизнь в стране. Так и во время гражданской войны в моей родной России призванные в солдаты белой армии парни не проявляли героизма, некоторые переходили на сторону красных и добровольно защищали рабочую власть. Здесь ситуация во многом повторяется.
Затухли последние островки сопротивления. Это была полная победа нашей тактики, нашего героизма. Нитуп потерял очередную армию, на которую так рассчитывал.
Вдруг я увидел одного из бойцов, который избивал группу сдавшихся воинов. Красиво и эффективно бил ногой в пах и кулаком по телу. Пленный падал на землю, а мой боец приступал к следующему. У его ног валялось уже человек семь. Я присмотрелся: кто это так издевается над пленными? И узнал! Так это — Аленка! В сапогах, мужской одежде и шлеме. Ее можно было принять за юношу. Даже высокую грудь свою чем-то ужала.
Парировать удары разбушевавшейся Аленки пленные не смели. Здесь тактика ударов между ног неведома, тем более, для девушек. А она лупит молодых бойцов. Но как Аленка попала сюда?
Я приблизился. Аленка крикнула во весь голос:
— Во имя свободы! — и снова атаковала очередного пленного.
Мужчина упал, а проказница увидела меня, приветливо помахала рукой. Ох, не исправима дивчина. Любит унижать мужчин.
Я подъехал вплотную и спросил:
— Зачем ты так?
— Ты же меня сам учил — бей в пах.
— Но они же пленные…
— Так я тренируюсь для будущих боев. Нам еще Тверь брать, а потом Москву. Я буду принимать самое активное участие.
— Да, ну!
— Ну, да! Мы же уже вместе дела делали. И охрану устраняли, и разъезд ликвидировали. Разве забыл? Я не подвела!
— Да, но рисковать жизнью такой красавицы я больше не имею права. Ты нужна нашей армии живой и здоровой.
— Это вождь восстания нужен армии! Это ты не должен рисковать! А рискуешь! Хорошук жаловался…
— Почему ты здесь? — грозно спросил я. — В крепости должна порядок поддерживать.
— Мне Александр Непомнящий разрешил немного потренироваться. А еще он сказал, что я буду начальником твоей охраны вместо выбывшего Хорошука.
— Я лучше знаю, кто будет, а кто нет.
— Но я буду отличной охранницей!
— Ты бы лучше помощь Хорошуку оказывала медицинскую, чем тут тренироваться, подвергать свою жизнь опасности и ко мне в охрану набиваться.
— Вот еще! Там Чарли есть для помощи. А мне Хорошук совсем не нравится. А тебя я буду очень хорошо охранять.
— Прыгай на коня! — велел я.
Аленка с готовностью легко запрыгнула на круп и спросила:
— Куда мы поедим?
— К Александру, — честно ответил я. — Где он?
— Возле редута. Уже празднуют с Мироном. Не обязательно ехать к нему. Здесь есть живописные места, которые стоит посмотреть.
Но мы поехали к Саше. Александр Непомнящий сидел в окружении командиров нашей армии. Я еще не видел таким довольным брата, очевидно, он был счастлив. Безграничным счастьем полководца, выигравшего важнейшее сражение без больших потерь. С этой точки зрения у меня было еще больше поводов для счастья. Но я пока не в полной мере осознал значимость сегодняшней победы. Все-таки разгром Шогу считал ключевой битвой, а сейчас сомнений в триумфе не было изначально.
— О, Леха приехал! — сказал обрадованный, под градусом, брат и полез ко мне обниматься и целоваться.
Не люблю целоваться с мужчинами, особенно пьяными. Показал рукой брату — не надо! Он переключился на спрыгнувшую с коня Аленку. Девушка оттолкнула мужика и убежала.
— Это ты ее в мою охрану определить обещал? — с улыбкой спросил я. — Даже тебя испугалась…
Александр ответил так:
— А, чё? Отличная девка! Я бы ее к себе взял, а она к тебе просилась.
— Алексей, присоединяйся к нам! — крикнул Мирон.
Мне пьянствовать совсем не хотелось. Я вообще человек не пьющий. Сослался на то, что нужно осмотреть поле боя, распорядиться на счет пленных и раненых.
— А мы празднуем! — сказал Александр. — Имеем право! Все прекрасно, Леха! Лавр повержен. Есть время и повод расслабиться.
Нет, я ушел от веселой компании.
Последние островки кровопролитного сражения затихли. На поле брани появились русские бабы, не желавшие отсиживаться в тылу. Они помогали раненым, собирали трофеи, плакали по убиенным мужьям и сыновьям.
Меня трофеи не интересовали. Я больше думал не о триумфальном сражении, а об Аленке. И не знал, как вести себя с ней. Нравилась девушка мне! И ее сегодняшнее поведение казалось привлекательным. Надо было бы поухаживать за ней, а я только отвез ее назад. Я вообще не умею ухаживать за дамами. Получал отказы в родном мире от красивых барышень из-за своей чрезмерной поспешности, нетерпения и неверных действий.
Ладно, все образуется. Можно будет опять взять ее к себе в кавалеристский отряд, раз так хочет.
Вечерело. Солнце только что скрылось за линией горизонта. Небо в кровавых бликах приобрело зловещую расцветку.
Потери с обеих сторон оказались огромными. Особенно пострадало войско Лавра. Но и у нас довольно много защитников было убито, еще больше получили ранения. Тех, кто ранен легко, перевязывали на месте и они сами шли в крепость. Тех, кто не мог идти, на руках несли молодые бойцы.
Поле боя погружалось в летний сумрак. Убитых будем убирать и хоронить завтра. Ворон придется разгонять. Тучи хищного воронья, несмотря на поздний час, слетались на мертвечину и радостно орали, предвкушая долгий пир.
Русский бунт. Кровавый и беспощадный. Быть может, справедливый по сути, но не обходящийся без многочисленных жертв.
Я опять думал об этом и чувствовал угрызения совести. Тысячи мужиков оторвались от земли, взяли топоры и косы и пошли сражаться за новую жизнь. Они ищут свою правду и лучшую долю, но многие из них найдут смерть. Такова жизнь… Хотя, для раба смерть может быть лучше неволи…
Что касается пленных, их связали, отвели в крепость и разместили таким образом, чтобы исключить побег. Завтра предложу вступить в нашу армию. Тех, кто не захочет, придется отпустить. Хватит жестокости!
Как поступить с Лавром? Его отпускать нельзя! Допрошу и, пожалуй, оставлю под арестом в Старой Руссе. Еще похороны массовые придется организовывать. Но все завтра. Сейчас больше всего хотелось одного — хорошо выспаться. Усталость последних дней заявила о себе.
Перед сном думал о том, что не все даже в освободительной армии верят в то, что я на самом деле посланник Бога на земле. Да, был обман, я до сих пор чувствую легкие уколы совести. Но благодаря этому обману легче было собрать войско. И победы мы одерживали с помощью хитрости, по сути, того же обмана. Получается, обман обману рознь? Если во имя справедливых целей — он благо, а если во имя обогащения и порабощения людей — зло? Наверное, так. Вот только кто определяет справедливые цели или нет? Пропагандисты Нитупа выставляют меня мерзавцем, негодяем, вруном, посягнувшим на устои великого государства, развязавшим кровавую войну. А простой народ считает освободителем. Пожалуй, только история рассудит, где справедливые цели, а где нет. Но и в этом случае многое будет зависеть от взглядов самих историков, от того, кто у власти в стране.
А еще я вспомнил, что испытал чувство удовлетворения, когда увидел, как Аленка лупит мужиков между ног. Хотя и прекратил это занятие. Были у нас случаи, когда пленных сторонников власти Нитупа жестоко избивали. А прокуратора мы и вовсе прилюдно выпороли. Жестокость — то же тема для исследования человеческой природы. Вот и в этом мире она проявляется. Скорее всего, унижая других или даже наблюдая за унижениями, человек ощущает свою значимость, как бы возвышается над теми, кого избивают, унижают. Аленку раньше унижали, потому она стремится сейчас взять реванш, развлекается таким вот образом. Не мне ее судить.
Что, если организовать специальные спортивные игры? Состязание — лучше способ выплеснуть свою энергию и злость. Тогда, может, и жестокости станет меньше. Хотя бы футбольный чемпионат организовать, чтобы люди матчи ходили смотреть, а не порки. Развлечения тоже важны. От того, какие они — формируется характер общества.