Весь день Алёна постепенно приходит в себя. Она почти не разговаривает, молча лежит на спине и смотрит в потолок. Но уже сразу после того, как закончилась кровеполивная процедура — истечение холода от её тела прекращается и я выключаю кондиционер. Наконец, когда небо за окном уже начинает снижать свою яркость, подобно монитору, переходящему в спящий режим, моя любимая встаёт в кровати и идёт в душ.
Пока она смывает с себя копоть, куски расплавившейся ткани и превратившуюся в бурый порошок кровь — я меняю бельё на кровати. Измызганные тряпки по всей видимости уже никогда не отстираются — ну и ладно. Невелика потеря.
Наконец, Алёна выходит из душа, и, кутаясь в халат, зовёт меня пить чай.
— Замёрзла я до самых печёнок, — говорит она, тихо улыбаясь, только в себя пришла.
Я смотрю на её лицо, и вижу, что шрамы от ожогов стремительно излечиваются — сейчас они выглядят так, будто Алёна горела в огне не вчера, а месяц или два назад.
Она ловит мой взгляд — Ещё неделя и следов не останется, я думаю.
— Скажи, а ты…
Она хохочет, — и начинает покрывать моё лицо поцелуями.
Наконец, отвлечённые свистом чайника, который уже практически выпарил всю налитую в него воду, мы усаживаемся было за стол. Алёна встаёт, идёт к плите, выплескивает остатки кипятка и наливает воду снова.
— Второй раз кипятить нельзя… уж я то знаю.
Она возвращается и, оперев своё лицо на сложенные вместе руки, смотрит мне в глаза.
— Да нет конечно. Я не из этих… гематозависимых. Просто биохимия у меня немного отличается от… широкораспространённой.
— А кровь?
— Это просто алхимический медиатор, если ты понимаешь, о чём я говорю.
— Не вполне.
— Эх… если коротко — мне для того, чтобы погасить огонь, вызванный Клаусом, пришлось потянуться ко льду. Клаус, сам то, лишь так и может, у него в роду нету Логи. Потому и опустился до техники…
— А ты?
— А у меня Снёр только по материнской линии, ну если не вдаваться в подробности генеалогии. Когда я просто живу — холод и пламя друг друга уравновешивают. А тут, этот искусственный огонь был такой мощный, что меня, после того, как он погас, ледяным откатом просто загасило. Слишком много холод я из себя вытащила. И вот. Если бы ты меня не вытащил — так бы и приходила в себя, покрываясь постепенно сугробом. Хотя, скорее всего — не успела бы, меня бы, конечно в покое не оставили. Тот же Клаус, скотина…
— А сам он?
— А чем, кстати, ты его расстрелял? Ему обычный пистолет — как слону дробина, я не ожидала, если честно.
Я объясняю про пули, разрушительная сила которых задорого выкуплена у Инстанций.
— Ну и то, хоть какая-то от них польза.
— Клаус как бы истаял, будто бы сугроб — и потом испарился и пар вынесло за дверь.
— Ага. Так и происходит с теми, у кого внутри снег. Это ему надолго хватит. Боюсь, что детишки в Европе останутся без подарков на ближайшие лет пять.
— Получается, я его не убил?
— Да нет, даже твоих замечательных пулек для него мало. Для таких, как мы с ним, надо что-то посильнее. Вот деда моего… — Алёна замолкает, и я не переспрашиваю — вижу, что она до сих пор переживает потерю родного человека.
— Так и вот… говорит она после минутной паузы. — Кровь содержит в себе огонь — как только она попала на меня — сразу начала вытаскивать из меня мой собственный огонь наружу. Подобное к подобному, как ты знаешь, тянется.
Я этого не знаю, мы в школе проходили какую-то совсем другую химию, с атомами и молекулами, но я не спорю — лучше уж расспросить поподробнее.
— А почему ты мою больше не хотела? — спрашиваю вместо этого я.
— Я же тебе объяснила. Подобное — к подобному. Того, кто отдал бы в такой ситуации мне кровь — некоторое время тянуло бы в мою сторону. Алхимически. А я хочу…она осторожно улыбается… я хочу, чтобы у нас с тобою всё было по настоящему…естественно.
Я начинаю гладить её руки… Но вызов домофона, раздавшийся почему-то с площадки, а не от подъездной двери, отрывает меня от этого важнейшего в данную минуту дела.
Алёна вызывает изображение — и в визио-зоне, спроецированной напротив стола за которым мы сидим, обнаруживается улыбающееся лицо того самого “Арсения Анатольевича”, который говорил со мною голосом Инстанций.
Алёна с удивлением смотрит на него и, наконец, произносят сакраментальное “чем обязаны?”
— Пришёл проведать больную. Вот, апельсины принёс, сок. Да открывайте, открывайте…
Алёна, секунду поколебавшись, даёт команду открыть дверь в квартиру.
— Иди, встреть его.
Краем глаза я замечаю, что она совершает какие-то манипуляции с одним из пультов управления, валявшихся грудой на столе — возможно — думаю я, — что-то делает со внутренней охранной системой.