Надька выкурила половину сигареты и бросила ее. А окурок еще долго в сырой траве стрелял и шипел, из всех небольших своих творческих сил хотел поставить свою запятую в общем тексте.
Надька и Лидия ушли, а две их картины мира недоуменно всматривались в друг друга и не могли до конца решить, какая из них настоящая.
- Надюша, - сказал Витька, - хорошо, что ты быстро вернулась, а то папин шурин хочет поднять тост.
А про себя он думал: зачем такое цепляние за родство, позвали тридцать человек со стороны отца, почти столько же со стороны матери. Это все-таки всё пережитки... Я, конечно, люблю родителей, но и любых других бы полюбил... если б столько за мной ходили! И Надьку тоже полюблю! Да, полюблю, несмотря на все! На то и человек, чтобы преодолевать препятствия... Он мотнул головой, чтобы изгнать мягкий водочный шум. Вихри в голове (возникшие после поцелуя в ответ на крики "горько") начали выветриваться из висков и лба. Перед ним взбычилось пространство стола с нецеломудренными улыбками селедочниц. Гости разнообразно располагали мышцы лица и свои челюсти, чтобы показать, что все очень вкусно. Голосов было так много, что они иногда спрессовывались в тишину. Потом один гость не мог втиснуть свои слова в головоломку голосов, и они выкатились перед носом Витьки:
- Свадьба - это торжественный пуск в эксплуатацию...
Поперек этих слов шевелились руки Надьки - они отодвигали от жениха, необратимо делаемого мужем, бутылки и стаканы. И все вокруг беспечно подходили и что-то вещали. Егор снова про Канта. Надька не выдержала и врезала ему: "Кант-Кант, а Егор-то Крутывус, ты то есть, что именно сказал - сам-то?!"
- Надя, развертка сознания... э, развертка сознания.., - пьяно мямлил Егор.
А Фая слушала все это с таким видом, словно говорила: "Что ж ты, развертка, такая свернутая? Разведусь я с тобой".
Вдруг снова все вокруг закатились в тяжелый шар диаметром с кулак, транслирующий: "Горько, горько!"
После поцелуя, закончившегося на счете четырнадцать, слышались комментарии: "В такую жару, что вы хотите!" - "Это смотря с кем целоваться - кое с кем и в жару хорошо" - "А ты, Инна, покажи пример" - "А вот придете на мою свадьбу - будете считать, пока ваше знание цифр не кончится".
Все очень просто на самом деле! Такая Витькина мысль начала действовать. Все слипается со всем. И сознание его, чтобы выжить, срастило Надьку с Инной. Хотя как оно могло их срастить, когда Надькино лицо было в светлых и темных осколках от низко светящей люстры, а лицо Инны мягко светилось, отвернувшись от света. Витька впечатал Инну в дно своих глаз и снова перенес взгляд на Надьку. Думал: трудная, кропотливая работа. Но недаром он всегда был рукастым умельцем. Луковичный его нос, шишковатые скулы изображали хитрую улыбку. Мать Витьки смотрела на сына и шептала свое: про похлебку, притом старую, которую не надо было разогревать.
Покачнувшись, с платком в руке, всем видом показывая, что надо выйти и разобраться в этом слиянии воедино Инны и Надьки, Витька подмигнул своей невесте: мол, давно надо было ей признаться, что она и Инна - одно! Теперь Надька-Инна осталась отдохнуть во главе стола, а Инну-Надьку он на руках понес по грубой скрипучей лестнице. В этих двухэтажных домишках лестница часто идет снаружи, и дожди делают ее древесину серебристо-серой. А сегодня дождь собрался, но раздумал идти, и сейчас зеленоватое небо изрядно светилось. А когда Витька внес Инну-Надьку в дровяник, где поленицы показывали мощный избыток березовых дров, от белизны коры стало еще светлее. Витька прижал Инну-Надьку к поленице и стал целовать, продолжая радоваться, что все так удачно получилось. Ему ничего не надо выбирать. Ее глаза сливались в один, подсвеченный изнутри глаз, и вдруг этот глаз от ужаса расширился.
- А он ее где-то дерет! - послышался звонкий голос Бояршинова.
Витька с Инной-Надькой посильнее уперлись в поленицу, и она начала разъезжаться. И по этому грохоту их нашли, а то бы не нашли вовсе, и непонятно, к чему бы привели эти поцелуи. Витька хотел сказать Инне-Надьке, что это все не важно, что он-то ничего не хочет видеть и слышать, но увесистый шмяк поленом поперек жениховского хребта... Еще с полминуты смутно воспринимались скачки Инны поперек двора, Надькины родители, гвоздящие его справа и слева... Погибло... все погибло! Витька из последних сил срастил внутри себя Инну с Надькой, но от каждого полученного удара Инна-Надька потрескивала, трепыхалась, раздваивалась и наконец окончательно разъехалась в стороны, превратившись в обычных Инну и Надьку. Гости тоже словно почувствовали это раздвоение и остановились:
- Давай его обмоем, усадим, да продолжим... Хватит с него, он все понял. Ты понял? - кричал один смутно припоминаемый родственник со стороны невесты.
- Понял он, - ответил за Витьку Бояршинов, боясь отрицательного ответа и продолжения боевого воспитания.- А где эта бля..га, которая нашего жениха чуть не?.. - Он даже не закончил, намекая на то, что процесс, который мог произойти, настолько чудовищен, что лучше сейчас не конкретизировать, чтобы не распалось бережно пестуемое в разных концах двора веселье (вскрикивали со смехом женщины, звенели разные склянки).
А Егор в это время возле дровеника выпивал, возле крыльца экал и бэкал перед Лидией с умными интонациями, говорил:
- А вас не существует, так о чем нам разговаривать, - и в то же время длил и длил разговор: - Напился - нет времени, отключился - нет пространства. Это очень просто (в его голосе возникли утешающие интонации). Время и пространство - моменты личной биографии... захочу: есть, хочу - нет их.
Забегая вперед, скажем, что Егор так усердно отключал от себя время и пространство, что однажды проснулся и понял на миг, что у него нет никакой биографии...
- Это я виновата, - по-деловому говорила невеста жениху. - Надо было пасти тебя весь вечер, чтобы ты, милый козлик, не забредал в чужой огород...
Вот после этих слов Витька и перестал верить, что он живой. Странно, что они обращаются со мной, как с живым еще, думал он. А там, внутри меня, уже никого ведь нет.
Если к вам придет близкий друг и скажет, что он утопится (зарежется, повесится), если вы не сделаете ему то-то и то-то, никогда не соглашайтесь и не пугайтесь. Иначе импульс разрушения, которое он в себе накопил, коснется вас! И вы заскользите к обрыву...
Вот так же Надька толкнула Шиманова, как шар толкает шар, с бездушным костяным стуком. Она без всяких мыслей это сделала, лишь бы самой остановиться. А то, что он покатился к обрыву, так это уж его дело. Почему бы ему не затормозиться еще об кого-нибудь? Ума - что ли - не хватило!
...А Витька Шиманов покончил с собой. Он бросился под электричку. На похоронах, казалось, еще никто не понимал, что случилось безвозвратное. Все были заняты печальной обрядовой суетой и вообще об этом не думали.
Лидия подошла к Инне:
- Князь Мышкин тоже боялся кого-либо обидеть, огорчить, не знал, на ком жениться: то ли на Аглае, то ли на Настасье Филипповне. Лучше б он кого-то сознательно обидел, но сделал решительный шаг. А то... Витька тоже - побоялся обидеть Надьку...
- Ох, некстати ты долбанула своим идиотом-князем, - оборвала Лидию Инна. - Нашла время для изасканий!
8
Но с Надькой, к счастью, после смерти мужа ничего плохого не случилось.
Инна же поспорила на кафедре (на вечеринке по поводу 8 марта), что профессор С. - не такой уж убежденный семьянин, как все думают. На бутылку коньяка. На самом деле спор был только поводом, чтобы резко изменить, переломить свою жизнь. О цене этой ломки она не думала.
Так вот Инна разделась донага и села к профессору С. на колени, чтобы добыть наркотик власти над ним. Это напоминало разом всю западную литературу, где героиня без признаков одежды неизбежно и регулярно, как дождь, падает на колени герою. Но западный писатель встал бы в тупик от такого понимания свободы, какое было у Инны.
Когда Лидия узнала о выходке Инны, в памяти всплыл эпизод со столяром, который ремонтировал балконную дверь. Проходя через комнату, где Лидия как раз поила чаем Егора Крутывуса, столяр с одобрением сказал:
- Книг-то у вас много. У меня тоже дома есть книги - одна полка, за ними можно только одну чекушку спрятать, - он замолчал и еще раз влажным взглядом посмотрел на книги Льва Ароныча. - А в ваших шкафах сколько бутылок можно запрятать!
Когда работа приближалась к концу, Лидия понесла столяру водочки. А Егор, видя, как бутылка уплывает мимо, вскричал:
- Сейчас он выпьет, а ты ему скажи, чтобы он разломал дверь. И снова пообещай водки за ремонт. Думаешь что - не разломает, что ли?!
- Ты о чем, Егор?
- О том. Скажи столяру, чтобы все разломал, снова сделал - тогда снова ты ему стакан водки поднесешь. И он сделает! Да как миленький...
О чем он, не поняла Лидия. Неужели в самом деле Егор имеет в виду поставить эксперимент над живым человеком?
- Бога ради, Егор! Больше никогда ничего мне такого не говори! Ты что, задумал приобщить меня к чувству власти над людьми?!
- Ну, прости меня, дурака! Лидия, не сердись. Я просто сегодня сон такой видел, что снова женат...
Егора давно оставила Фая, и он жил с родителями. И вот во сне снова женат. Полнота жизни поразила его так сильно, что он поплелся в гости к Лидии. Хотелось обсудить:
- Главное, новая жена не красавица, а обыкновенная женщина. Но мы с ней все время смеемся: купили какой-то ерундовый шкаф и счастливы. Еще чего-то купили, снова смех... Я проснулся, стал вспоминать ее лицо. Ты? Нет, не ты? Да и вообще никто из знакомых... Простая женщина, понимаешь, но я был совершенно полон ею! Что за сон, к чему, а, Лидия?
...Сейчас, вспоминая эту сцену и сравнивая ее с поступком Инны, решившей доказать, что все мужики - скоты, Лидия думала: власть над мужиком имеет ли отношение к эросу? Или к политике?
Что касается Егора, его несчастий в семейной жизни, то тут была своя история. По распределению он работал в Узбекистане. Как-то вместо диктанта читал ученикам Пастернака. Потом, не стесняясь и даже хвастая, рассказывал Лидии: эти "чурки", мол, столько ошибок наделали смешных! "А ты в Навои бы ошибок не наделал, конечно", - удрученно ответила Лидия. Именно тогда Фая что-то поняла окончательно, подхватила дочь и уехала к родителям. Через некоторое время она вышла замуж за одного из братьев Черепановых.
...А Инна потом полюбила профессора С. Ну и хорошо ведь! Хорошо, да не очень, потому что у профессора была семья - та самая, из-за которой его и считали идеальным семьянином...
Грач толкнул Надьку, Надька - Витьку, Витька - Инну, она - жену профессора С. Каким образом? А они оба бросились на колени и умоляли отпустить его. Великая любовь, говорили. Но жена профессора каменно встала на их пути. Она сказала простые слова, которые тогда многим показались глупыми: "У нас долг - дети в переходном возрасте, без отца они могут вырасти подлецами".
Если б жена профессора С. послушно сказала: "Иди, дорогой, к своей великой любви", мы бы имели больше несчастных людей, или нет? Дети, теперь это доказано статистически, из разведенных семей живут меньше, чем дети из полных. Как сказал отец Лидии, ученые наконец-то думали-думали и додумались до необычайного открытия: папа и мама нужны ребенку для счастья (как будто человечество не знало об этом тысячу лет назад)...
Семья профессора С. не разрушилась. Страшный удар, нанесенный Инной, сотряс ее так, что прозрачный ее монолит покрылся трещинами, помутнел, но вынес. Однако трещины никогда не заросли.
6. Обыкновенные будни застоя