Надпись вышла, что надо. Она сверкала маслянистым блеском, оповещая всю округу о моральном облике одного из жильцов дома.
«Малиновская, я сплю с твоим мужем!» — гласила надпись. Жаль, что я не увижу реакции семейства Малиновских этим утром. Злорадство — дело хорошее, но остальное сейчас важнее. Потом узнаю. Такие события, как правило, долго будоражат округу и окружающих. Боря, например, был в шоке. Он на меня так посмотрел, когда я озвучил, что мы будем писать, что я себя внезапно почувствовал пришельцем с Луны. Сунуть бы тебя, Боренька, на денёк в наше время и дать почитать дискуссии в сети на животрепещущие темы. Ты бы, наверное, двинулся с комментов и обмена любезностями. А нам ничего, привычные мы. Отряхнулись, обозвали всех дебилами и дальше в свободное плавание по волнам всемирной паутины. Про то, что творят люди на уголовном поприще, вообще молчу. С моей профдеформацией лучше ничего не рассказывать. Особенно в это наивное розовое время. А то сочтут маньяком.
С утра мне хотелось поспеть сразу всюду, причём лично. Впрочем, особого выбора не было. Шахматист вряд ли выйдет в парк раньше десяти. А вот почта откроется с минуты на минуту, так что первым делом туда. Не будь Борис студентом, я бы его сгонял за открытками. Но он учится и иногда ходит на пары. Сегодня он особенно торжественно одевался. Сессия на носу, пора браться за ум.
На почту я пришёл с Розочкой. Часа икс пришлось дожидаться в подсобке. Наталья Семёновна опоздала почти на час, но лицо её выражало такое самодовольство, что с первого взгляда было ясно — открытки собраны в полном объёме.
— Справились? Молодцы! — похвалил я рвение. — А теперь вот эти пятнадцать открыток нужно отправить почтой, чтобы они вовремя добрались до адресатов. Ключевое слово — вовремя! Вы же обеспечите пересылку, правда, Наталья Семёновна? Я на вас могу положиться?
С почты я бегом отправился в администрацию. Там комсомолки ждут, не стоит их задерживать. Обещанный торт я купил в первом гастрономе. И был этот торт до безобразия свежий и аппетитный. Такой, с кремовыми розочками, который резали от одного огромного полотна кусками. Мой кусок упаковали в картонную коробку и перевязали бечёвкой. Плюсик в карму заведующей. Рейд ОБХСС в моём лице откладывается на неопределённый срок.
Комсомолок торт впечатлил. Если и были у них на мой счёт какие-то нехорошие мысли, их просто смело магнетическим притяжением торта.
— Всеволод Иванович, какая роскошь! Девчонки, ставьте чайник, — распорядилась Люся, которая была за главную.
Столик у стенки, как и все поверхности, заваленный равномерным слоем бумаг, очистили в мгновение ока. Бумаги не слишком ласково сгрузили на ближайшую тумбочку, а на столике по мановению женских рук образовалась клеёнчатая скатерть, чайный сервиз, заварник со свежей заваркой из пачки со слоном и ситечком, подвешенным на носик, и тканевые салфетки. Электрический чайник со свистком оповестил нас, что кипяток готов.
Девчонки не стали мелочиться и порезали торт крупными кусками. Розочки, которых на всех не хватило, по-братски поделили пополам. Внутри розочек оказался кусочек хлеба. Этакая халтурка. Забираю свой плюсик из кармы заведующей. Вряд ли по ГОСТу внутри розочек должен быть хлеб.
Юрий Михайлович пришёл в разгар чаепития.
— Начальник! — всполошились девчонки.
— Да сидите вы, — остановил я готовых куда-то бежать провинившихся сотрудниц.
Будто так не ясно, чем они тут занимались в рабочее время. Да и вообще, всю вину можно свалить на коварного искусителя, то есть на меня. Мне тот Юрий Михайлович не указ. Хочу — чай пью, а хочу — списки сверяю.
— Приятного аппетита. Я смотрю, товарищ Казаков вас уже очаровал, — шутливо кивнул на нашу «поляну» Салицкий.
— Садитесь с нами, Юрий Михайлович, — пригласил я. — В честь предстоящего праздника. А то всё работа, некогда отдохнуть. На праздник-то вряд ли соберёмся.
— Как работа, движется?
— Мы уже почти всё написали. Сегодня и разнесём, — поспешила отчитаться Люся.
— Ваше всё по адресатам отправили? — спросил начальник у меня.
— Половину уже вчера успели, сегодня осталось около трети.
— А остальное?
— Не беспокойтесь, это я на себя беру. Лично и по почте.
— Ну хорошо, коли так. Зайдёте ко мне, как освободитесь? Есть пара вопросов для обсуждения.
— Обязательно, — пообещал я.
Юрий Михайлович ждал в кабинете. Его с двух сторон осаждали какие-то мужики, и третий скромно сидел за столом. Салицкому, кажется, было не очень удобно беседовать при всех. Мне он показал жестом присаживаться и поспешил спровадить двоих коллег, а третьего, за столом, оставил.
— Товарищи, обсудим позже. У меня совещание. Через полчасика загляните, хорошо?
— Знакомьтесь, товарищ Казаков, товарищ Невидимов.
— Ну что, товарищ майор, отчитываюсь по вашему поручению. Согласно предоставленным вами документам к детскому дому есть ряд вопросов. Для более полного доклада не хватает данных. С вашего согласия мы бы запросили нужные сведения. Вы не против?
— Да нет, я не против. Обрисуйте только, по каким направлениям деятельности возникли вопросы?
— По шефской помощи и медицинской части.
— Что по шефам?
— Сложно сказать, вроде и цифры в порядке, но складывается ощущение, что шефская помощь не доходит до детдома.
— А кто у них шефы?
— Достоверно знаю только, что химкомбинат. По остальным наведём справки.
— Химкомбинат, значит. А с медициной что?
— У них очень много больных детей. Проблемы с опорно-двигательной системой, кожных заболеваний, внутренних органов. Дети отказники, не исключено, что по причине состояния здоровья. Но поверьте моему опыту, даже для детского дома их многовато.
— И с чем это может быть связано?
— Недостаток движения, режим дня сбит, гигиена не соблюдается. Да много причин может быть, отчего дети болеют. Но главное я бы сказал — проблемы с питанием.
— Понятно. Значит, так. Зелёный свет вам даю. Запрашивайте все необходимые документы. Для меня запросите, пожалуйста, списки детей и сотрудников. И подумайте на досуге, как так могло получиться, что эту ситуацию до сих пор никто не замечал, хотя она явно сложилась давным-давно. Как получите достоверные факты, звоните, будем принимать меры. А я покопаю со своей стороны. И шефов прозондирую. И последнее. Не афишируйте пока, над чем работаете.
— Это будет непросто. Начальство захочет знать, чем я занят.
— Я могу вашему начальству сказать, что попросил для комсомола кое-что сделать, — оживился Юрий Михайлович.
— Всё равно не выйдет отвертеться. Обязательно кто-нибудь сунет нос, что за такое таинственное дело.
— Тогда давайте так. Юрий Михайлович пусть скажет, что ему нужна справка по детдому номер пять, допустим, для статьи в газету. Пресса интересуется, вот вам партзадание, исполняйте. И тогда вы на законных основаниях собирайте данные. А если кто-то будет проявлять беспокойство по этому поводу, то сразу сигнальте мне.
— Да, так лучше, пожалуй.
— Юрий Михайлович, сделаете?
— Да, конечно.
— Ну вот и ладушки.
— Сергей Сергеевич, вы тогда идите, я чуть позже позвоню вашему начальнику. Товарищ майор, останьтесь на минутку, ещё один вопрос обсудить.
— Я весь внимание.
— Речь о Кристине.
Если эта засранка ему хоть словом обмолвилась о наших делах, уволю к чертям.
— И что случилось?
— Не знаю, что вы ей сказали, но она решила вернуться на учёбу. А то ведь совсем забросила, не нравится ей экономика, видите ли. А тут подскочила ни свет ни заря, нарядилась, тетрадки в сумку и вприпрыжку побежала. Спасибо вам.
— Вот оно что, — рассмеялся я. — Рад, что смог немного её привести в чувство. Если что, сигнализируйте, проведу ещё одну разъяснительную беседу. Но скорее всего, это не понадобится.
— Не поделитесь, чем её так проняло?
— Извините, нет. Вы же рады, что дочь взялась за ум? Вот и радуйтесь дальше. Пусть будет маленький секрет.
Оставив Юрия Михайловича гадать, что я сделал с его дочуркой, я рысью побежал в парк. Не терпелось встретиться с шахматистом.
Фёдор Семёнович был на месте. Его шляпа так же лежала рядом на скамейке, а напротив сидел дедок ему под стать. Оба имели глубоко задумчивый вид — партия была в самом разгаре.
Я сел неподалёку, наблюдая за старцами и разглядывая шахматные фигурки на доске. Сложно таким образом делать выводы о профессионализме человека, но я попробую всё же. Рискну предположить, что ни от чего дед не отошёл. И талантлив несомненно. Каждая фигурка индивидуальна, и детально проработана, вплоть до конской гривы и рыцарских доспехов. Чёрные и белые друг на друга похожи разве что ростом, у королей и короны разные. Работа Мастера с большой буквы. Осталось договориться о моём маленьком заказе.
Я дождался окончания партии и поспешил опередить других претендентов.
— Следующая партия — моя. Мы договаривались, — сообщил я двум прыщавым юнцам, которые намылились подсесть на освободившееся место.
— Правда? — с любопытством взглянул на меня Фёдор Семёнович.
— Не помните? Несколько дней назад, у вас шляпу сдуло, я её поднял. Вы меня тогда пригласили на партию, но я спешил и обещал сыграть позже.
— Ах, да-да. Ну что, прошу. Расставляйте.
— Вообще-то, я вас обманул в тот раз. Я вашу шляпу взял для одного дельца.
— Вообще-то я заметил, — усмехнулся он.
А пройдоха не так-то прост! Тем лучше.
— Стало быть, моя просьба вас не удивит, и можно надеяться, что мы договоримся.
— Что за просьба? Выбирайте, — протянул он кулаки с зажатыми в них пешками.
— Этот, — ткнул я наугад.
— Ваши белые. Начинайте.
Взявшись за пешку, я почувствовал себя Остапом Бендером, проводящим сеанс одновременной игры. Правда, противник у меня всего один, но профи во всех смыслах. А мне главное — выиграть словесный спор, шахматы — дело десятое. Однако, для него, по ходу, исход партии решит многое, если не всё.
Передвинув пешку, я кинулся в словесный бой.
— У вас оригинальные шахматы. Сами делали?
— Да, было время, занимался.
— А сейчас?
— Сейчас я просто играю.
— А если вас кто-нибудь очень попросит?
— О чём? Вырезать шахматы? Эти фигурки были сделаны по наитию, такое невозможно повторить.
— Нет, шахмат мне не нужно. Хотя я бы не отказался иметь в личном пользовании подобный набор.
— Так чего же вы хотите?
— Мне нужно другое… изделие. По вашей прежней специализации.
— Не понимаю, о чём вы.
— Что-то мне подсказывает, что вы отлично всё понимаете. Да не бойтесь, меня никто не подсылал. И я не мент. А тот, с которым я в вашей шляпе встречался, мне должен был. Я его слегка щёлкнул по носу и своё забрал. Вот с такими и собираюсь дальше бороться. Вам шах, кстати.
— Действительно, шах. Как же это… здесь мой ферзь стоял.
— Этот? — помахал я срубленной фигуркой.
— Ловко, — цокнул языком Фёдор Семёнович. — Ну так что за изделие вам нужно?
— Сейчас покажу. Вот, — вынул я удостоверение. — В пару к этой замечательной ксиве нужна печать.
— Что это такое? Первый раз вижу. Что за почтовый ящик?
— Правильно. Все первый раз видят. На то и расчёт. Мало кто представляет, чем занимаются совершенно секретные предприятия с номерами почтовых ящиков вместо названия. Я с этим документом нагну любое должностное лицо. А с вашей печатью стану на одну ступень с богами. Наши люди поклоняются богам всевозможных бланков, печатей, министерских подписей. Одним росчерком пера можно превратить обычный лист бумаги в документ особой важности. Вы не задумывались над этим?
— Молодой человек. Я об этом задумался ещё школьником. Ваших родителей ещё на свете не было, а я уже резал по дереву. На чём и погорел. Не хочу остаток жизни провести за решёткой. Вам шах.
— Знаете, почему вы погорели? Потому что связались с подонками общества. Свои же наверняка и сдали. Я не такой. Мои клиенты — воры и взяточники. Они не пойдут жаловаться в милицию на то, что их нажитые нечестным трудом капиталы украдены. Всё продумано.
— Полагаете, им не хватит наглости?
— Наглости может и хватит. Но я наглее, поэтому каждое своё дело обставляю так, чтобы обстоятельства не сложились в их пользу. Хотите, я накажу этого генерала, в рабстве у которого вы отбывали свой срок?
— Да вы что! Баркачёва не троньте. Он меня избавил от участи много худшей. Занимайтесь своими клиентами.
— Мои клиенты и есть нечистые на руку должностные лица, подобные вашему Баркачёву. Простых обывателей я не трогаю. Вам шах и мат.
— Лихо! Не представляю, как вы это делаете, но мне нравится ход ваших мыслей. Я согласен. Но это не будет дёшево.
— Заплачу, сколько скажете.
— Хорошо.
— Сколько вам потребуется времени?
— Скоро только кошки родятся. Забегайте. Как приду с клетчатой шляпой, значит готово. До того не маячьте вблизи.
— Ещё просьба. Вы, говорят, красивые шкатулки режете. Продайте одну? Нужен подарок солидной даме.
— Это можно. Завтра принесу. Глянете, если понравится, отдам за символическую сумму.
— Я видел вашу работу, так что согласен, не глядя.
— А всё-таки, как вам удалось выиграть? Занимаетесь шахматами?
— Занимаюсь? Нет, что вы. Так, развлекаюсь на досуге.
В телефоне. Я играл в телефоне и смотрел записи знаменитых партий. А память у меня хорошая.
Я поблагодарил от души за игру, и отправился обедать в то уличное кафе, где в прошлый раз встретил Николаича. Надо его навестить, узнать, как там наш барсучонок. Или сгонять до Малиновского? Аж пятки чешутся, как хочется на него посмотреть.
И я бы наверное успел и туда и туда, если бы за столиком меня не окликнули.
Я сперва и не понял, что это мне. Ну зовут какого-то Егора, мне-то что. Но когда плеча коснулась чья-то рука, и зов повторился, пришлось обернуться.
— Обознались, гражданин. Я не Егор.
— Волох, да ты чего? Это же я, Генка Панин. Сосед твой. Ну вы гляньте на него! Его с работы обыскались, участковый приходил, матери телеграмму отбили, на уши всех подняли, а он ещё морду воротит. Ты где пропадал-то?