За неимением пепельницы я притушил окурок в раковине в кухне. Прошёлся по пенатам, внимательно их осматривая — вдруг что необычное увижу. Если бы знал, что искать, может и нашёл бы, а так надо сперва понять, по какому поводу проводился обыск. И чем я дольше ходил, тем больше укреплялся во мнении, что к милиции этот «обыск» не имел ни малейшего отношения. Натурально всё вверх дном. Не думаю, что методы обыска настолько поменялись в наше время, что могли бесцеремонно выволочь всё из шкафов-ящичков-буфетов и бросить как есть. Даже с учётом отсутствия хозяина.
— Гена, а ты при этом обыске присутствовал?
— Меня не пустили, сказали, не положено. Но мы из-за стенки с чашкой слушали.
— Это как?
— Ну стенка у нас с тобой смежная. Вот эта, — стукнул Генка кулаком в цветастые обои. Тёть Маша прибежала, схватила чайную чашку и к стене. Правда всё равно плохо слышно было, но просто ухом вообще неразборчиво.
— И что говорили?
— В основном обсуждали, где ещё поискать.
— А чего искали-то, не говорили?
— Нет, или мы прослушали. Что-то маленькое.
— Откуда ты это понял?
— Ну… — задумался Гена, — они предлагали в вазах и другой посуде поискать в серванте.
Очень интересно.
— А кто-нибудь из соседей присутствовал? Двоих понятых должны были пригласить.
— Понятых? — почесал Генка в затылке. — Не знаю. Кажись, никого не было.
— Зови тётю Машу, — распорядился я.
А дело-то становится всё интереснее и интереснее. Соседке я дал ещё раз насладиться видом разгромленной квартиры и приступил к допросу:
— Тёть Маша, хочу уточнить по поводу этого обыска. Вы меня знаете, я честный человек. Зачем милиции обыскивать мою квартиру, не понимаю. Вопрос первый — кто из соседей присутствовал в качестве понятых при обыске?
Пауза.
— Ой, не знаю. Слово-то какое чудно́е. Это кто?
— Понятой — приглашённый со стороны человек, свидетель, по закону он должен присутствовать при обыске. И почему вас не взяли в понятые?
— Не знаю, — помотала головой соседка.
— А кто был понятыми?
— Не знаю, я никого не видела.
— Вы сказали, что тут топталась куча народу — милиция и жильцы.
— Жильцы-то уж опосля были.
— То есть, из дома никого не приглашали? Может, с ними кто-то был? Незнакомый.
— Да они все незнакомые были.
Справедливое замечание. Хорошо, зайдём с другой стороны.
— То есть понятых с ними не было? А сколько всего работников милиции проводило обыск?
— Вроде бы трое. А может, двое.
Вот почему, как дело доходит до свидетельских показаний, на людей нападает ступор, они тупят и не могут ответить на элементарные вопросы? В то, что тётя Маша не способна сосчитать до трёх, я не верил, поэтому решил помочь ей вспомнить.
— Так двое или трое?
— Ну, я не знаю, может этот третий и был понятым.
— Ну-ка, — заинтересовался я. — Давайте разберёмся. Двое, значит, точно милиционеры, а третий? Почему вы в нём засомневались? Гена, не лезь, до тебя дойдём, тогда выскажешься.
— Двое были в милицейской форме.
— А третий, значит, без?
— Он был без формы, но в фуражке милицейской.
— Ага! Давайте-ка точнее. В каком звании каждый из них?
— Этого я не знаю.
— Погоны у них были?
— Были.
— Сколько звёздочек на погонах?
— Не помню.
— Не было у них звёзд, — не выдержал Гена. — Можно, я скажу? Погоны только у одного были, который в мундир одет. Старший сержант. Второй в голубую рубашку одет и брюки милицейские с полосками, без погон. А на третьем вообще куртка была и обычные брюки. Но он единственный в фуражке.
Ай да Гена! Молодец, всё подметил. Вот и понятно, чего тётя Маша разучилась считать. Она просто засомневалась, кто из чужаков был из милиции, а кто так, рядом постоять.
— А как они представились? Может, в удостоверении фамилию и звание запомнили.
— А они не представились. Я когда вышла, они с дверью ковырялись. Просто сказали — милиция, не мешайте.
— Хех. Интересная у нас милиция пошла. С формой дефицит, и удостоверений им не выдают, видимо. Как представиться по закону, не учили, понятых приглашать тоже не научены…
— Ты это всё к чему ведёшь? Думаешь, это не милиция была? — задушено ахнула тётя Маша.
— Заметьте, не я это сказал.
Воцарилась тишина. Соседи переваривали новый поворот событий. Генка чесал в затылке, тётя Маша испуганно таращилась на меня, схватившись за сердце.
— Думаешь, я грабителей впустила⁈ — страшным шёпотом просипела она.
— Выходит, что так. Попробуем что-нибудь узнать, — пообещал я, снимая трубку телефона.
— Добрый день. Пригласите к телефону лейтенанта Ильичёва, Степана Николаевича. Кто звонит? Майор Казаков. Очень срочно. Спасибо, я подожду.
Пока Николаича искали по вытрезвителю, я перебрал бумажки рядом с телефоном. Чьи-то номера, некоторые с именами, но большинство без. Пока бесполезный хлам.
Сосредоточенное сопение за спиной намекало, что соседи изнывают от любопытства.
— Стёпа, здорово, это Сева. Ты мне очень нужен, как сотрудник милиции. У меня тут инцидент приключился с квартирой, хотел бы справки навести. Встретиться? С удовольствием. В парке через полчаса сможешь? Отлично. Жду на главной аллее.
Я положил трубку и вспомнил, что рядом находятся соседи.
— Можете быть свободны, граждане. Если будут нужны ещё показания, вас пригласят.
Прихватив найденное удостоверение, я выпроводил гостей и отправился на рандеву с Николаичем.
— Егор, стой, — догнал меня за углом Гена. — Ты матери-то отбей телеграмму.
Чёрт, забыл.
— Я и адреса не помню. Вот тебе трёшка, сбегай на телеграф, пока он открыт. Только подпишись моим именем, будто от меня.
Николаич уже ждал в парке.
— Рассказывай, что у тебя приключилось?
— Нужно твоё содействие в небольшом деле. Узнай по своим каналам, проводился ли обыск по вот этому адресу и по фамилии хозяина квартиры. Соседи утверждают, что в квартире была милиция с обыском, но если это обыск, то я балерина.
— А ты сам что же, не можешь узнать?
— Если бы мог, не обращался бы. Так как? Сделаешь?
— Попробую, конечно. Есть у меня один друг. Спрошу у него.
— Вот спасибо. И ещё один момент. В тот день, когда мы впервые встретились, откуда меня привезли?
— Что-то я не пойму. Ты же на задании был. Зачем тогда спрашиваешь?
— Да понимаешь, какая штука, я тот день совершенно не помню. Встреча у меня с кем-то была назначена, но что-то пошло не так. Я не просто пьяный был, у меня память отшибло напрочь.
— Думаешь, тебя опоили?
— Возможно. Подсыпали что-нибудь в стакан.
— Ну дела. И что теперь?
— Теперь мне надо раскопать, что случилось в тот день. В моё отсутствие кто-то проник в квартиру под видом милиции и перевернул в ней всё вверх дном.
— Что-то важное пропало? Документы, ценности?
— Пока не знаю. Надо понять, с кем я встречался и для чего.
— Да, брат, работка у тебя, не позавидуешь. Так и выговор с занесением получить можно. Начальство лютует наверное.
— Одно из преимуществ моего положения — я сам себе начальство. Есть задача — а как я с ней справлюсь — моё личное дело. Так что никто не лютует, но выяснить обстоятельства не помешает.
— Понимаю. Справки наведу. У сменщиков сегодня спрошу, откуда тебя привезли, кто милицию вызывал, кто рядом был, так?
— Всё верно. Только не при Барсукове.
— Уж конечно. Долго мне его ещё терпеть? Сил никаких нет за этим наблюдать.
— Записываешь, у кого и сколько?
— Как ты сказал.
— Хорошо, тогда после праздника и возьмём. Готовь рапорт, я дам отмашку. Только смотри, сам ничего не предпринимай. Я потом позвоню или приеду, обговорим детали. Запиши мой номер для связи. Как что-то выяснится, звони. Если отвечу не я, просто передай, что есть новости.
— Понял.
— Ну, бывай.
Мы разошлись в разные стороны, и я достал своё удостоверение журналиста. Куда же ты влез, Егор Волох, что тебя так беспощадно и быстро устранили? Пора наведаться в редакцию, может, коллеги прольют свет на эту тёмную историю?
Редакция местной «Правды» находилась в довольно свежем здании. В наши дни в нём расположился пафосный ресторан «Русская банька». Бывал, бывал. И по долгу службы бывал и просто так кутили. В «Правде», уступившей пальму первенства новым технологиям, но всё ещё держащейся на плаву, тоже бывал.
Меня отловили ещё на подходах.
— Егор? — отделился от кружка курильщиков крупный лысеющий мужчина. — Вот так сюрприз! Нашлась потеря.
— Не дождётесь! — хмыкнул я.
— А говорят, что-то там с тобой случилось.
— Брешут, — авторитетно заявил я, глядя в глаза собеседнику. — Без зазрения совести брешут.
— А где ж ты тогда был?
— В командировке.
— Как в командировке? А чего тогда Алла тут панику развела?
— Без понятия. Как раз иду к ней, заодно спрошу.
Мутный какой-то мужик. И глаза у него такие же мутные. Откровенничать с ним желания не возникло. Поищу кого другого.
Со следующим встречным мне повезло больше.
— Егор, — кинулся ко мне парень на лестнице. — Ты? Живой!
Меня затормошили, завертели в руках, охлопывая спину и плечи.
— Живой, живой, — усмехнулся я.
— Вот это ты нас напугал! Откуда? Что с тобой приключилось?
— Долго рассказывать.
— А если коротко? В двух словах.
— Если в двух словах, то я ничегошеньки не помню.
— Как это не помнишь? Ты не шутишь?
— Какие уж тут шутки. Ничего не помню, чистый лист.
— Эта, как её, амнезия, что ли?
— Во-во, она самая.
— Погоди. Ну меня же ты помнишь? Работу помнишь. Ещё что? Ты не переживай, мы тебе всё напомним. Ох, что тут без тебя было!
— Прости, дружище, но тебя я тоже не очень. Я себя-то не помню.
Парень отстранился, растерянно глядя на меня.
— Саша я. Милюков. А как же ты пришёл тогда?
— Ну так неделю и шёл. Дом свой только сегодня обнаружил. И то, если бы не Генка-сосед, так и скитался бы.
— Что же ты в милицию не пошёл? Тебя же в розыск объявили, мигом бы опознали.
— Вот об этом я не подумал.
— Алла тебя уже видела?
— Может и видела, её я тоже не знаю.
— Значит, нет. Если бы увидела, мимо бы точно не прошла. Так чего мы тут топчемся, давай к ней.
— Погоди. Я же по делу пришёл. Ты что-нибудь знаешь о моём последнем задании? Куда я в день пропажи ходил? С кем встречался?
— Это тебя волнует больше всего? Егор, тебя неделю не было! Все уже думали, каюк, не увидим тебя больше. Выловят труп потом в реке. А ты жив-здоров, только не помнишь нихрена.
— Вот потому и волнует. Слушай, найдётся здесь тихое место, где можно поговорить? Есть подозрение, что меня пытались убить. В квартиру проникли, перевернули всё вверх дном. Помоги вспомнить, будь другом.
— Убить⁈ Ничего себе, криминальные сводки. Ладно, идём. Там наверху сейчас самая жара. Номер верстается. Ну да я свой материал сдал, так что свободен. А Алла как раз засела с корректором. Поговорим — и к ней, хорошо?
— Да пусть человек спокойно работает.
— Какое уж тут спокойствие. Я всё еще не верю своим глазам, что ты вот он, рядом, и это не сон. Напугались мы, конечно, изрядно. Егор пропал! Слыханное ли дело, чтобы журналисты пропадали.
Саша молотил языком без умолку, пока мы шли длинным коридором. Наверх он меня не повёл, открыл маленький кабинет, пояснив зачем-то:
— Катюха в отпуске, поручила мне цветы поливать. Её тоже не помнишь? Одногруппница твоя.
— Она? — кивнул я на фотографию в рамке на стене.
— Ага.
— Симпатичная.
— И ничего в памяти не шевелится? — прищурился Саша.
— Глухо.
— Плохо дело. Понимаешь, старик, никто тебе не расскажет, над чем ты работал, кроме тебя самого. Ты же внештатный корреспондент. Сам себе сюжеты искал. А это дело какое-то тёмное было с самого начала. Обычно ты рассказывал хотя бы, с какими интересными людьми встречаешься, а тут прямо с самого начала замкнулся и ни с кем ничего не обсуждал и не советовался.
— А в целом я по какому профилю работал? В какую колонку писал?
— В разные, но чаще всего по культуре. Спектакли, выставки…
Чего? Я-то был практически уверен, что Волох криминальными новостями занимался. А культура совершенно не вяжется с убийством и налётом на квартиру. Значит, дело не в работе. Или на этот раз Волох взялся за более серьёзную тему.
— А работал я здесь или дома?
— Когда как. Мог и дома, ты же как раз хвастал, что печатную машинку купил. С рук, зато почти даром.
А что дома лежало около машинки? Бумаги! В квартире около печатной машинки лежал ворох бумаг. И там совершенно точно говорилось про искусство. Мимо.
— Когда я последний раз был на работе?
— Двадцать девятого и был, в день пропажи.
— С кем общался, о чём говорили?
— Ну со мной. Милиция уже спрашивала об этом,
— Ну и о чём мы говорили?
— Да как обычно, о всякой ерунде. Жаловались друг другу на начальство. Алле кости мыли. Ты на научрука ещё бочку катил.
— А это ещё кто?
— Из аспирантуры твой руководитель.
— Аспирантуры? Я учусь в аспирантуре⁈
— Ну да. Тебя потому и в штат не взяли, что учишься. Алла сказала, как развяжешься с этой блажью, так подумает. У тебя ещё там тема такая, про искусство что-то. И ты как раз сказал глубокую мысль, что в мире искусства, оказывается, не всё то ли прозрачно, то ли однозначно. Прости, старик, помощи от меня никакой. Давай у Аллы спросим, вдруг ты с ней обсуждал свою статью?
Не всё прозрачно, говоришь? Может, не такой уж ты и бесполезный.
При виде Аллы я испытал настоящий шок. Да мы знакомы! Там, в будущем. И не просто знакомы, а прямо тесно связаны глубокой всепоглощающей ненавистью друг к другу. Алла Викторовна Темникова — начальник аппарата губернатора и одна из ключевых фигур в деле о коррупции, которое я копал. Из-за которого потерял всё, включая жизнь. Так вот ты откуда взялась — из «Правды»!
Пока я пялился, сравнивая двух таких похожих и абсолютно разных женщин из двух моих жизней, на меня набросились всей редакционной коллегией. Меня мяли, хлопали по спине, орали в уши, как рады видеть живым и здоровым, а я всё не мог оторвать взгляда от молодого, не отягощённого двойным подбородком лица, пышных кудрей вместо ассиметричной стрижки и совершенно безвкусного платья вместо костюма от кутюр. Алла Викторовна. Одна из жертв, которым я собирался мстить, жестоко и беспощадно. Ничего не подозревающая и кажется искренне радующаяся моему возвращению. Или — и я не особо удивлюсь этому факту — хорошо играющая роль. С этой стервы станется ликвидировать неугодного журналиста, сунувшего нос в чужие дела.
— Здравствуйте, Алла Викторовна, — внимательно наблюдая за реакцией, поприветствовал я начальницу.
— Ты её вспомнил? Алла, он тебя вспомнил! — обрадовался Саша. — Ребята, вы же ничего не знаете. Егор память потерял, а Аллу помнит!
Радость на лицах сменилась удивлением. На меня недоверчиво смотрели, а вдруг я их разыгрываю.
— Волох, ну вот не можешь ты без приключений! — воскликнула Алла и кинулась обниматься. И ей-богу, на лице её были неподдельные слёзы счастья.
Меня будто током ударило. Шарахнуло. Еле на ногах устоял, когда эта женщина стиснула меня в объятиях, окутав облаком своих духов. Это ничуть не было похоже на обычное влечение, какое я испытывал, скажем, к Розочке. Там всё просто и понятно — она красивая женщина, я мужчина. Она отдаёт себя, я даю то, что могу ей дать. Пока мы вместе, я и накормлю, и защищу, и любому пасть порву, кто посмеет зариться на моё.
Гремучая смесь, которая накрыла меня в момент прикосновения Аллы, убила и воскресила меня на месте. Так. Стоп. Я ей не карманный мальчик, не подчинённый, не товарищ и не любовник. Эту женщину я ненавижу так же сильно, как Барсукова. И даже сильнее. С момента знакомства с молодым Барсуком я растерял весь азарт. Вот он, наивный и уязвимый лопух. Его судьбу я сломаю одним лёгким движением руки. Не бывать ему генералом и не ломать чужих жизней. Всё слишком просто.
С Аллой, пожалуй, будет поинтереснее. Главное, держать её на поводке и самому не увязнуть. Идите-ка нахрен. Что бы ни связывало этих двоих, моя миссия не предполагает нежных чувств.