Мужика я конечно не догнал. Не ходить же мне по всем кабинетам подряд, чтобы проверить, где он скрылся. Областная администрация, как-никак. Найду другим способом. Отдел по культуре не бездонный, и его начальство знают если не все, то многие. Но сам факт стоило обмозговать.
Я вышел на улицу и закурил. Рафинированная культура скрывает грязные тайны? А если моя версия об устранении Егора Волоха верна, то не только грязные, но и кровавые. Чего ради? Не такой уж эпатажный и великий местный бомонд. За всю мою практику работы в полиции я только один раз столкнулся с разборками в выставочной галерее — когда на каком-то корпоративе подрались щуплый художник и бугай-завхоз. Завхоз вынес художником стекло в витрине, что было предсказуемо. Оба изрезались и было море крови. Наш патруль вызвали в травмпункт, куда увезли горе-драчунов. Мы ухохотались, пока брали показания. У всех на языке вертелся один только вопрос — на кой художник задирался к завхозу, при очевидном превосходстве последнего?
— А нечего было говорить, что все художники дрищи! — ответил нам недорезанный живописец.
Чем дальше, тем интереснее становится это дело. Определённо, стоит им заняться. Между заботами. Мои дела важнее, но и это нельзя сбрасывать со счетов. А то так можно случайно обнаружить перо меж рёбер в каком-нибудь тёмном переулке. Не хочется по случайности огрести за чужой промах.
После администрации я заскочил в парк за шкатулкой. Дед Фёдор оценивающе прищурился при виде меня, и всё крутил ус, пока я подходил, садился, рассматривал шкатулку и расплачивался за неё.
— Ну как вам моя форма?
— Как влитая, — честно признал он.
— А представьте всё это в сочетании с вашей печатью. Вот они где все у меня будут! — сжал я руку в кулак.
— Высоко метите. Смотрите, сверху падать больнее.
— Падать я не собираюсь. Только вперёд.
— Все вы, молодые да ранние, так считаете.
— Вот-вот, так все и будут думать. А я не стану никого переубеждать. А сам буду всегда на шаг впереди. Потому что я знаю все их схемы воровства народных денег, а они мои четыреста способов отъёма денег у воров — нет.
— Под Бендера косите?
— Бендер по сравнению со мной — прошлый век. Его методы были хороши для его времени, а мои опережают наши розовые наивные времена. Ну и потом — Ося Бендер был преступником, а я — борец за справедливость.
— Милиции это всё равно.
— Поэтому с милицией я намерен дружить.
— Придумали тоже.
— В моём деле без выдумки никак. Бывайте. Благодарю за шкатулку.
— Очень спешите? Может, партию?
— Разве что маленький детский мат. Дел невпроворот.
Со шкатулкой наперевес я зашёл в типографию. Бухгалтерша Верочка восхищённо застыла при виде меня. Подмигнув ей, прошествовал в кабинет директора. Подтянулся перед дверью, одёрнул мундир. Анна Михайловна не Верочка, такие как она, непрерывно ведут личный рейтинг, и за каждую складочку на форме снимают баллы. А мне ещё с ней работать.
— Здравия желаю, — козырнул я.
Директор типографии оценила мой вояж, но вместо похвалы или хотя бы улыбки сухо поприветствовала:
— Здравствуйте, товарищ майор. С чем на этот раз? Учтите, заказ не возьму.
— Что вы, больше никаких экстренных заказов. Я же обещал. Зашёл поблагодарить за услугу. Позвольте преподнести вам презент на память.
— Какой презент? Что это вы выдумали? Я ничего такого не сделала.
— Поверьте, вы меня просто спасли. И я высоко ценю ваш поступок. Примите от чистого сердца.
Я водрузил на стол свёрток и распаковал.
— Не нужно было, но спасибо, — смягчилась суровая дама.
Видно было, что с подарком я угадал. Анна Михайловна оказалась настоящим ценителем прекрасного. Кончиками пальцев пробежалась по изгибам деревянного узора. Погладила резную вязь и фигурки оленихи с оленёнком. На кусте, к которому тянулся детёныш, сидела птица.
— Прекрасная работа.
— Я передам вашу похвалу мастеру. Он будет рад. Пользуясь случаем, хочу пригласить вас на обед в честь моего вступления в должность. Будет много интересных людей. Приходите, пожалуйста.
— Благодарю за приглашение, но я не любитель мужских сборищ.
— Обижаете. Всё будет культурно и красиво. Приходите, не пожалеете. Вы уж точно будете не единственной женщиной.
— Хорошо, я подумаю.
— Подумайте. Хотелось бы дружить домами, так сказать. Глядишь, и мы вам пригодимся.
— Это вряд ли. Мы совершенно обычное учреждение, и работа у нас по большей части рутинная. Звёзд с неба не хватаем, секретными делами не ведаем.
— Ну это вы зря. Мало ли как жизнь повернётся. Руку помощи всегда протяну.
После типографии я отправился обедать. Раз уж намечается пьянка имени меня, неплохо обрадовать директора «Арктики» о его великой миссии. Есть у меня пара мыслей, чем удивить гостей.
Ресторатор Аркадий Аркадьевич, которого так и тянуло назвать Акакием Акакиевичем и который вчера столь неосторожно спалился при виде красных корочек, сегодня при виде моей формы покрылся пятнами и стал цветом как те самые корочки.
— Товарищ майор, очень рады, — изрёк он сквозь вежливый оскал. — Чем обязаны?
— Хочу пообедать, — широко и радостно, как старому другу, улыбнулся я. — Накормите голодного усталого разведчика?
— Разумеется! — гостеприимно простёр он руку. — Для такого гостя всегда держим лучший столик!
— Великолепно! Ведите.
Акакий, то есть Аркадий, сопроводил меня до места, вручил меню и собрался откланяться.
— Не спешите. Есть разговор, — остановил его я. — Присаживайтесь.
— Простите, столько дел. Некогда сидеть.
— Ничего, подождут ваши дела. У меня ведь тоже дело, по вашей прямой специальности, к тому же. Желаю проставиться перед коллегами и руководством. Отцы города тоже будут. Как считаете, ваш ресторан осилит такой высокий уровень?
— Разумеется, это наш уровень, — похвалился Аркаша. — Почту за честь принимать подобных гостей.
— Я знал, что не ошибся в вас.
— На такой случай рекомендую праздничное меню.
— Давайте его сюда, сразу и обсудим ваши возможности и мои пожелания.
— Какие пожелания? Помилуйте, в меню предусмотрены блюда на разный вкус. Что ещё-то?
— Во-первых, мы не будем сидеть…
Через полчаса бурной дискуссии Аркаша измочалил три салфетки со стола — так нервничал и обильно потел. Очевидно, мои предложения не пришлись ему по вкусу, и будь на моём месте кто другой, давно был бы послан поискать другой ресторан. Но меня он боялся, и каждое пожелание встречал охами и хватанием за сердце. После того как я заявил, что задатка он может не ждать, а внести хоть всю сумму целиком и сразу, пришлось обмахивать его последней уцелевшей салфеткой.
— Без ножа режете, Всеволод Иванович! — с надрывом воскликнул он.
— Так-то уж и режу? — прищурился я в ответ. — А как же ваши вчерашние клятвы в вечной дружбе? А то смотрите, начальник УВД будет среди гостей, сразу и оформим явку с повинной.
— Н-не надо.
— Не надо, значит, не надо, — покладисто согласился я. — Если мы обо всём договорились, пойду.
— Прощайте, — тоном умирающего лебедя простонал мой визави.
— В вас пропадает великий артист, — хлопнул я его по плечу на прощание. — Вы в театре не работали часом?
— Грешен. Играю в самодеятельном кружке.
— Так и знал. Ей-ей, на вашем месте я бы задумался о смене деятельности.
— Благодарю покорно, мне нравится моя профессия.
— С такими клиентами как я, это же сплошные убытки. А могли бы прославиться на сцене.
На сегодня хватит майора Казакова, пора переоблачиться обратно в журналиста Волоха. Придётся заскочить домой.
На Бориса моя форма произвела неизгладимое впечатление.
— Ух ты, — попятился он в первый момент. — А ты точно не…
— Не в этой жизни, приятель, — похлопал я его по плечу.
— Откуда тогда?
— Добрые люди поделились. Тебя тоже оденем попозже. Почувствуешь себя другим человеком.
— Мне кажется, это чересчур. А вдруг Крис узнает правду.
— Не узнает. Таких как Крис, я на завтрак ел ещё лет десять назад.
— Сколько же тебе лет?
— А сколько дашь?
— Вначале я думал, мы ровесники. Но чувствую, что ты старше. А иногда, как сейчас, что сильно старше. Так сколько тебе?
— Сколько есть, все мои. Не морочься на эту тему, — уклонился я от ответа.
Груз прожитых лет, он такой. Его не пропьёшь и не скинешь, даже если очень захочешь. Когда я выпускаю на сцену внутреннего мента, люди пугаются не столько красных корочек, сколько взгляда, которым сопровождается их явление. Когда я представляюсь майором в свои биологические двадцать три, то смотрю людям в глаза, и они верят.
Я уже совсем собрался ехать на химкомбинат, как раздался звонок. Николаич.
— Я тут навёл справки. Никаких обысков по данному адресу не производилось. Фамилия Волох в базе данных не фигурирует, в поле зрения правоохранительных органов не попадала.
— Что и требовалось доказать. Спасибо.
— Что делать будешь?
— Искать. Что-что, а это я умею.
— По Барсукову…
— После праздника, сказал же.
— Помню. Я о другом. Похоже, он начал осторожничать. Ни разу при мне больше не таскал деньги из карманов.
— А может, перевоспитался?
— Да нет. По-моему, он что-то новое придумал.
— Что именно?
— Толком не уверен, но кажется, у него появился сообщник.
— Ну-ка, отсюда подробнее.
— Доказательств нет, сразу говорю, слово там, слово тут, ряд совпадений. Вчера его узнал один из пьяных, полез с дружескими объятиями. Миша его, конечно заткнул, а утром сказал, что зуб болит и ушёл якобы к стоматологу. А у мужика ни копейки при себе не оказалось. Пару раз он принимал вызовы, и люди, которых по этим вызовам привозили, были абсолютно пусты, хотя наутро утверждали, что были при деньгах накануне, называли какого-то товарища, с которыми обмывали получку, премию и прочее подобное. А за одним прибежала жена, доказывала в слезах, что мужа ограбили во время попойки, потому что он при себе имел деньги на шубу и внезапно загулял с неизвестными личностями.
— Интересные вещи рассказываешь, Стёпа. Придётся наш план скорректировать, но так даже лучше получится. Удвой бдительность и пристально последи за нашим Барсуком. Нужно нарыть фактов.
— Я постараюсь.
— Постарайся, друже. Не хочется попасть впросак при попытке поймать его с поличным.
— Ну и вы там не спите, как-то готовьте почву.
— Упрёк слышу я в голосе твоём. Поспешишь — людей насмешишь. Толку с этой почвы, если он изменил схему. Твои подозрения к делу не пришьёшь, сам понимаешь. Существует ли преступный сговор? Или честный парень Миша Барсуков усовестился и встал на путь исправления? А ты хочешь очернить товарища.
— Да я!..
— Ты, ты. И я тоже. Но для подготовки операции нужны факты и какое-никакое время. Так что, будь другом, нарой мне на него чего-нибудь более существенного. И про предыдущую мою просьбу не забудь.
— Какую?
— У тебя склероз? Вчера только говорили.
— А, про то, откуда тебя привезли? Так с той сменой мы ещё не пересекались. Сегодня вечером.
— Звони сразу, как что-то прояснится. Договорились?
— Конечно.
Переодевшись и захватив удостоверение журналиста, я двинулся в родные пенаты. Соседка тётя Маша уже ждала меня.
— Егор! — рявкнула она из окна, когда я был ещё на подходе.
Обычно так домохозяйки обращаются к нерадивому мужу или сыну-двоечнику. Я не был ни тем ни другим, поэтому резонно проигнорировал рык и спокойно поднялся на этаж.
— Егор! — перегородила решительно настроенная женщина площадку. — Ты почему дома не ночевал⁈
Напрасно, напрасно она так. Я ведь могу и ответить.
— Чего молчишь?
— Думаю, вас сразу огорчить или повестки дождаться?
— Какой повестки? — выпучила соседка глаза.
— В милицию, вестимо. За соучастие в ограблении моей квартиры.
— К-как?
— Т-так. Кто им дверь открыл?
— Егорушка, да ведь я вспомнила. Милиция это была, точно милиция. Строгие такие ребята. А про форму это Генка напутал. С бодуна был, чего с него взять-то.
— Э нет, тётя Маша, не было никакого обыска, чистой воды грабёж.
— Но ведь ничего не пропало.
— Откуда вам знать?
— Да ведь я опосля них проверяла, всё ли на месте. Хрусталь стоит. Вазу разбили разве что. Я и не догадалась осколки сохранить. Замела, да и вынесла сразу. Телевизор твой в починке, ты же помнишь? Генка сказал, с головой у тебя неладно. Ковёр на стенке цел. И даже иконка бабушкина с серебряным крестиком, что за ковром спрятана, уцелела. Что ещё ценного? А, радиоприёмник. Но ты мне его сам давал.
— Складно поёте, — оценил я вдохновенный спич соседки.
— Это я пою⁈ — взвизгнула она. — Говорили тебе, не доведут до добра эти ваши разговорчики. Чего теперь обыску удивляться?
— Какие разговорчики? — насторожился я.
— С дедом Матвеем. Весь двор слышал, как он тебе на советскую власть жалуется. Это тоже не помнишь? Ну, дело твоё, а только органы всё видят и слышат. Уши-то и у стен есть.
— Ага, особенно, если кто-то у этих стен с чашкой подслушивает. Угомонитесь, я навёл справки, не было никакого обыска.
Тётя Маша поперхнулась воздухом, которого набрала полную грудь, чтобы продолжить атаку.
— Как не было? — растерялась она. — Не было обыска?
— Нет.
— А… а как же…
— Я говорю, как, а вы своё твердите и не слышите. Не бы-ло. Я узнавал в органах.
— Ну откуда ж мне-то было знать⁈
— Ниоткуда, верно. И на старуху бывает проруха.
— Что же теперь будет, Егор? Ты заявление в милицию подал? За мной придут?
— Ничего я не подавал. Сам разберусь. Мне главное узнать, за чем они приходили и нашли или нет то, что искали. Вы точно ничего полезного не слышали через стенку?
— Ну, ругались, матерились даже. А один, у него голос такой глухой, лающий будто, предложил забрать что-нибудь ценное, чтобы компенсировать убытки, которые начальство понесло по твоей вине. Тут я не выдержала, взяла Генку, позвала Нюру и побежала стучать в дверь.
— Ясно.
— Егорушка, прости старую больную женщину.
— Тётя Маша, идите-ка вы… к себе домой.
— Да-да, пойду, а то заговорилась тут с тобой. А там передача сейчас начнётся. Я приёмник принесу попозже. После радиоспектакля, ладно?
— Оставьте себе, — махнул я рукой. — Некогда мне радио слушать.
После взломщиков найти искомое оказалось непросто. Бумаги с книгами вперемешку горками лежали на полках шкафов, на полу и на столе. То, во что я в прошлый раз мельком заглянул, было какой-то заумной хренью. Вряд ли это статья в газету, скорее работа аспиранта. Он тут диссертацию ваял, что ли? Про какие-то ценности и сохранение художественного наследия прошлого.
На слове «ценности» моё чутьё сделало стойку. Если где-то запахло деньгами, а результат нам уже известен, то на выходе получим преступника, которому было выгодно устранение Егора. И обыск в эту формулу вполне вписывается.
Я пособирал разрозненные листы, исписанные корявым почерком моего предшественника, и попытался сложить их по порядку. Экий он бестолковый был. Не мог номера листов подписать? Гадай теперь. Из тех отрывочных каракулей, что удалось прочитать, было ясно одно — речь о музеях. А если мои взломщики искали что-то маленькое, напрашивается вывод — антикварная цацка. Почему антикварная? А какая ещё? Не портрет Ильича же. И не медаль победителя соцсоревнования. Хватило ли у Егора ума спрятать её понадёжнее, чем в секретере или в кухонном шкафчике?
Ну что же, круг поисков сужается, это радует. И этот мужик из отдела по культуре опять же вписывается в схему. Коррупция, будь она не ладна, везде и всегда коррупция. Никогда не было, и вот опять. В прошлой жизни я на этом погорел, надо бы поосторожнее на этот раз. Кого бы мне заслать в областную культуру, чтобы не мелькать лишний раз самому?
Ответ нашёлся ещё до того, как я начал всерьёз его обдумывать. Зазвонил телефон.
— Егор? Это Алла, — сообщила мне трубка имя стрелочника.
Клин клином вышибают. Наша мадам с коррупционным будущим поможет мне с коррупционерами настоящими.
— Рад звонку, — усмехнулся я.