Решение позвонить Алле далось непросто. С одной стороны, никакого желания говорить с ней не было. Я же не мазохист, в конце концов. Нахрена мне создавать себе препятствия, чтобы героически их преодолевать. С другой стороны, на неё уже была завязана часть моих ближайших дел, так что всё равно придётся обращаться.
«Это Темникова», — напомнил я себе, безжалостно задавил атавизмы Волоха и набрал номер. Первым делом поблагодарить за химкомбинат, вторым узнать, не выяснилось ли чего интересного про культуру.
Из трубки на меня хлынуло! Где меня, такого-сякого, вечерами и ночами черти носят? Оказалось, с вечера мне звонили домой разные люди, и всем я был нужен. А поскольку трубку никто не брал, ещё с вечера начали названивать на работу, а утром продолжили своё грязное дело. Первым делом звонил мой научрук из аспирантуры и очень беспокоился, что я пропал с радаров. От него не отставала девушка Катя, которая то ли с Егором, то ли против него. Катя требовала немедленной встречи. Алле об этих звонках не сообщил только ленивый. Это при том, что и сама она поговорила с обоими жаждущими общения. К моему звонку начальница уже кипела, о чём я, конечно, не догадывался. Сашка потом рассказал. А пока я выслушал тираду и решил сразу разобраться с обоими надоедами.
— Если ещё кто позвонит, передай, что…
— Я тебе не секретарь! — выдала в ответ разгневанная Темникова, и в её тембре я услышал отголоски будущей большой шишки.
А жаль, секретарь мне очень нужен. Посмотрим, вдруг девушка Катя сгодится на эту роль.
— Я тоже тебя люблю, — чмокнул я трубку и нажал на рычаг отбоя.
Позвоню Милюкову, уж у него-то Катин номерок наверняка есть.
Но сначала надо вежливо и культурно послать куда подальше научного руководителя. Придётся ему другого аспиранта поискать, от меня он кроме головной боли ничего не получит.
— Алло, филфак? Профессора Кишенина, пожалуйста. Скажите, это его аспирант Волох.
— А, Волох! Нашёлся. Кишенин на лекции. Я вам и без него всё скажу. Где вас носило? Вы вообще помните, что сегодня пятница, а у вас практика с той недели? А плана лекций на кафедре так никто и не видел. И что теперь? Вы понимаете, что это равносильно тому, что вы добровольно пришли на лобное место и положили голову на плаху? Как с вами поступить? Выгнать взашей?
— Послушайте…
— Нет-нет, мне ваши оправдания глубоко безразличны. Отвечайте по существу.
— Осознаю, был неправ. Выгоняйте, — разрешил я.
— Что? Что вы там сказали?
— Говорю, выгоняйте.
— Так. Так. Очень хорошо. Что? — спросил он в сторону. — Говорит, выгоняйте. Поговорите с ним сами?
— Егор, — приблизился к трубке новый голос. — Егор, голубчик, ну что ж вы так. Заставили волноваться пожилого человека. Приезжайте, поможем мы вам с этим планом лекций. Вы же всё без него знаете. Плёвое дело.
Голос что-то ещё говорил, но я отвлёкся на прикуривание сигареты. Жалко мужика огорчать, кажется, он искренне расстроен, но надо сделать это здесь и сейчас. Иначе они так и будут клевать мне мозг своими звонками и уговорами.
Я откашлялся, готовясь прервать собеседника, и тут до меня дошло, что он говорит.
— Как вы сказали?
— Говорю, декан ещё неделю назад согласовал списки лекторов для института народного хозяйства. Вы в списке. Нельзя же так подводить…
Для нархоза? Я не ослышался? Да хрен с ней, с аспирантурой, они хотят лекций? Они их получат! Но такой шанс грех упускать.
— Профессор, — позвал я. — Спасибо за правильные слова. Можете на меня положиться, сделаю всё, что нужно.
— Ну вот, совсем другое дело, — обрадовался голос и подозрительно уточнил: — Егор, с вами точно всё в порядке? Нам в редакции сказали, что у вас…
— Со мной полный порядок. Были некоторые трудности, но уже уладилось.
Мы сговорились на том, что я приступлю к лекциям, как договаривались, со вторника, потому что понедельник выходной за девятое число, а бумажки оформлю, как появится свободный часок. Что говорить студентам, я ещё не придумал, да это не особо меня и волновало. Пособираю дома у Волоха рукописи, да зачитаю труды этого умника.
Главное не это. Главное в нархозе — Антоша Малиновский на расстоянии вытянутой руки. Там я его и добью.
— Саша, — позвонил я Милюкову. — У меня к тебе важное поручение. Алла рычит на меня, а мне надо объявление опубликовать в ближайшем выпуске нашей газеты.
Третий разговор тоже принёс свои плоды, точнее, плод, один, но такой, что я бросил всё, и помчался за ним на другой конец города.
Благоверная Волоха Катерина решила разорвать отношения и, как честная девушка, вернуть старинный золотой перстень, врученный ей накануне отъезда. Старинный, говоришь. Неужели оно? Прямо какой-то день Егора получается, все звери, связанные с Волохом, сами выскочили мне под ружьё.
— Так. Никуда не выходи, жди меня, скоро буду, — выпалил я и помчался ловить попутку. Заказ советского такси дело непростое и небыстрое, своим ходом скорее справлюсь. Помахав десяткой, я в пять минут поймал москвичонок и скомандовал водителю гнать в район троллейбусного депо. Домов там пока было совсем немного, поэтому нужный адрес нашли сразу.
Дверь открыла знакомая по фотопортрету в кабинете девушка, болезненно сморщилась при виде меня и отступила в квартиру, обхватив себя руками. Реветь собралась? Пусть сперва перстень отдаст, потом ревёт, сколько влезет.
— Проходи, — почти прошептала она.
— Где он? — нетерпеливо выставил я ладонь.
— Кто? — удивлённо вскинула она глаза. Красные.
Тяжёлый случай, мне чужие трагедии сейчас вообще никуда не упали.
— Кольцо. У тебя? Давай сюда.
— Вот, — поджала она губы и сузила глаза. Похоже, сцен не избежать. Если женщине хочется скандала, она его устроит в любом случае.
— Спасибо, — вцепился я в побрякушку, вертя в руках и рассматривая со всех сторон.
Странная вещица. Судя по тяжести, золото, но это не антикварная цацка, совсем нет. Это что-то более примитивное и, пожалуй, древнее, даже языческое какое-то. Я не специалист, но такое уж точно не дарят женщинам.
Волох совсем дурак?
— Спасибо? И это всё, что ты хочешь мне сказать⁈ — истеричным тоном воскликнула Катя. Всё, понеслось!
— Большое спасибо. Так лучше?
— Скотина чёрствая, чурка с глазами, я неделю мучаюсь, ни о чём думать не могу, слова подыскиваю. А тебе всё равно⁈ — заколотила она кулачками мне по груди. — Правильно я тебя бросить хочу.
Эх, Катя-Катерина. Уж не знаю, как вы с Волохом умудрились сойтись, но судя по полному отсутствию мышечной памяти на тебя, ты ему уже давно была безразлична. Да и он тебе так ли уж был нужен? Сейчас проверим.
— Конечно, правильно. Мужик всегда крайний. Вали на меня, я всё равно ничего не помню.
Катя моментально остыла и опустила руки.
— Совсем ничего? Это не шутка?
— А тебе Саша разве не рассказал? — спросил я, сделав упор на имени приятеля.
Ну точно, два сапога пара. Реакция прямо один-в-один. Те же виноватые глазки и стыдливый румянец на щеках.
Катя испуганно замерла, вглядываясь в моё лицо.
— Он говорил, но я как-то думала… не настолько же.
— Настолько, настолько. Так что спокойствие, как там при расставании говорится: будь счастлива, я тебя отпускаю, все дела.
— Ой, бедненький. А как же ты теперь?
— Да нормально. Вот ты детальку пазла мне подкинула, так скоро и главная загадка разрешится. Напомни, пожалуйста, когда я тебе эту штуку подарил и что при этом сказал? Вспомни детали, это важно.
— Ты не дарил.
— В смысле?
— Ты просил показать Савельеву и спросить его мнения.
— Показала? Что сказал?
— Сказал, немедленно вернуть, где взяла. За такое срок дают.
Опаньки!
— Подожди. Что это, он сказал?
— Ну да. Скифо-сарматское золото. Да ты же и сам… не помнишь?
— Катя, очнись! Не помню я ничего! Что это и откуда я его взял? Ну, вспоминай, как дело было.
Девушка в ужасе смотрела на меня и молчала как партизан на допросе. Да млин.
— Со мной всё в порядке, просто память отшибло, бывает. Видишь, жив-здоров, руки-ноги на месте, жалеть не надо, — я помахал руками и даже попрыгал. — Давай, соберись. Меня из-за этого перстня чуть не угробили, и ещё могут попытаться. А если узнают, что он у тебя побывал, и тебе достанется.
— Да что рассказывать? Ты не говорил, что это и откуда. Ты вообще перестал мне что-либо рассказывать.
— Что, вот так молча и отдал?
— Не молча. Сказал, надо сохранить, а больше некому доверить. И если Савельев подтвердит подлинность, то ты прославишься, и мы заживём.
— Давно это было?
— Перед отпуском.
— А точнее?
— Двадцать седьмого вечером. Наутро я уехала.
А двадцать девятого Егор оказался в вытрезвителе, его квартиру перевернули вверх дном, и кто-то до сих пор не оставляет надежды найти перстень. Вовремя он отдал опасную вещицу. Совпадение? Или почуял опасность? Скорее первое, иначе как-то некрасиво выглядит такая подстава девушки. В любом случае разгребать всё мне.
— Ещё раз повтори дословно, что сказал тебе про перстень твой Савельев? Насколько он ценный?
— Ценный конечно. Но главное — он откуда-то украден! Скифского золота не может быть в частных руках, оно на государственном учёте. Уголовщина чистой воды, даже если не был учтён, а прямо из раскопа у археологов стащен.
Ну что, яблоко раздора, похоже, найдено, дело за малым — узнать, кто за ним охотится. Впрочем, рано или поздно, они меня подкараулят, и знакомство состоится. Оно мне надо? Правильно — нет. Есть пара вариантов, как обломать этим недоохотникам кайф. Первый — поиграть в недотёпу Волоха. Заставить преследователей посуетиться и выдать себя с потрохами, кем бы они ни были. Второй — не миндальничать, и ударить сразу тяжёлой артиллерией в лице особо секретного почтового ящика. Мне этот вариант нравится больше. Масса выгод. Так что да будет майор Казаков.
Я чуть не забыл про приглашение Юрия Михайловича, пока решал дела Егора и пристраивал их к вящей пользе. Когда опомнился, оказалось, что ехать надо прямо сейчас, не то многообещающая кулуарная встреча сорвётся. Переодеться не успею, ну и хрен с ним.
Юрия Михайловича я нашёл совершенно замордованным и нервным. Судя по его взгляду, он тоже забыл о своём щедром приглашении и оказался не готов к неформальным встречам.
— Прошу, — опомнился он.
— Заняты? Может, перенесём?
— Располагайтесь, сейчас всё будет, — пригласил меня в кабинет хозяин.
— Не суетитесь, я подожду. Понимаю, предпраздничные хлопоты кого хочешь укатают. Сам такой. Надеюсь, больше ничего внештатного у вас не случилось.
— Ну это как сказать, — криво усмехнулся Салицкий, задержавшись на пороге. — Светлана Сергеевна, у меня совещание. Организуйте нам с товарищем закуску.
— Буфет уже закрыт, Юрий Михайлович.
— Так возьмите из эн зэ пару банок. Вы не голодны, товарищ майор?
Вообще-то голоден. Но я сюда не жрать пришёл, это уж точно. Поэтому помаячил, что всё пучком, обойдёмся, чем бог послал.
А бог послал первому секретарю городского комсомола икры зернистой осетровых рыб в баночке смутно знакомой синей расцветки и ветчину опять же из баночки. Употреблять это предлагалось с галетами под беленькую из хрустального графина. Пойдёт.
— Ваше здоровье! — выдохнул Салицкий и опрокинул первую. — Тяжёлая неделя выдалась.
— Тяжёлая — не то слово, — согласился я, мысленно оглядываясь на свою новую жизнь в новом статусе. Неделя была вчера, но это неважно, потому что каждый день был заполнен большими и маленькими событиями. Не до скуки. И пока меня всё устраивало. Работать на себя в разы интереснее, чем служить карающей дланью Большого брата.
— Пока помню, сразу отдам, — полез Юрий Михайлович в сейф под столом.
Я этот сейф ещё в первое посещение кабинета срисовал, больно уж характерный звук открывания замка. У нас такие в управлении до сих пор стоят. У начальства конечно современные, а рядовым сотрудникам нечего в нормальных сейфах хранить. Ну да, миллионов на оперативно-розыскной не заработаешь и не украдёшь. Вот у генерала Барсукова сейф просто загляденье. Чёрный, матовый, открывается и запирается беззвучно. Давно мне хотелось заглянуть в него. Заглянул на свою голову. Медвежатник, которого я для этой цели привлёк, правда, фыркнул, и открыл его в пять минут. То, что я обнаружил внутри, позволило бы упечь на долгие годы и самого Михаила Игнатьевича и его подельников из структур власти. Сделать мне этого не дали. Начальник ударил первым. Сука.
— Это вам, — протянул мне Салицкий открытку с тиснёной надписью «Приглашение».
— Куда приглашаете?
— На трибуны девятого числа. Лично председатель горисполкома распорядился. Очень его впечатлила ваша помощь с траншеей. Просил познакомить.
Определённо, сегодня мой день. Не зря я ружья по стенам развешивал, вот они и начали стрелять.
— Надо познакомиться? Сделаем.
— Вы мне всё больше и больше нравитесь, Всеволод Иванович. Человек дела.
— Это взаимно. Приятно работать.
Стоило разлить по второй, зазвонил телефон. Юрий Михайлович чертыхнулся и крикнул через весь кабинет:
— Ну кто ещё там?
— Из совета ветеранов, — отозвалась секретарша.
— Нет меня. Рабочий день кончился.
— Председатель сказал, вы ему обещали.
— Завтра с утра пусть звонит.
— Завтра суббота, — заглянула женщина к нам.
— Какая к чертям суббота перед парадом? Всё равно отдохнуть не дадут. Пусть часам к десяти звонит, всё я ему сделаю.
— Тут мебельстрой на второй линии. Тоже просит приглашение.
— Ну эти-то куда лезут? По их мнению трибуны резиновые? Нет пригласительных!
— Мебельстрой? Они мне как раз нужны, — вспомнил я.
— Вот. Скажите, ими компетентные органы уже интересуются.
— Не надо. Светлана Сергеевна, скажите, есть заказ от госструктуры. Возьмут вне очереди, получат приглашение к трибунам.
— Что вы задумали? — полюбопытствовал Салицкий. — Мест на трибунах давно нет. Вам из резерва билет достали.
— На трибуны, и к трибунам — это разные вещи, Юрий Михайлович. А мне нужна особая мебель. Много у вас этих просителей? Наштампуйте им приглашений к трибунам. Они вас за это будут любить и почитать.
— Да вы что! На этих трибунах такие люди, нельзя к ним прохиндеев подпускать.
— Так и не пускайте. Ограничители поставьте. И почётный караул для солидности и на всякий случай. А кто будет слишком настойчив, того ко мне отправляйте, у меня безотказное средство есть, способствует пробуждению совести и гражданской сознательности.
— Шутник вы, Всеволод Иванович.
— А это и не шутка. Всерьёз предлагаю. С кем надо согласовать этот вопрос? Давайте согласуем. Обещаю, мимо меня и муха не пролетит.
— Юрий Михайлович, горбыткомбинат, — снова подала голос секретарь.
— Так, идёмте отсюда, — поднялся Салицкий. — Не дадут нам спокойно посидеть. Светлана Сергеевна, и вы идите домой.
Мы быстренько переместились в ресторан, что находился по ту сторону главной площади, а там и общение пошло живее, и никто нам не мешал.
— Что там у вас сегодня на комбинате приключилось? Конечно, если это подлежит разглашению.
— Вам скажу. Всё банально до зубовного скрежета. Первых расхитителей шефской помощи детдому брали.
— Оперативно работаете, — уважительно покивал Салицкий.
Да, в сравнении с казённой службой я просто метеор. Хрен бы мне так нахрапом удалось расколоть профкомовскую шайку, будь я при настоящих погонах. Над каждым опером по двести начальников сидит, и на каждый чих по двести подписей надо получить. А потом сами же удивляются, чего это у нас раскрываемость такая низкая? Преступники же сидят на месте и терпеливо ждут, когда за ними придут с правильно оформленным ордером.
Собственно, моя нынешняя деятельность — яркий пример отдельно взятого опера, на которого перестала давить бюрократическая машина.
— Да это так, мелкие воришки. Мне рыбу покрупнее подавай.
— Уверен, с вашей энергией вы и до них вскоре доберётесь.
— Доберусь, даже не сомневайтесь. Но если вы мне дадите пару умных и честных человечков, это произойдёт скорее.
— Ах, да, рассказывайте, какого рода специалисты нужны. Я даже боюсь предполагать, почему именно у меня. Постараюсь конечно подобрать, если таковые найдутся в моём арсенале.
Я кратко обрисовал идею насчёт вожатых, которые последят за доступом к опечатанному аквариуму в детдоме, а заодно и на общую атмосферу изнутри посмотрят.
— Вожатые это можно. В педотрядах у нас активисты. Как раз их профиль.
На том мы и сошлись. Завтра на созвоне. Если надо, я подъеду.