Розочка оказалась девушкой с историей. При ближайшем знакомстве выяснилось, что она старше, чем могло показаться. Двадцать семь лет. Я таких люблю, они уже не дуры, но ещё не настолько потасканы жизнью, как те, кому за. А ещё в ней чувствовалась какая-то печаль и тайна. Ночью, после жаркого секса, она плакала у меня на груди и рассказывала свою историю. Многих женщин тянет поговорить после близости, давно замечено. Говорят, и мужики такие есть, но я всегда в роли исповедника. Обычно женщины рассказывают о сволочах бывших, о мужьях и детях. Роза не стала исключением. Впрочем, история была достойна криминальной драмы.
Розочка рано вышла замуж по большой и горячей любви. Муж, редактор областного издательства, обнаружил в ней талант к писательству, публиковал её заметки и небольшие рассказы в альманахе, а официально устраиваться на работу не разрешал. Ни к чему. И жила она за своим возлюбленным, как за каменной стеной, пока смерть их не разлучила. Стукнуло Розочке в ту пору двадцать пять годков, и осталась жизни не нюхавшая девочка одна-одинёшенька, но при солидном наследстве почившего мужа. А наследства оказалось ни много ни мало — почти десять тысчонок. Накопил супруг на автомобиль, но купить не успел. Вот и втемяшилось девочке, что в память о супруге должна она купить те самые жигули «пятёрку». Набралась смелости, приехала на авторынок, разговорилась с симпатичным мужчиной по имени Антон. И понеслось.
От нового знакомого Роза узнала, что просто так купить автомобиль не получится, нужно отстоять очередь. Стоял ли на очереди почивший супруг, и может ли она претендовать на место, ей было неизвестно. Антон утешил девушку, что если немного подождать, в продажу поступит новая модель жигулей — «семёрка». Глядишь, и с очередью что-нибудь выяснится.
А потом были цветы, конфеты, рестораны. В общем, Роза сама не поняла, как оказалась влюблена в обаятельного Антона по уши. Жениться тот, правда, не спешил, да и ей было как-то неловко перед своим окружением и особенно перед роднёй умершего мужа. Не успела одного схоронить, уже с другим закрутила. В общем, скрывала от всех новую любовь, но ещё горячее хотела купить машину. В качестве извинений, выполнила, мол, твою последнюю волю.
А хахаль утешал как мог, ночами старался, шептал на ухо, мол, не беспокойся ни о чём, я договорился, купим тебе машину в самое ближайшее время. Всё сам решу и машину оформлю. А там всё уляжется, и спокойно поженимся. Не обманул любимый, лично купил Жигули седьмой модели вишнёвого цвета, встретил Розочку у подъезда, распахнул красиво дверцу. Радости и благодарности девушки не было предела. Водил, конечно, Антон, но Роза решительно собралась на курсы водителей и даже записалась на них. Любимый был против, но она впервые настояла на своём и пошла учиться.
С тех пор в отношениях как будто изменилось что-то. Антон стал цепляться, поругивать и укорять, что живут непонятно как, и он на птичьих правах в чужом доме, что Роза не работает, а её писульки за работу считать нельзя. Поводов хватало. Месяца три прошло, как он заявил, что больше так не может, чемоданчик собрал, сел в вишнёвые Жигули и был таков. Тут-то и оказалось, что машину дорогой на своё имя оформил. Да ещё прибавил, мол, докажи сперва, что деньги твои были. Ни дня не работала, откуда бы взяться такой сумме. Супруг оставил? А где доказательства? Через сберкассу они не проходили, всё дома в несгораемом шкафу лежало.
Розочка горевала целый год, бегала по инстанциям, да без толку. Даже на совместно нажитое претендовать не смогла, брак зарегистрирован не был, родня глаза вытаращила — какой сожитель?
Обул проходимец мою лапушку по полной программе.
И вот живёт она, горемычная, совесть жрёт поедом, родня и друзья отвернулись. Пришлось и на работу устраиваться, и на мир новыми глазами взглянуть, без розовых очков. Один верный друг и остался от старой жизни и компании — Борька, друг детства. Жалел её, непутёвую, вытаскивал на свои сборища талантливой молодёжи.
«Помогу», — решил я. Девчонка хорошая, неиспорченная. Влюбчивая разве что и наивная до крайности. Зато работает в очень полезном ведомстве — на почте. Обещать ничего не стал, осторожно расспросил для начала, кто таков обидчик, где живёт, работает. Первой мыслью было — встретить вечерком с работы, начистить рыло и потребовать вернуть машину законной владелице. Второй — что это может не сработать и не компенсирует нанесённый моральный вред. Поэтому я решил, что нужен другой подход, и принялся продумывать план. На этом и уснул.
Утром меня разбудил Боря. Роза уже ушла на работу, остальные расползлись, так что говорили откровенно и по делу.
— На следующем концерте выступаешь ты, — с порога заявил он. — Все, кто вчера были, остались в восторге. Намечается аншлаг. Прибыль пополам.
— Не пойдёт, — отказался я.
— Почему? — изумлённо вытаращился Борис.
— Друг мой, мне жить негде, и вообще, меня официально нет. Какие концерты, о чём ты?
— Может расскажешь, что с тобой случилось? Вдруг смогу помочь?
— В общем, как ты правильно догадался, я «отттуда». Багаж, документы, всё утеряно. А поскольку я давно не гражданин СССР, восстановить паспорт мне не смогут.
— Так может тебе обратиться в посольство твоей страны?
— Обратно мне тоже ходу нет. Я там как бы умер. Да и дела у меня здесь.
— Ты что, шпион? — подался вперёд Борька.
— Чей? — усмехнулся я.
— Ну… оттуда.
— Скорее, я там был шпионом. А теперь, так сказать, вернулся на родину. Только оказалось, что я тут никому не нужен. Вот и хочу отомстить тем, кто меня так круто подставил.
— Ого, — уважительно присвистнул Борис. — Как в кино.
— Только ты смотри, языком-то не трепи. Сугубо между нами.
— Я могила. У меня тут знаешь сколько людей бывает. Никого ни разу не сдал. Так что можешь положиться, я про тебя никому не скажу. Более того, помогу с документами.
— Излагай, — заинтересовался я.
— Есть один чувак. Он тебе за полтинник любую ксиву сделает.
Ай да Боря, ай да сукин сын! Не зря я его приметил. Чутьё-то моё работает.
— Точняк? — подался я вперёд.
— Железно. Только деньги нужны.
— Деньги будут, — авторитетно заявил я. — Когда мы сможем встретиться с твоим умельцем?
— Давай в обед сходим, тут недалеко. Надо свинарник выгрести сначала. Поможешь?
— Святое дело. Раз уж я тут у тебя обитаю. На обед, как понимаю, ничего нет.
— Вчера уничтожили все запасы. Ну ничего, деньги есть, у нас гастроном в доме на первом этаже, отоваримся.
И мы дружно взялись убирать следы квартирника. Под диваном я нашёл красные корочки музейного удостоверения на имя какой-то гражданки Беляевой Л. Г. А вот и мои деньги на восстановление паспорта и прочие радости жизни. Мозги заработали в бешеном темпе, план созрел моментально.
— Боря, у тебя одежда поприличнее есть? — кликнул я хозяина.
Мой внешний вид немного не соответствует задумке, надо посерьёзнее одеться.
— Выбирай, — щедро распахнул дверь гардеробной Борис.
И кто из нас буржуй? О, плащ. То, что надо. Не иначе, этот парень мне послан богом. Сейчас мы испытаем мой профессиональный навык. Проба сил и возможностей, так сказать.
— Боренька. А скажи мне, в каком магазине у вас хуже всего с ассортиментом, и очереди самые длинные?
— Ну и спросил. Да везде примерно одинаково. А тебе зачем?
— Да хочу наведаться.
— Так идём в наш гастроном.
— Нет, гастроном не годится. Нужно такое место, где ты не слишком часто бываешь.
— Зачем?
— Затем, что мы идём вместе. Я бы один сходил, но вдвоём солиднее. Надевай эту куртку. Папка у тебя есть?
— Какая?
— Любая кожаная. Чёрная или красная вообще супер. Ещё нужны очки. Любые, можно дедушкины. Головной убор. Нет, это не то. Вот эта кепка подойдёт.
Через пять минут мы выдвинулись на промысел. По пути я давал ценные указания, что делать, и главное, что не делать.
— Я там всякую пургу буду гнать, так ты не обращай внимания. Твоя задача — молчать с суровым видом и выражать решимость.
— Решимость на что?
— Неважно. Решимость сдать их всех в органы. Мы пришли обвинять и карать. Всё, на исходную позицию.
— Погоди. Что ты собрался делать?
— Мне нужны деньги, и они мне их дадут.
— Ты хочешь ограбить магазин⁈
— Примитивно мыслишь, Боря. Зачем мне их грабить, когда есть способ намного проще?
— Не понимаю.
— Сейчас поймёшь. Смотри и учись, студент.
Из дверей гастронома торчал хвост очереди. Люди беспокойно вытягивали шеи и спрашивали у каждого выходящего с сумками, что дают, и много ли осталось, есть ли шансы достоять?
— Как думаешь, что это?
— Очередь. На праздник что-то дефицитное выбросили в продажу.
— Верно. А знаешь, куда ходят отовариваться «свои».
— Нет, — помотал головой честный мальчик Боря.
Сейчас тебя дядя Сева просветит и покажет мастер-класс.
— А вот смотри, — кивнул я на чёрный ход.
В него как раз заходила весьма прилично одетая женщина. Мы выждали пять минут и двинулись следом.
— Гражданин, вы куда?
— Мы к заведующей.
— Вы от кого?
— От Сидора Петровича, — заявил я, оглядывая помещение.
Ящики, ящики, мешки, бочки. Бананы, апельсины, виноград. Красная рыба в холодильнике. Что-то мне подсказывает, что в торговом зале этого нет. В лучшем случае селёдка и треска.
— Что? Какого ещё Сидора…
Из дальней двери выплыла давешняя женщина, несущая солидную сумку, набитую свёртками.
— ОБХСС! Капитан Ненашев! — громко объявил я, демонстрируя красную корочку. — Всем оставаться на своих местах. Ничего руками не трогать.
Присутствующие дружно стали на несколько тонов зеленее от страха. У тётки выпала из рук сумка, что-то покатилось по полу.
— Вы, гражданка, сумочку-то поднимите и приготовьте к досмотру. Не порастерялось бы содержимое в суете. Свидетели всё равно покажут, что вас с ней видели. Кто заведующий магазином?
— Я, — схватившись за обширную грудь, отозвалась дородная женщина в коричневом костюме и белоснежном халате поверх него, вышедшая на незнакомый голос. В ушах заведующей висели мощные золотые серьги, на пальцах три не менее мощных перстня, и цепь на шее почти как у братков в девяностые.
— Фамилия, имя, отчество.
— Гриценко Марта Прохоровна.
— Марта Прохоровна, куда мы с вами можем пройти для дачи объяснений?
— Сюда! — с готовностью поцокотала она по коридору.
— Семён Семёныч, вы пока акт начинайте писать, пока мы с гражданкой оформляемся. А то долго провозимся, — подмигнул я Борьке, прежде чем последовать за хозяйкой.
Тот, до этого момента стоявший столбом, выхватил из-под мышки папку, вытащил из неё лист писчей бумаги и принялся что-то в нём чёркать. Молодец, на лету осваивается.
За дверью оказался стандартный кабинет, с рыжим лакированным столом, заваленным бумагами, шкафом, стеллажами и несколькими коробками, откуда торчали обёрнутые в шелестящий целлофан подарочные наборы. Один из них завмаг немедленно попыталась всучить мне.
Я ещё суровее сдвинул брови.
— Марта Прохоровна, вижу, вы готовы к сотрудничеству. Это хорошо.
— Простите, бес попутал! Давайте на первый раз без оформления, а? — полезла она в сейф.
— Любезная Марта Прохоровна, — сочувствующе улыбнулся я. — Как же вы это себе представляете? У меня по плану проверка вашего магазина.
— Господи! Да очень просто! — всплеснула она руками, доставая скромный почтовый конверт. — Вы придёте с проверкой, скажем, после праздников, а я в долгу не останусь.
А конвертик держит и отдавать как вроде и не собирается.
— Зачем мне ваши долги после праздников, сами-то подумайте.
— А прямо сейчас мы вам предложим скромный презент, — щедро махнула она рукой на ящики.
— А честь мундира? Что подумают ваши сотрудники, если я от вас выйду с таким презентом?
— Поверьте, мои сотрудники прекрасно понимают, что людям в мундирах тоже хочется вкусно кушать.
Я сурово осмотрел деликатесы под целлофаном.
— Ну ради праздника. Все мы люди. Я очень прошу, — вплотную приблизилась Марта Прохоровна и сунула в мой нагрудный карман сложенный вдвое конверт.
— Исключительно из-за вашей красоты и обаяния, — поправил я очки, чтобы не видеть с близкого расстояния мощное декольте, но его было слишком много, особенно в очках на плюс.
Заведующая выхватила откуда-то лист обёрточной бумаги и ловко завернула в него целлофановый набор.
— Всего хорошего, с наступающим Первомаем.
— И вам также самого наилучшего, — принял я свёрток.
Добрая, понимающая улыбка Марты Прохоровны сопровождала меня до самых дверей.
— Коллега, идёмте, — окликнул я Борьку, который пристроился на ящиках с консервированным мясом криля и что-то увлечённо строчил. — Здесь слишком много работы, сегодня всё не успеем. Мы вернёмся после праздников.
— Но я ещё…
— Идёмте, — с нажимом повторил я и шепнул ему на ухо: — Не переигрывай. Валим быстрее.
— Всего доброго, — раскланялись мы с работниками подпольного снабжения и перешли на бег, едва оказавшись на улице.
— Это что? — кивнул Боря на мой свёрток.
— Взятка, — коротко объяснил я.
— Кому?
— Нам с тобой.
— Но как?
— Харизма у меня, Боря. Женщины прохода не дают.
Дома я оставил Бориса рассматривать содержимое свёртка, а сам в ванной поинтересовался содержимым конверта. Двести рублей. Теперь можно и к спецу по документам. Потому что красные корочки могут вызвать приступ щедрости у нечистого на руку работника торговли. А в другой раз попадётся тёртая бабища, ещё более наглая, чем я, всё обсмотрит, обнюхает, на зубок попробует, и поминай как звали. А мне нужны качественно выполненные документы, халтуру я и сам смогу смастерить из детского набора цветной бумаги.
Борька сидел, обложившись шампанским, копчёной колбасой, кофе, консервными банками, свежими фруктами и компотом.
— Слушай, но это же мошенничество чистой воды, — сообщил он мне. — Или ты заплатил?
— Шутишь? Это они мне заплатили, — почистил я мандаринку и закинул в рот пару долек.
— Но это уголовное дело.
— Будто твои квартирники не уголовное дело.
— Это другое.
— Конечно. Разница в пару десятков лет срока. Мне, если такое случится, дадут максимум пару лет. А тебя упекут всерьёз и надолго. Но на меня никто никогда не пожалуется, даже если они поймут, что их нагрели, а мои корочки — удостоверение музейного сотрудника Беляевой Л. Г. Они, видишь ли, воры и взятки давать привыкли. И прекрасно знают, что что у самих рыльце в пушку. А на тебя, друг мой, запросто капнут, как ты ни шифруйся. Как ты ещё на свободе с такими толпами на своих квартирниках, удивительно.
— Оно того стоит, я делаю благое дело.
— Следователю это расскажешь.
— И расскажу.
— И не поможет. Точнее, усугубит. Ты пойми, переть против государственной машины — гиблое дело. Поверь, я пробовал.
— Ну вот, и ничего с тобой не случилось.
— Ну вот, и кто я теперь? Человек без паспорта.
— Так ты политический? Сбежал, что ли?
— Да нет, я, как и говорил, «оттуда». И капитализма хлебнул, поверь. Тоже мало хорошего. Но коль уж оказался здесь, жить буду по собственным правилам. Мне эта гниль — ворующие чиновники, продажные полицейские, «рука руку моет», вот где сидит. Искоренять буду. Сам. Вот это благое дело. А твои квартирники — неоправданный риск. Про западную музыку я тебе и так расскажу, поверь, я про неё побольше всех вас вместе взятых знаю. Гитару купим, играть тебе буду. Только не таскай сюда эти толпы, самому-то не надоело авгиевы конюшни разгребать каждый раз после них? И сдадут тебя, рано или поздно. Ты им благое дело, а тебе в ответ чёрная неблагодарность, так и будет. А я тебя никогда не сдам и не продам.
Хочешь со мной?